Принцип добросовестности в гражданском праве России

Таким образом, несмотря на отсутствие легального определения  понятия «добросовестность», ясно, что данная категория характеризует  субъективную сторону поведения  участников гражданского оборота, на что  указывает использование в нормах, учитывающих добросовестное поведение  лица, словосочетания «не знал и  не должен был знать». Незнание или  извинительное заблуждение, как  называл добрую совесть Л.И. Петражицкий, отражает субъективное восприятие окружающей действительности, определенных фактов и обстоятельств на основе наличия или отсутствия информации о них. С этой позиции добросовестность не тождественна противоправности, в которой выражается отношение действия или бездействия субъекта к действующим нормативно - правовым предписаниям и запретам и которая носит объективный характер. Поэтому следует согласиться с В.И. Емельяновым, что в ряде законов необоснованно используется термин «добросовестность» в тех случаях, когда речь идет о противоправности, например, в ФЗ «О рынке ценных бумаг».

Учет психического отношения  лица к объективной действительности, как справедливо отмечает В.И. Емельянов, позволяет выделить в составе  недобросовестности интеллектуальный (осознание своих действий и предвидение  вероятного вреда от них) и волевой (желание или нежелание наступления  вреда) компоненты. Такая структура  недобросовестности тождественна структуре  категории «вины», что могло бы свидетельствовать о полном совпадении понятий «недобросовестность» и  «вина». Тем не менее вина в гражданском праве имеет значение для привлечения лица к ответственности - договорной или деликтной, - тогда как недобросовестность влечет необходимость принять на себя неблагоприятные последствия совершенного действия, не являющиеся мерами ответственности. Например, возвратить имущество гражданина, объявленного умершим, полученное недобросовестным лицом по возмездной сделке (п. 2 ст. 46 ГК). Вследствие этого целесообразным представляется предложенное В.И. Емельяновым соотношение исследуемых категорий: «недобросовестность» как более широкое по объему понятие включает в себя «виновность» - недобросовестное поведение, влекущее гражданско-правовую ответственность, а также «недобросовестность» в узком смысле, вызывающую иные неблагоприятные последствия.

Следовательно, при определении  поведения сторон регулятивных правоотношений в их ненарушенном состоянии (как  вещных, так и обязательственных) - приобретателя имущества, его собственника, должника или кредитора по обязательству - решающее значение имеет категория  добросовестности. В случае же нарушения  права или охраняемого законом  интереса, наряду с понятием недобросовестности, может использоваться понятие виновности, если совершенное деяние является гражданским  правонарушением.

Таким образом, подводя итог всему вышеизложенному, можно сделать  вывод: добросовестность в российском гражданском праве - это понятие, характеризующее субъективную сторону  поведения участников гражданских  правоотношений, наличие которой  в предусмотренных законом случаях  позволяет субъекту беспрепятственно осуществлять свои права и требовать исполнения обязанностей, а ее отсутствие (недобросовестность) влечет неблагоприятные материально - правовые последствия, в том числе и применение мер ответственности к недобросовестному лицу - правонарушителю.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Добросовестность как принцип гражданского права

Принцип добросовестности является одним из ключевых понятий классического  права, на основании которого возникли многие институты и императивные положения современного цивильного права. Однако ни один из кодексов, как  европейских стран, так и России, не дает понятия принципа добросовестности (bona fides), как и не раскрывает его полного содержания.

Ульпиан «...связал «fides» в смысле хранения слова с «natural equity» (естественной справедливостью). Все обязательства, являющиеся результатом соглашения под ius gentium, были естественными обязательствами в отличие от гражданских обязательств и возникали, когда не могли быть прописаны в контракте, но имели определенные юридические последствия. «Нет ничего большего в соответствии с добросовестностью, чем сделать то, что было согласовано договаривающимися сторонами. Если что-то не было согласовано, то нужно выполнить то, что естественно включено согласно решению суда». Данное положение, к примеру, относится к подразумеваемым срокам в контрактах, которые канонисты связывали с естественным и международным правом. По мнению Одофредуса, «эти обязательства принадлежали контракту естественно, потому что они были предоставлены естественными причинами ius gentium». В период позднего Средневековья юристом Балдусом де Убалдисом была сформирована начальная концепция добросовестности, состоявшая из нескольких видов. По его мнению, судья мог принять во внимание добросовестность в договорах в двух целях: выяснить, связаны ли стороны положениями контракта, и узнать, в чем состоят обязательства сторон и были ли они выполнены. В последней цели добросовестность имеет два значения: отсутствие обмана и свидетельство того, что стороны действуют согласно естественной справедливости и нормам закона. Внимание должно быть обращено на естественную справедливость, когда возникает сомнение относительно положений, не выраженных в законе, а на нормы права - когда они находят там свое действительное выражение.

Однако средневековые  юристы и судьи оставались долгое время под влиянием римского права, формируя и применяя положения о  добросовестности в зависимости  от конкретного спора из ненадлежащего  исполнения условий контракта, где  добросовестность означала: держать  слово, избегать обмана и хитрости, уважать обязательства. Между тем  ими были сформированы и те положения, которые создали основу содержания современного принципа добросовестности. Во-первых, добросовестность относится  к требованиям естественного  права. Во-вторых, принцип добросовестности относится к нормам международного права. В-третьих, каркасом добросовестности выступает правило: никто не должен быть обогащен за чей-либо счет.

Впервые выведенная в Средневековье  концепция принципа добросовестности была письменно закреплена в ст. 1135 Французского гражданского кодекса 1804 г.: «Соглашения обязывают не только в том, что выражено, но еще более  в тех последствиях, что справедливость, исполнение или закон влекут в  обязательстве согласно своей природе». В основу данной нормы легло изречение  французского ученого Д. Домата: «Человек, который вступает в соглашение данного типа, связан не только тем, что выражено, но также и всем, что требуется самой природой соглашения и ко всем последствиям, которые влекут за собой справедливость, закон и исполнение обязательства каждой из сторон. Согласно различиям в их потребностях, стороны могут изменить условия договора, как им будет выгодно. Но они не могут так поступить, если тем нарушат нормы закона, добрых нравов и справедливости». Само действие принципа добросовестности (bonne foi) характеризовалось реформаторским духом того времени. Гражданский кодекс был создан на основе естественно-правовой доктрины ценностей, формального равенства, свободы индивидов в осуществлении своих прав: права на собственность, свободу договора и т.д.

По примеру ФГК нормы  о соблюдении принципа добросовестности были включены во все основные своды  гражданского права Европы, однако понятия самого принципа отличались своей национальной особенностью. В  торговой практике Германии содержание принципа добросовестности было закреплено первоначально в положении «Hand muss Hand wahren» (рука должна предостерегать руку). По смыслу данного правила добросовестный приобретатель получал больше прав, чем их имело лицо, передавшее движимую вещь, и имеет место случай, когда она ушла из рук собственника не против его воли. Так, если собственник передал вещь на хранение или в пользование другому лицу, а тот ее присвоил и передал третьему, то последний становится добросовестным приобретателем и ее собственником.

Впоследствии нормы о  добросовестности в ГГУ закрепились  в следующих понятиях: «gute Sitten» (добрые нравы) и «Treu und Glauben» (вера и доверие). Так, согласно § 138 I ГГУ сделка, нарушающая добрые нравы, признается ничтожной. Под нарушением добрых нравов понималось любое противоречие минимальным требованиям социальной морали, а также нарушение основополагающих правовых принципов. Данный запрет носил характер контроля за содержанием сделок. Другим § 242 ГГУ требовало, чтобы исполнение было произведено по доброй совести (Treu und Glauben), т.е. запрещалось вступать в противоречие с доброй совестью по отношению к существующему обязательственному отношению. Следует отметить, что и данная норма с течением времени изменила объем применения. Так, первоначально § 242 регулировал порядок исполнения задолженного кредитору в уже существующем обязательственном отношении. В дальнейшем «...эта норма стала служить обоснованию обязанностей из обязательственного отношения в широком смысле по соблюдению должной заботливости, требуемых для обеспечения и дополнения обязанностей по производству исполнения». Таким образом, ограничены были не только права кредитора, правило о доброй совести распространилось, в частности, и на сферы вещного, публичного и процессуального права.

Если гражданские кодексы  большинства европейских государств используют в основном концепцию  о доброй совести, то новый Гражданский  кодекс Нидерландов 1992 г. заменил ее концепцией «разумности» и «справедливости». Так, согласно ст. 2 абз. 1 Книги 6 обе стороны обязательства должны действовать, соблюдая требования разумности и справедливости в отношении друг друга. Правило, связывающее стороны в силу закона, обыкновения или юридического акта, не применяются, если при данных обстоятельствах это неприемлемо в соответствии со стандартами разумности и справедливости (ст. 2 абз. 2 Книги 6 ГК). Таким образом, требования «разумности» и «справедливости» могут определить содержание взаимоотношения сторон в обязательстве и вправе выполнять отменяющую функцию. Кроме того, на практике положения «разумности» и «справедливости» могут являться и дополнительным источником контрактных обязательств, когда лакуна в контракте не может быть заполнена путем применения правил, вытекающих из обыкновения или закона. В этом случае именно суд будет являться тем органом, который и определит наличие данной дополнительной функции принципов.

В англосаксонском праве  общая теория о добросовестности закреплялась на основе старинного торгового  права и судебных прецедентов  торговых судов. В настоящее время  применение принципа добросовестности - good faith - в английском договорном праве весьма сужено, поскольку суды зачастую не рассматривают добросовестность как обязанность сторон по договору. Примером тому может служить дело Walford v. Miles, где лорд Акнер указал, что «обязанность добросовестности при проведении переговоров по заключению договора является по самой своей природе несовместимой с противоположными позициями оппонентов, ведущих переговоры». Позиция суда по данному делу о том, что «добросовестность сторон на практике неосуществима», отражает тенденцию отказа английских судов от признания общей обязанности добросовестности сторон при заключении и исполнении большинства видов коммерческих договоров. Однако помимо прецедентного права существуют специальные нормы, указывающие на применение принципа добросовестности. Так, согласно п. 2 ст. 26 Закона 1977 г. «О недобросовестных условиях договора» не подчиняются требованию разумности и добросовестности требования, исключающие или ограничивающие ответственность посредством ссылки на какое-либо условие договора о международной поставке. Кроме доктрины good faith в английском статутном и общем праве закрепилось правило «uberrimae fide» (лат.) или «utmost good faith» (англ.), обозначающее соблюдение принципа наивысшего доверия, высшей добросовестности при заключении и исполнении требований договора и применяемое в основном в договорах страхования.

Данная позиция законодателя об отрицании общих принципов  права подтверждалась доктриной  советского гражданского права. Так, согласно мнению В.П. Грибанова, «...возможность  создания таких каучуковых, неопределенных правил», а к ним именно и относятся  понятия «добрая совесть», «добрые  нравы», «справедливость», «...позволяют  значительно расширить рамки  «свободного» судейского усмотрения и  тем самым в необходимых случаях  выйти за формальные рамки законности». Принятие в 1991 г. Основ гражданского законодательства Союза ССР и  республик реанимировало требование добросовестности как одного из условий, с которыми связывается осуществление  и защита прав участников гражданского оборота. В действующем ГК РФ помимо вышеуказанного положения, закрепленного  в п. 3 ст. 10, существует и норма  п. 2 ст. 6, согласно которой при устранении пробелов в праве предполагается применение требований добросовестности, разумности и справедливости. Кроме  того, принцип добросовестности применяется  и в тех случаях, когда он четко  не прописан в норме закона, но из правоотношения следует необходимость  его применения (ст. 157, 173 - 174, 404 ГК РФ).

Таким образом, понятие принципа добросовестности, основанное на общем  обычае, перейдя в нормы национального  права, изменялось в зависимости  от менталитета, культуры и нравов нации. Однако, несмотря на то, что каждая правовая система государства - члена ЕС имеет  свои особенности в содержании и  применении принципа добросовестности в договорном праве, он выполняет  в них свою главную функцию - обеспечивает надлежащее соблюдение прав и выполнение обязанностей контрагентов и третьих  лиц. В связи с этим термины  «добросовестность», «Treu und Glauben», «bonne foi», «good faith», «redelijkheid en billijkheid» служат для обозначения одного правового явления - принципа добросовестности. Между тем такие понятия, как «good faith» и «good faith and faith dealing» (добросовестно и честно), становятся едиными понятиями для обозначения современной доктрины принципа добросовестности (данные формулировки включены в тексты Принципов УНИДРУА и Европейского договорного права).

Как мы видим, принцип добросовестности занимает на современном этапе одно из главных мест в системе регулирования  гражданско-правовых отношений большинства  стран, однако при этом не получил  до сих пор своего четкого определения  в законодательстве. Нет и однозначной  доктринальной позиции по данному  вопросу. Так, некоторые ученые сознательно  отказывались от уяснения и определения  понятия добросовестности. К примеру, Венд в работе «Добросовестность  в праве долговых отношений» не задается целью дать точное определение понятия, поскольку bona fides несет в себе много неопределимого, много такого, что больше чувствуется и угадывается, чем поддается логическому расчленению. По мнению же Эртмана, «что следует понимать под Treue ung Glauben в действующем праве, легче оценить чувством, чем охватить рассудком и сформулировать как определенное понятие». Аналогичного мнения придерживались Энеккерус, Тур, Планьоль.