Проблема справедливости в этике

С мотивационной и нормативной  точек зрения, талион был довольно простым правилом. Однако как видно  из его формулировок, он устанавливал суровые ограничения на акции  мести. Появление талиона было одним  из знаков перехода от дикости к  варварству.

 

Правда, еще долго, уже  в эпоху цивилизации такие  ограничения и любые ограничения  на своенравие могли восприниматься как... нарушение справедливости как  «природной справедливости». Одно из свидетельств такого рода находим в диалоге  Платона «Горгий», в котором софист Калликл прямо противопоставляет  природу человека закону и на этом основании утверждает, что настоящему человеку все дозволено. Сократ так  резюмирует Калликлово понимание природной  справедливости: «Это когда сильный  грабит имущество слабого, лучший властвует  над худшим и могущественный стоит  выше немощного». Сократ в полемике с софистом защищает закон (закон государства), но при этом, не проговаривая этого, исходит из другого, нежели талион, принципа равенства — золотого правила.

Сколь бы скрупулезной ни была регламентация воздаяния в талионе, призванная обеспечить равенство, действительное равенство, восстанавливающее нарушенное положение вещей, невозможно, Однако невозможно при условии, что принимается  во внимание не только внешнее распределение  благ, но внутреннее переживание возникающих  и изменяющихся отношений. Согласно талиону, если убит отец, то сын должен убить убийцу, или отца убийцы, или, в случае отсутствия отца, родственника убийцы, близкого по статусу отцу, или... и т.д. Но восстанавливается ли в  отмщении, пусть даже произведенном  по строгим правилам, справедливость? Ведь зло, заключенное в убийстве, не исчерпывается гибелью отца, оно — ив глубоком страдании сына, и в самой злой воле убийцы. Возмездным убийством всего лишь совершается отмщение. Но очевидно, что справедливость в полной мере не восстанавливается, так как им не может быть ослаблено страдание сына из-за смерти отца, не может быть подавлена сама злая воля. Воля может измениться лишь в свободном решении, т.е. самоизмениться. Возмездное убийство убийцы делает невозможным исправление злой воли. Однако такая логика относительно равенства и справедливости основывается на ином типе морального мышления, в котором требование «Не отвечай злом на зло», если и не является приоритетным, то по крайней мере имеет положительный ценностный смысл и значимо как требование, в котором не род или клан, а личность выступает нравственным субъектом.

На место талиона приходит новая этика, точнее, право и нравственность. Категорическое «Не судите, да не судимы будете», по всей видимости, поначалу означало именно запрет на индивидуальную месть: не следовать кровной мести и не навлекать на себя ответной мести. Однако и в рамках развитого морального мышления «Не судите» указывает на то, что не только в цивилизованном суде, но и оценочных суждениях можно проследить элементы мести. Древнее правило талиона не преодолевается полностью золотым правилом нравственности и заповедью любви. Оно преодолевается как основное правило, но сохраняется как одно из правил взаимоотношений между людьми — на уровне стереотипа, предрассудка, отклонения, здравого смысла.

Главное же, что с развитием  нравственно-правового сознания справедливость перестает сводиться исключительно  к равенству, тем более к равенству  механически-ответного воспроизведения  результатов всяких, даже неосторожных действий.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Два принципа справедливости Дж. Ролза

 

Связь справедливости и равенства  существенно уточняется Дж. Ролзом, который рассматривает справедливость как принцип социальной организации. Он включает понятие равенства в  определение справедливости. Но в  это определение включено также  понятие неравенства. Справедливость выступает, таким образом, мерой  равенства и мерой неравенства  между людьми. Люди, безусловно, должны быть равны в правах, и это равенство  должно быть закреплено законом. Они  должны быть равны при распределении  социальных ценностей. Однако справедливым будет и неравенство, когда это  такое неравное распределение, которое  дает преимущество каждому.

Соответственно определение  справедливости, которое дает Ролз, распадается на два принципа:

1) Каждый человек должен обладать равным правом в отношении наиболее обширной системы равных основных свобод, совместимой с подобными свободами для всех остальных людей.

2) Социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, чтобы от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех и доступ к положениям и должностям был открыт всем.

Очевидно, что равенство  не всегда и не для всех выступает  приоритетом и является предпочтительным. Так, равенство в социально-экономической  сфере, если оно достигается ценой  ограничения экономической активности и принудительно низким уровнем  жизни большинства граждан, не может  считаться благом.

Наоборот, неравенство в  богатстве может быть основой  компенсирующих преимуществ для  каждого человека (например, благодаря  высокому прогрессивному налогу, которым  облагается богатство), и тогда оно, конечно, справедливо. Уже долгое время этот принцип в большей или меньшей степени является основой системы социальной справедливости большинства стран со смешанной экономикой (Канады, Нидерландов, Норвегии, Швеции и др.). В каком-то отношении такое положение вещей близко принципу справедливости, который был признан марксистами по отношению к идеальному коммунистическому обществу: «От каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Ведь этим принципом справедливости также предполагалось, что люди получают неравное количество благ, но принцип получения этих благ равно применяется к каждому: «по потребности». Отличие

заключается в том, что  первая часть формулы как бы гласит: «От каждого (налогов!) сообразно  доходам»; а вторая — «Каждому неимущему столько, сколько общество может себе позволить распределить для обеспечения социального минимума благосостояния» .

Однако при тех же условиях такое неравенство будет несправедливым по отношению к богатым налогоплательщикам, если высокий уровень компенсирующих преимуществ не будет мотивировать социально-экономическую или хозяйственную  активность тех, кто получает эти преимущества.

Итак, соотношение равенства  и справедливости должно быть уточнено: справедливо равенство в распределении прав и обязанностей и, соответственно, доступности справедливости всем людям; справедливо конструктивное неравенство — в распределении благ.

Справедливость  во взаимоотношениях между людьми

 

В чем состоит справедливость как принцип индивидуального  поведения, т.е. как собственно нравственный принцип? Хотя идея справедливости ассоциируется  в первую очередь с законом  и, соответственно, с образом суровости (ср. выражение «Строг, но справедлив»), как нравственная идея она в первую очередь устанавливает предел индивидуальному  произволу. Как требование и обязанность  справедливость — отрицательна. Она противодействует эгоистическим мотивам и удерживает человека от причинения другому вреда, страдания.

Справедливость требует  уважать права другого человека и, значит, не посягать на чужую личность и ее собственность. Что такое  посягательство на собственность, не требует  специальных разъяснений. Следует  отметить, что посягательства на собственность  заключаются не только в ее краже  или разрушении, но и в присвоении или удерживании найденной вещи, а также во временном пользовании  собственностью другого без специального разрешения или сверх полученного  разрешения. Специфическими по характеру  посягательствами на собственность  являются нарушения авторского права, которые могут и не наносить прямого  материального ущерба его обладателю и оттого не восприниматься как несправедливость и нарушение прав личности. Посягательство на личность заключаются в нанесении ей как физического вреда, так и нравственного огорчения и обиды — досадой ли, беспокойством, подозрением, оскорблением или клеветой. К этому же следует отнести перекладывание на других с помощью насилия или хитрости собственных забот и обязанностей.

Особым видом нарушения  обязанностей является измена, которая  в философско-правовой мысли получила название двойной несправедливости и которая имеет место в случаях, когда некто, вступая в соглашение и принимая на себя соответствующие обязательства, не просто нарушает их, но еще и использует обусловленное соглашением и даваемым им правами особое свое положение и наносит партнеру ущерб именно в том, в чем он должен был его оберегать.

 

А. Шопенгауэр в качестве примеров двойной несправедливости приводит случаи, когда «нанятый телохранителем или провожатый становится убийцей, доверенный страж — вором, когда опекун присваивает себе собственность опекаемых, адвокат играет на руку противной стороне, судья идет на подкуп, спрошенный о совете умышленно рекомендует обратившемуся к нему что-нибудь пагубное» и т.д.

 

Принцип справедливости конкретизируется в следующих требованиях: «Не обижай», «Не вреди», «Не нарушай чужих прав», что в положительной форме можно выразить как требование уважения, которое в одном из развернутых вариантов звучит так:

Конкретные этикетные  правила и этикет в целом культурно  и исторически подвижны. Основные принципы этикета, выработанные в так  называемый «галантный» XVII в., просуществовали довольно долго, и изменения в них выражались главным образом в их демократизации. Но в конце XX в. многие традиционные правила этикета стали существенно меняться, можно говорить о складывании новой этики этикета, в основе которой изменившиеся представления о достоинстве личности и равноправии женщины и мужчины. Наиболее ярким примером такого рода являются ограничения и регулятивы, касающиеся того, что получило название «сексуального домогательства» (как на русский язык переводят английское выражение sexual harassment), под которым понимаются не только открыто высказываемые неуместные предложения сексуального характера, но прямо или исподтишка оказываемые знаки внимания. В США, где эта проблема была осмыслена и поднята в середине восьмидесятых годов, прошли уже десятки судебных разбирательств по иску женщин к своим коллегам-мужчинам, как правило, начальникам, использовавшим служебное положение в неблаговидных целях. Большинство из этих исков были удовлетворены. (Известен один случай иска мужчины к женщине-начальнице.)

Традиционные нормы этикета  в значительной части касаются отношений  женщин и мужчин и трактуют их как  отношения слабого и сильного пола. На волне феминизма (т.е. активной борьбы женщин за свои права и изменение всего строя цивилизации, в основе которой лежат патриархальные стереотипы) правила галантности и обходительности решительно замещаются — причем не только в сферах делового и формального общения — правилами, гарантирующими безусловное равноправие женщин и мужчин и недопущение таких жестов и действий, которые еще недавно считались проявлением легкой куртуазности и галантности, а сегодня воспринимаются женщинами как выражение неравноправия.

 

Итак, главное, что требуется  принципом справедливости, это — уважение прав и достоинства людей. Это можно выразить и по-другому: справедливость заключается в исполнении человеком своих обязанностей, имея в виду, что обязанность — это форма долженствования, которой человеку вменяются действия, гарантирующие права людей.

Обязанности могут быть трех видов:

 а) основанными на обязательствах, принимаемых частными или юридическими  лицами при заключении договора;

 б) обусловленными конституцией, декларирующей гражданские права,  и соответствующими законами, их  закрепляющими;

 в) обусловленными всеобщими  нравственными представлениями  о человеческом достоинстве и  праве личности на уважение.

Обязанности и права существуют в единстве. Это означает, во-первых, что обладающий правами, обладает и  обязанностями. Всякая обязанность  дает соответствующее право; обязанность  таким образом как бы мотивируется правом. Таков действительно правовой, демократически-либеральный смысл  тезиса о единстве прав и обязанностей человека.

Из несомненно верного  положения, что субъект прав является одновременно и субъектом обязанностей (и наоборот), может делаться неправильный вывод о том, что права человека определяются его обязанностями — вывод, который был ключевым в советской идеологии и социально-правовой практике. Как, по-видимому, и в любом другом тоталитарном государстве, обязанности и права советских граждан были определены в отношении к государству. Кто исполнял более широкие обязанности (в государстве) или, точнее, чье положение в государственной иерархии было таковым, что им предполагался широкий круг обязанностей, тот обладал и более широкими правами (на получение от государства социальных ценностей). Находившиеся внизу государственной иерархии (не имевшие возможности как-либо функционировать в интересах государства), обладали минимальными правами, а по сути дела, были бесправными. Соответственно, наиболее бесправными были инвалиды и умалишенные (постоянно находившиеся в лечебных учреждениях) и заключенные (в следственных и пенитенциарных учреждениях). В 20—50-е гг., когда советское государство было к тому же репрессивным, их дополняла значительная категория граждан, «пониженных в правах», т.е. «полуграждан».

 

Требование недопущения несправедливости, непосредственно воспринимаемое и  трактуемое как запрет на несправедливость в отношении других, имеет и  другой, существенно важный в этическом  плане аспект: не допускать совершения несправедливости в отношении других так же, как в отношении себя.

 

«Никакое участие к  другому, никакое сострадание по отношению к нему не может налагать на меня обязательства терпеть от него обиды, т.е. подвергаться несправедливости», — указывал Шопенгауэр, добавляя к этому, что активное сопротивление индивида, необходимое для защиты его прав и достоинства и соразмерное чужим посягательствам, не должно рассматриваться как несправедливость в отношении посягателя¹.