Внешняя торговля древних государств

Посмотрим, какие же главные  вопросы регулировал русско-немецко-готско-латинский договор. Прежде всего, это — договор о взаимном праве свободной торговли, вообще говоря, подлежащий подтвеждению при каждой смене правителей. Но здесь они лишь формально олицетворяют верховную власть договаривающихся сторон, она отнесена обобщенно к «князю новгороцкъму Новегороде или немецкъму в Немчьх» (ст. 1), хотя понятно, что ни калейдоскопические смены новгородских князей не влекли перезаключений договоров, ни смерть Фридриха I не вызывала необходимости подобного же действия для Готланда или Швеции.

Очень существенно типичное для феодальной раздробленности упоминание договора о том, что другие центры Руси не подлежат его юрисдикции: «Оже тяжа родить в ыное земли в рускых городех, то у тех свое тяже прашати, искати Новугороду не надобе, а тяжа на городы, а немчин свободь и новгородци» (ст. 11). Ясно, следовательно, что купцы городов Северной и Западной Европы торговали и в других городах Руси. Наконец, наш документ (как и русско-византийские договоры) содержит ранние иммунитетные нормы посольского права, обеспечивающие личную безопасность послов, купцов, заложников, купеческих священников от убийства, побоев, ареста, долговой тюрьмы и, в меньшей мере, безопасность имущественную. Имеется и статья о правах лоцманов (кормеников). Нелишне заметить, что этот договор, как и другие нам известные, не включает всех норм, которыми руководствовались стороны: обычно каждый новый договор подчеркивал то, что считалось актуальным на данный момент, а нормы прежних договоров входили в понятие «старый мир» и сохраняли свою силу, если специально не оговаривалась отмена той или иной из статей.

Чтобы составить себе некоторое  представление о жизни купеческих подворий, используем интересный материал, собранный П. Иохансеном относительно церкви новгородской ганзейской конторы. Он привлек (правда, недостаточно оговорив хронологию анализируемых источников) для этой цели шраги. Немецкая церковь св. Петра в Новгороде — это типичная ecclesia mercatorum. Купцы могли складывать в ней свои товары, но предписывалось, чтобы медь, свинец и обычно завернутые в солому куски воска помещались у внутренней стены храма, тогда как бочки с разным добром, мешки с меховыми изделиями, холщевые и суконные штуки должны были стоять у столбов, т. е. во внутренней стороне крытого хода, окружавшего церковь. Купцы и их сотоварищи были обязаны каждую субботу пересчитывать бочки, тюки и мешки, приводить их в порядок и снабжать своим торговым клеймом. Другие части церкви должны были быть свободны, прежде всего церковная лестница и вход. Даже у алтаря можно было класть товар, правда, лишь бочки с вином. Шрагами же предписывалось винные бочки на алтарь не ставить, чтобы не пролились и не загрязнили его. Когда священник начинал службу, то никто из присутствующих не должен был выбегать, всем следовало оставаться до конца мессы. Также во время службы запрещалось трогать товары, передвигать их или другим образом шуметь — это чувствительно наказывалось. [97]

Церковь той поры — это  прибежище в случае пожара, ибо  большинство других построек немецкого  двора, кроме немногих кладовых и  погребов, было из дерева.¹³⁴⁾ Кроме того, в церкви хранили ларь св. Петра — сундук с привилегиями и пергаментными документами, со шрагами, деньгами и церковными драгоценностями. Даже «Punder» — фунтовые весы с клятвенно выверенными гирями на ночь приносились в церковь. Существовала продуманная система охраны, когда всю ночь кто-то из купцов спал внутри церкви, а сторожа стерегли ее снаружи. Видимо, с началом торговой блокады Руси отношения утратили былую непосредственность и действовало указание, что «ни один русский не должен был вступать в церковь, даже на первую ступеньку ее лестницы», — оберегалась коммерческая тайна.

На содержание церкви шли 0,25% рыночной стоимости товаров наиболее выгодной категории — зимних купцов, летние платили меньше; шли и другие отчисления. Из немецко-русских договоров  знаем, что церковь имела свое кладбище, право на рубку дров и  свои луга на Ладоге для купеческих лошадей. Попы приезжали с купцами  и зимой и летом. Они получали твердый оклад из ларя св. Петра  и материю на одеяние. Дополнительный доход шел им от письмоводства  для частных нужд купцов; официальное  же письмоводство было обязанностью священника. Он имел особое жилье, где  стояли также весы для серебра. Им возвещалось начало собрания купцов (Steven), при случае он принимал церковные ключи и вместе со старейшими передавал их перед отъездом всех немецких купцов высшим представителям русской иерархии Новгорода, а именно один — архиепископу, а другой — игумену Юрьевского монастыря. Здесь их могла получить новая партия купцов.

Сравнительно-исторически П. Иохансен установил, что подобный же порядок был и в готландском дворе церкви св. Олафа в Новгороде. А этот двор был, вероятно, древнее немецкого. «Житие св. Олафа» позволяет думать, что церковь существовала в XII в.¹³⁵⁾ Сохранилась и руническая надпись, упоминающая улицу Олафа в Холмгарде.¹³⁶⁾

Едва ли порядки в русских  подворьях и церквах в Константинополе, Сигтуне, Висби, Любеке, Ревеле существенно отличались от только что описанного. Источники более поздней поры вполне подкрепляют этот вывод.

О торговле Руси с другими  странами «латинского языка» письменные источники сообщают немного.

Русские меха, несомненно, достигали  Франции: и в «Песне о Роланде» и в «Антиохии» (XII—XIII вв.), в стихах Гильома де Пуатье (1071—1127), во многих произведениях Кретьена де Труа (XII в.) называются признаваемые в исторической литературе несомненно русскими собольи меха (sebelin, sabelin, sable) и одежда из них. Вильям Ньюбургский (1136 — ок. 1198) сообщает, что французский король Филипп II и английский Ричард I во время Третьего крестового похода запретили носить собольи и беличьи меха.¹³⁷⁾ Литературные источники говорят и о тканях, доставляемых из Руси.¹³⁸⁾ Дорогие плащи, шелка, русское золото и серебро упоминают французские «Песни о деяниях»; славились во Франции и русские доспехи, а также боевые кони, а выражение «итти [98] в Русь» издревле превратилось во французскую поговорку, означавшую гибельный поход.¹³⁹⁾

С другой стороны, на Руси сделаны  находки изделий лиможской работы: в Суздале — дарохранительница местного собора; во Вщиже — подсвечник — XII—XIII вв.; в Новгороде — оклады, по преданию привезенные Антонием Римлянином; в Ростове — костяная статуэтка, имеющая сходство со скульптурой собора в Шартре.¹⁴⁰⁾

Известна была Русь и Англии. Не случайно в одной из версий о Бове-королевиче (начало XIII в.), описывающей оживленную торговлю английского порта Саутгемптона, упоминаются грузы из Руси: «купцы прибывают из Апулии и Руси, привозящие их великий товар».¹⁴¹⁾ И ирландские купцы достигали Руси, судя по существованию их храма св. Марии в Киеве.¹⁴²⁾ В английской описи долгов фигурирует (под 1180—1182 гг.) рабби Исаак из Руси. В английских источниках есть документ о русской торговле XI в.¹⁴³⁾ Герваз, канцлер Оттона IV (XIII в.) родом из Тильбури на Темзе, живший на континенте, говорил о возможности плавания из Британии на Русь через Балтику.¹⁴⁴⁾ На средневековых английских картах Русь помещена к северу от дельты Дуная, на его левобережье.¹⁴⁵⁾ Фламандская торговля сукном, видимо, все же достигала Новгорода,¹⁴⁶⁾ наряду с английскими купцами уже в XI в., зачастую под названием фризских, плавали на Русь и нидерландские купцы.¹⁴⁷⁾

Яркий свет на эту мозаичную  картину проливают материалы  нумизматики, недавно обработанные В. М. Потиным. На Руси при отсутствии серебряных рудников «первостепенное значение имела иноземная монета — восточные дирхемы (до 20-х годов XI в.),¹⁴⁸⁾ западноевропейские денарии, византийские милиарисии».¹⁴⁹⁾ Напрашивается вывод, что смена в XI в. потока восточных дирхемов в нашу страну потоком западных денариев, как бы мы ни оценивали ее причины, позволяет говорить о возрастающих экономических связях Руси с другими странами Европы. Это, понятно надо сопоставить с развитием городского ремесла и расширением экспортных возможностей страны.

На массовом материале  В. М. Потин установил, что денарии шли на Русь с середины X до начала XII в., что область распространения и поглощения наибольшей массы и арабских монет и денариев почти полностью совпадает. Это — Польша, Швеция (с о. Готланд), Русь и Восточная Прибалтика. Основными экспортерами сюда серебра в X—XI вв. были Германия (74% всех найденных вне ее пределов монет) и Англия (соответственно 22%).¹⁵⁰⁾ Монетное серебро экспортировали страны, его добывавшие, а ввозили другие страны по внутриэкономической потребности. [99]

В Руси из 199 находок западноевропейских монет (из них 57 — в кладах) наибольшее число падает на земли Новгородскую (с вассальными землями), Полоцкую (тоже с вассальными землями), Смоленскую, Ростово-Суздальскую, Рязанскую, меньше — на Галицкую, Переяславскую, Черниговскую. В целом денарий был известен в Верхней Руси лучше, чем в нижней.¹⁵¹⁾

Причину этого автор видит  в локализации серебряных рудников в Северной Германии. Замечу, что  так как Нижняя Русь торговалa не менее интенсивно, чем Верхняя, понятна заинтересованность ее князей в получении серебряных печерских и других даней — несомненно бывших нарастающим источником благородных металлов на Руси.¹⁵²⁾

Находки денариев позволяют  говорить о связях Руси X—XI вв. даже с Прирейнским районом — Нижней Лотарингией, Верхней Лотарингией и Фризией. Но наиболее распространены у нас были кельнские монеты (936—1036). Минуя Скандинавию, шли на Русь монеты Саксонии, Восточной Фрисландии; есть и монеты из Баварии (Регенсбург Аугсбург), Франконии (Майнц, Вормс и др.), Швабии (Базель) и др. Находятся и денарии императора Генриха V и др.¹⁵³⁾ Среди денариев видим и венгерские — Иштвана I (1000—1038), Кальмана (1095—1114), Иштвана II (1115—1131), и чешские — Яромира (1003—1004—1012), Олдржиха (1012—1034), и датские — Кнута Св. (1080—1086), и английские (до 1066).

Торговые связи Руси со Скандинавией отражены нумизматикой главным  образом до второй четверти XII в.;¹⁵⁴⁾ арабские монеты, шедшие через Русь в другие страны Европы, занесены в Норвегию, Швецию и Готланд. Сравнительно большой процент норвежских и шведских денариев при относительно слабом развитии монетного дела в Скандинавии,¹⁵⁵⁾ поступал скандинавским торговым путем в потоке европейских денариев.

Но этот скандинавский  приток не идет ни в какое сравнение  с балто-славянским, который был  несравнимо сильнее. Из балтийского Поморья денарии шли на Русь, перемещаясь с рынка на рынок, часть из них попадала из Чехии по водному пути Западный Буг—Припять.¹⁵⁶⁾

В. М. Потин полагает, что эти монетные клады — прямые следы деятельности не иноземных купцов, а главным образом местных, они — памятники современного денежного обращения, поэтому подавляющее большинство кладов и обнаружено на территории или вблизи поселений. Это клады, зарытые богатыми феодалами и русскими купцами.¹⁵⁷⁾ По мнению В. М. Потина, монетные клады даже не столько отражают экономические связи с другими странами, а «в большинстве своем отражают историю местного денежного обращения».¹⁵⁸⁾ Я думаю, что они отражают и то и другое.

Среди многих тысяч иностранных, и прежде всего германских монет, в древнерусских кладах найдено  лишь 15 экземпляров французских  и 16 итальянских денариев. Но, примечательное дело, в других странах [100] их найдено  еще меньше. Рядом с Русью можно  поставить в этом отношении только Польшу (7 французских монет); итальянских  монет на Польшу, Поморье и земли  между Одером и Эльбой приходится больше 120, но в прочих странах их меньше, чем на Руси. Видимо, и франко-итальянская  монета шла к нам по славяно-поморскому торговому пути. Чья это монета? Французская — из города Лана и  зятя Ярослава Мудрого короля Генриха I; итальянская — Павии, Вероны, Милана, вероятно, Беневента.

В начале XII в. ввоз денариев, прежде всего из Германии, сменился импортом слитков, который более  соответствовал интересам стран-импортеров, ибо пестрота и запутанность денежных систем наступившей феодальной раздробленности  как бы нейтрализовалась вывозом  этого особого вида товара, получившего  в источниках название marca argenti — равнозначная гривне серебра.¹⁵⁹⁾

Перемена объясняется  и существенными изменениями  в характере международной торговли с XII в., когда в движение приходят гораздо большие массы товаров; кроме предметов роскоши, характерных  для раннего периода, в обороте  растет удельный вес сырья, продуктов  первой необходимости,¹⁶⁰⁾ развитие международной торговли сопровождается усилением значения водных путей и сухопутных дорог. Перемену в денежном обращении хорошо иллюстрирует пример поэтического преувеличения, содержащегося в сочинении Рудольфа из Эмса «Добрый Герхард» (XIII в.), чей герой — кельнский купец, отправляясь в торговую поездку одной из целей которой была Русь, берет с собой 50 тыс. марок серебра.¹⁶¹⁾ Эволюционирует и состав казны, не случайно и волынский Владимир Василькович перелил драгоценности в слитки-гривны,¹⁶²⁾ понятен и интерес к вопросам плавки серебра в русско-немецких договорах.¹⁶³⁾

Переход к внешней торговле на слитки сопровождался в Западной Европе выпуском во второй четверти XII в. брактеатов, тонкой монеты с односторонним штампом, пригодной лишь для внутреннего обращения. Но они проникали на Русь,— тому свидетельство клад в Поднестровье, близ Хотина, датируемый 1225—1230 гг.¹⁶⁴⁾ При этом в большинстве своем брактеатами, как и денариями, представлены центры Германии, уже знакомые нам по разного рода связям с Русью. В этом же кладе найдены чешские монеты Пржемысла — Оттокара I (1197—1230) и венгерские Шаламона (1063—1074), чьи связи с Русью известны. Все это обилие монет из земель, имевших давние дипломатические отношения с Русью,— не случайность, видимо, в средние века торговля была рулевым дипломатии. Руси был присущ активный внешнеторговый баланс.¹⁶⁵⁾

Начало крестового похода на Русь и подвластные ей народы сопровождалось попытками дезорганизовать  эти веками складывавшиеся торговые отношения, разорвать договоры, осуществить  блокаду славянобалтийских земель. Эта безумная идея была выдвинута папской курией и нашла свое выражение в серии булл, запрещающих торговлю с язычниками Прибалтики (пруссами, литовцами, латышами, эстонцами, [101] финнами, карелами) и «схизматиками»¹⁶⁶⁾ Руси, в первую очередь такими товарами, как оружие, железо, соль и др.

Но сломать торговлю с  Русью не удалось. Напротив, торговля стала важным фактором, использованным русскими дипломатами для стабилизации политических отношений. Торговля оказывалась  сильнее войны и немецкие, шведские, датские купцы, деятельно поддерживая  усилия крестоносцев, не порывали торговли с Русью, а когда убедились в провале похода, то возобновили с ней старые договоры. В разгар крестоносного натиска были заключены договора Новгорода и Пскова с Ригой епископа Альберта (1199—1229) и Орденом магистра Волквина (1209—1236); в пору измены псковских бояр Псков заключил особый договор (1228 г.) с Ригой и Орденом¹⁶⁷⁾ — оба эти договора содержали, понятно, и торговые статьи, как и новгородско-немецкий договор 1234 г.