Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Октября 2013 в 19:32, реферат
Отношение риторики в диалектике.
Всеобщность риторики.
Возможность построить систему ораторского искусства.
Неудовлетворительность более ранних систем ораторского искусства.
Что должен доказывать оратор?
Закон должен по возможности все определять сам; причины этого.
Вопросы, подлежащие решению судьи.
Почему исследователи предпочитают говорить о речах судебных?
Отношение между силлогизмом и энтимемой.
Польза риторики, цель и область ее.
оклеветан". -Потому что люди смягчаются, когда сорвут свой гнев на
ком-нибудь другом, как это было с Эргофилом: хотя на него сердились больше,
чем на Каллисфена, однако оправдали его именно потому, что накануне осудили
на смерть Каллисфена. [Милостивы мы] и к тем, к кому чувствуем сострадание,
а также к тем, кто перенес большее бедствие, чем какое мы могли бы причинить
им под влиянием гнева; в этом случае мы как бы думаем, что получили
удовлетворение. [Мы бываем милостивы] и тогда, когда, по нашему мнению, мы
сами неправы и терпим по справедливости, потому что гнев не бывает направлен
против справедливого, в данном же случае, по нашему мнению, мы страдаем не
противно справедливости, а гнев, как мы сказали, возбуждается именно этим
[то есть противным справедливости]. В виду этого прежде [чем наказывать
делом], следует наказывать словом; в таком случае даже и рабы, подвергаемые
наказанию, менее негодуют. [Гнев наш смягчается] еще и в том случае, когда
мы думаем, что [наказываемый] не догадается, что он [терпит] именно от нас и
именно за то, что мы от него претерпели, потому что гнев бывает направлен
против какого-нибудь определенного лица, как это очевидно из определения
гнева. Поэтому справедливо говорит поэт:
Назови Одиссея, городов сокрушителя...
как будто бы он не счел себя отмщенным, если бы [его противник] не
почувствовал, кем и за что [он наказан]. Таким образом, мы не сердимся и на
всех тех, кто не может этого чувствовать, и на мертвых, ввиду того, что они
испытали самое ужасное бедствие и не почувствуют боли и не ощутят нашего
гнева, чего именно и хотят гневающиеся. Поэтому хорошо [сказал] поэт о
Гекторе, желая утишить гнев Ахилла за умершего друга:
Землю, землю немую неистовый муж оскорбляет!
Очевидно, что ораторы, желающие смягчить [своих слушателей], должны в
своей речи исходить из этих общих положений; таким путем они могут
[слушателей] привести в нужное настроение, а тех, на кого [слушатели]
гневаются, выставить или страшными, или достойными уважения, или оказавшими
услугу ранее, или поступившими против воли, или весьма сожалеющими о своем
поступке.
ГЛАВА IV
Определение понятия "любить" и понятия "друг". - Кого и почему люди
любят? - Виды дружбы и отношение дружбы к услуге. - Понятия вражды и
ненависти, отношение их к гневу. - Как может пользоваться этими понятиями
оратор для своей цели?
Кого люди любят и кого ненавидят и почему, об этом мы скажем, определив
понятия "дружбы" и "любви". Пусть любить значит желать кому-нибудь того, что
считаешь благом, ради него [то есть этого другого человека], а не ради
самого себя, и стараться по мере сил доставлять ему эти блага. Друг - тот,
кто любит и взаимно любим. Люди, которым кажется, что они так относятся друг
к другу, считают себя друзьями. Раз эти положения установлены, другом
необходимо будет тот, кто вместе с нами радуется нашим радостям и горюет о
наших горестях, не ради чего-нибудь другого, а ради нас самих. Все радуются,
когда сбывается то, чего они желают, и горюют, когда дело бывает наоборот,
так что горести и радости служат признаком желания. [Друзья] и те, у кого
одни и те же блага и несчастья, и те, кто друзья одним и тем же лицам и
враги одним и тем же лицам, потому что такие люди необходимо имеют
одинаковые желания. Итак, желающий другому того, чего он желает самому себе,
кажется другом этого другого человека.
Мы любим и тех, кто оказал благодеяние или нам самим или тем, в ком мы
принимаем участие - если [оказал] большое благодеяние, или [сделал это]
охотно, или [поступил так] при таких-то обстоятельствах и ради нас самих;
[любим] и тех, в ком подозреваем желание оказать благодеяние. [Любим мы]
также друзей наших друзей и тех, кто любит людей, любимых нами, и тех. кто
любим людьми, которых мы любим [Любим мы] также людей, враждебно относящихся
к тем, кому мы враги, и ненавидящих тех, кого мы ненавидим, и ненавидимых
теми, кому ненавистны мы сами. Для всех таких людей, благом представляется
то же, что для нас, так что они желают того, что есть благо для нас, а это,
как мы сказали, свойство друга.
[Любим мы] также людей,
готовых оказать помощь в
отношении безопасности; поэтому-то таким уважением пользуются люди щедрые,
мужественные и справедливые, а такими считаются люди, не живущие в
зависимости от других, каковы люди, существующие трудами рук своих, и из них
в особенности люди, добывающие себе пропитание обработкой земли и другими
ремеслами. [Мы любим] также людей скромных, за то что они не несправедливы,
и людей спокойных по той же причине.
[Любим мы] и тех, кому желаем быть друзьями, если и они, как нам
кажется, желают этого; таковы люди, отличающиеся добродетелью и пользующиеся
хорошей славой или среди всех людей, или среди лучших, или среди тех, кому
мы удивляемся, или среди тех, кто нам удивляется.
[Любим] мы и тех, с кем приятно жить и проводить время, а таковы люди
обходительные, несклонные изобличать ошибки [других], не любящие спорить и
ссориться, потому что все люди такого сорта любят сражаться, а раз люди
сражаются, представляется, что у них противоположные желания.
[Любим мы] и тех, кто умеет пошутить и перенести шутку, потому что
умеющие перенести шутку и прилично пошутить, и те, и другие доставляют
одинаковое удовольствие своему ближнему. [Мы любим] также людей, хвалящих те
хорошие качества, которые в нас есть, особенно, если мы боимся оказаться
лишенными этих качеств. [Пользуются любовью] еще люди чистоплотные в своей
внешности, одежде и во всей своей жизни, а также люди, не имеющие привычки
попрекать нас нашими ошибками и оказанными благодеяниями, потому что те и
другие имеют вид обличителей. [Любим мы] также людей, незлопамятных, не
помнящих обид и легко идущих на примирение, ибо думаем, что они по отношению
к нам будут такими же, какими по отношению к другим - а также людей не
злоречивых и обращающих внимание не на дурные, а на хорошие качества людей,
нам близких и нас самих, потому что так поступает человек хороший. [Любим
мы] также тех, кто нам не противоречит, когда мы сердимся или когда заняты,
потому что такие люди склонны к столкновениям. [Любим мы] и тех, кто
оказывает нам какое-нибудь внимание, например, удивляется нам, или считает
нас людьми серьезными, или радуется за нас, особенно если они поступают так
в тех случаях, где мы особенно желаем возбудить удивление, или показаться
серьезными или приятными.
[Любим мы] также подобных нам и тех, кто занимается тем же, [чем мы],
если только эти люди не досаждают нам и не добывают себе пропитание тем же,
[чем мы], потому что в последнем случае "и горшечник негодует на
горшечника". [Любим мы] и тех, кто желает того же, чего желаем мы, если есть
возможность обоим достигнуть желаемого, если же [этой возможности] нет, и
здесь будет то же. [Любим мы] также людей, к которым относимся так, что не
стыдимся их в вещах, от которых может зависеть репутация в свете, если такое
отношение не обусловлено презрением, и тех, кого мы стыдимся в вещах
действительно постыдных. Мы любим или желаем быть друзьями тех, с кем
соперничаем и для кого желаем быть объектом соревнования,а не зависти.
[Любим мы] и тех, кому помогаем в чем-нибудь хорошем, если от этого не
должно произойти большее зло для нас самих. [Мы любим] и тех, кто с
одинаковой любовью относится к нам в глаза и за глаза, поэтому-то все любят
тех, кто так относится к мертвым. Вообще [мы любим] тех людей, которые
сильно привязаны к своим друзьям и не покидают их, потому что из хороших
людей наибольшей любовью пользуются именно те, которые хороши в любви.
[Любим мы] и тех, кто не притворяется перед нами, - таковы, например,
те люди, которые говорят о своих недостатках, ибо, как мы сказали, перед
друзьями мы не стыдимся того, от чего может зависеть репутация; итак, если
человек, испытывающий [в подобных случаях] стыд, не любит, то человек, не
испытывающий стыда, похож на любящего. [Мы любим] еще людей, которые не
внушают нам страха и на которых полагаемся, потому что никто не любит того,
кого боится. Виды любви - товарищество, свойство, родство и т. п. Порождает
дружбу услуга, когда окажешь ее, не ожидая просьбы, и когда, оказав ее, не
выставляешь ее на вид, ибо в таком случае кажется, что [услуга оказана] ради
самого человека, а не ради чего-нибудь другого.
Что касается вражды и ненависти, то очевидно, что их нужно
рассматривать с помощью понятий противоположных. Вражду порождает гнев,
оскорбление, клевета. Гнев проистекает из вещей, имеющих непосредственное
отношение к нам самим, а вражда может возникнуть и без этого, потому что раз
мы считаем человека таким-то, мы ненавидим его. Гнев всегда бывает направлен
против отдельных объектов, например, против Каллия или Сократа, а ненависть
[может быть направлена] и против целого рода объектов, например, всякий
ненавидит вора и клеветника. Гнев врачуется временем, ненависть же
неизлечима. Первый есть стремление вызвать досаду, а вторая [стремится
причинить] зло, ибо человек гневающийся желает дать почувствовать свой гнев,
а для человека ненавидящего это совершенно безразлично. Все, возбуждающее
огорчение, дает себя чувствовать, но вовсе не дает себя чувствовать
величайшее зло, несправедливость и безумие, так как нас нисколько не
огорчает присутствие порока. Гнев соединен с чувством огорчения, а ненависть
не соединена с ним: человек сердящийся испытывает огорчение, а человек
ненавидящий не испытывает; первый может смягчиться, если [на долю
ненавидимого] падет много [неприятностей], а второй [не смягчится] ни в
каком случае, потому что первый желает, чтобы тот, на кого он сердится, за
что-нибудь пострадал, а второй желает, чтобы [его врага] не было.
Из вышесказанного очевидно, что возможно как доказать, что такие-то
люди друзья или враги, когда они действительно таковы, так и выставить их
таковыми, когда на самом деле они не таковы, возможно и уничтожить [дружбу
или вражду], существующую только на словах, и склонить в какую угодно
сторону тех, кто колеблется под влиянием гнева или вражды.
ГЛАВА V
Определение страха. - Чего люди боятся? - Что подходит под понятие
страшного и почему? - В каком состоянии люди испытывают страх? - Понятие
смелости, определение его. - Когда и почему люди бывают смелы?
Чего и кого и в каком состоянии люди боятся, будет ясно из следующего.
Пусть будет страх -некоторого рода неприятное ощущение или смущение,
возникающее из представления о предстоящем зле, которое может погубить нас
или причинить нам неприятность: люди ведь боятся не всех зол, например, [не
боятся] быть несправедливыми или ленивыми, - но лишь тех, которые могут
причинить страдание, сильно огорчить или погубить, и притом в тех случаях,
когда [эти бедствия] не [угрожают] издали, а находятся так близко, что
кажутся неизбежными. Бедствий отдаленных люди не особенно боятся. Все знают,
что смерть неизбежна, но так как она не близка, то никто о ней не думает.
Если же в этом
заключается страх, то
нам представляется, имеет большую возможность разрушать или причинять вред,
влекущий за собой большие горести. Поэтому страшны и признаки подобных
вещей, потому что тогда страшное кажется близким. Это ведь называется
опасностью, близость чего-нибудь страшного; такова вражда и гнев людей,
имеющих возможность причинить какое-нибудь зло: очевидно в таком случае, что
они желают [причинить его], так что близки к совершению его. Такова и
несправедливость, обладающая силой, потому что человек несправедливый
несправедлив в том, к чему он стремится. [Такова] и оскорбленная
добродетель, когда она обладает силой: очевидно, что, раз она получает
оскорбление, она всегда стремится [отметить], в данном же случае она может
[это сделать]. [Таков] и страх
людей, которые имеют
что-нибудь [дурное], потому что и такие люди необходимо должны быть наготове
[причинить нам какое-нибудь зло]. Так как многие люди оказываются дурными и
слабыми ввиду выгод и трусливыми в минуту опасности, то вообще страшно быть
в зависимости от другого человека, и для того, кто совершал что-нибудь
ужасное, люди, знающие об этом, страшны тем, что могут выдать или покинуть
его. И те, кто может обидеть, [страшны] для тех, кого можно обидеть, потому