Аристотель. Риторика

Бесполезно  было бы  присоединять  сюда  классификацию  таких  мотивов,  как

возраст,  положение  и  т.  п.,  потому  что если  юношам  свойственно  быть

гневливыми  или страстными,  то они совершают несправедливые поступки  не по

своей молодости, но  под  влиянием гнева  и  страсти.  И не  от богатства  и

бедности  люди   поступают   несправедливо.   Случается,  конечно,   бедным,

вследствие их нужды, желать денег,  а  богатым, вследствие избытка  средств,

желать  наслаждений,  в  которых  нет  необходимости,  но и эти  люди  будут

поступать  известным образом  не от  богатства или бедности,  но под влиянием

страсти.  Равным образом  люди  справедливые  и  несправедливые  и  все  те,

поступки  которых объясняют  их  душевными качествами (s^_iq), действуют  под

влиянием  тех же  вышеуказанных  мотивов - соображений  рассудка или  страсти,

причем  одни  руководствуются  добрыми нравами  или страстями,  а  другие  -

нравами  и страстями противоположного характера.  Случается,  конечно, что с

такими-то душевными качествами  связаны  такие-то последствия, а  с другими -

другие:  так  у  человека  умеренного,  именно  вследствие  его умеренности,

правильные  мнения   и  желания  относительно  наслаждений,   а  у  человека

невоздержанного относительно того же мнения -противоположные.

     Вследствие  этого   следует оставить в  стороне  подобные классификации и

рассмотреть,  какие   следствия  связаны  обыкновенно  с какими   душевными

свойствами, потому  что,  если человек  бел или черен, велик или мал,  отсюда

нельзя еще выводить никаких  заключений, если же, напротив, человек  молод или

стар, справедлив или несправедлив, то это уже разница. То же можно  сказать и

относительно  всего  того,  что  производит  разницу  в  нравах  людей,  как

например,  считает ли  человек  себя  богатым  или  бедным,  счастливым  или

несчастливым.  Но  об  этом  мы  будем  говорить после,  теперь же  коснемся

остальных [ранее намеченных] вопросов. Случайным называется то, причина чего

неопределенна, что  происходит не ради какой-нибудь определенной цели,  и не

всегда,  и  не  по большей  части, и  не в  установленном порядке.  Все  это

очевидно из определения понятия  случайности.  Естественным  мы называем  то,

причина  чего подчинена известному порядку  и  заключается в самой  вещи, так

что эта вещь одинаковым  образом  случается или всегда, или по большей  части.

Что же касается  вещей противоестественных,  то нет  никакой нужды выяснять,

происходят ли подобные вещи сообразно  с  какими-нибудь законами природы, или

по  какой-нибудь другой  причине;  может  показаться, что  причиной подобных

вещей бывает и случай.

     Насильственным называется  то,  что  делается нами  самими,  но  вопреки

своему желанию и доводам  рассудка. Привычным называется то, что люди делают

вследствие того, что часто это  делали. По соображению [совершается]  то, что

кажется  нам  полезным из перечисленных  нами  благ,  или как цель,  или  как

средство,  ведущее  к  цели,  когда такая вещь  делается ради приносимой  ею

пользы,  потому что иногда и  люди невоздержанные делают полезные вещи, но не

для пользы, а ради  удовольствия. Под влиянием  раздражения и  запальчивости

совершаются дела  мести.  Между  местью и наказанием есть  разница: наказание

производится ради наказуемого, а  мщение ради мстящего, что утоляет  его гнев.

Что такое гнев, это будет  ясно из трактата о страстях. Под влиянием желания

делается все то, что кажется  нам приятным; к числу вещей  приятных относится

и то, с чем мы сжились и к  чему привыкли,  потому что люди в  силу привычки с

удовольствием  делают многое из того,  что по своей  природе не представляет

ничего приятного.

     Таким образом,  в  результате всего сказанного  мы получаем,  что все то,

что  люди делают  сами собой,  все это - или благо, или кажущееся благо, или

приятно,  или кажется приятным.  Но  так как  все то, что люди  делают  сами

собой, они делают добровольно, а  недобровольно  они  поступают  не  сами  по

себе, то  все  то,  что  люди  делают  добровольно,  можно отнести  к  числу

действительных или кажущихся  благ, к числу вещей действительно  приятных  или

кажущихся   таковыми.  К   числу   благ   я  отношу  также   избавление   от

действительного или кажущегося зла, равно как и замену большего зла меньшим,

потому что  подобные вещи в некотором  отношении представляются желательными;

точно так  же  я причисляю  к приятным вещам избавление от неприятного  или от

чего-нибудь  кажущегося  неприятным,  или  замену  более  неприятного  менее

неприятным. Итак, следует рассмотреть полезные и приятные вещи, - сколько их

и  каковы  они.  О  полезном мы говорили  раньше, говоря  о  речах,  носящих

характер совещательный;  теперь поговорим о приятном.  При  этом достаточными

нужно считать  те определения, которые относительно каждого данного предмета

не представляются ни слишком неопределенными, ни слишком мелочными.

 

     ГЛАВА XI

 

     Определение удовольствия - Различные категории приятного.

     Определим удовольствие, как  некоторое движение души  и  как  быстрое  и

ощутимое  водворение  ее  в  ее  естественное  состояние;  неудовольствие же

определим,  как  нечто  противоположное  этому. Если же  все  подобное  есть

удовольствие,  то очевидно, что  приятно и все то, что создает  вышеуказанное

нами  душевное состояние, а  все то, что его уничтожает или создает душевное

состояние  противоположного характера, все  это неприятно. Отсюда необходимо

следует,   что  по  большей  части  приятно  водворение  в  своем  природном

состоянии, и  особенно  в том  случае, когда  возвратит себе свою природу то,

что  согласно с ней происходит. [Приятны и] привычки,  потому  что привычное

уже как бы получает значение природного, так  как привычка несколько подобна

природе,  понятие "часто" близко к понятию "всегда",  природа же относится к

понятию "всегда",  а привычка к понятию "часто".  Приятно  и то, что делается

не насильно, потому  что насилие  противно природе; на  этом то основании  все

необходимое тягостно,  и справедливо  говорится, что всяка  необходимость  по

своей природе тягостна". Неприятны также заботы, попечения и усилия; все это

принадлежит к числу вещей  необходимых  и вынужденных, если только люди к  ним

не  привыкли; в последнем случае  привычка  делает  их приятными.  Вещи,  по

своему  характеру противоположные вышеуказанным, приятны,  поэтому  к  числу

вещей  приятных  относитс  легкомыслие, бездействие, беззаботность,  шутка  и

сон,  потому   что  ни  одна  из  этих  вещей  не  имеет   ничего  общего  с

необходимостью. Приятно и все  то, что составляет объект желания, потому  что

желание  есть стремление  к удовольствию. Из  желаний одни неразумны, другие

разумны; к числу  неразумных  я  отношу те желания, которые  люди испытывают

независимо  от  такого  или  другого  мнения  [о  предмете  желания],  [сюда

принадлежат]   желания,   называемые   естественными,  каковы  все  желания,

создаваемые нашим телом, например, желание пищи, голод, жажда и стремление к

каждому  отдельному  роду  пищи;  сюда  же  относятся желания,  связанные  с

предметами  вкуса,  сладострастия, а также с предметами осязания,  обоняния,

слуха и зрения.

     Разумные желания  те,  которые являются под   влиянием  убеждения, потому

что мы  жаждем  увидеть и  приобрести многие вещи, о которых  мы слышали и [в

приятности   которых]  мы  убеждены.  Так   как  наслаждение  заключается  в

испытывании  известного  впечатления,  а представление  есть некоторого рода

слабое  ощущение,  то  всегда  у  человека,  вспоминающего  что-нибудь   или

надеющегося на что-нибудь,  есть некоторое  представление о  том,  о чем он

вспоминает или на что надеется; если же это так, то очевидно, что  для людей,

вспоминающих   что-нибудь   или   надеющихся   на   что-нибудь,   получается

удовольствие, так как в этом случае они испытывают известного рода ощущение.

Таким  образом,  все  приятное необходимо  будет  заключаться или в ощущении

настоящего  удовольствия, или в  припоминании  удовольствия прошедшего, или в

надежде на  будущее  удовольствие,  потому  что  люди  чувствуют  настоящее,

вспоминают  о  свершившемся  и  надеются  на  будущее.  Из  того,  что  люди

припоминают,  приятно не  только то, что было приятно, когда было настоящим,

но и кое-что  неприятное, если только то, что за  ним  последовало, было для

нас вполне приятно. Отсюда и говорится:

     Приятно человеку, избегшему гибели, Вспоминать свои несчастия.

     И:

     ... О прошлых бедах  вспоминает охотно  Муж, испытавший  их много и долго

бродивший на

     свете.

     Причина этому та,  что приятно уже и самое   отсутствие зла. А из  того,

чего мы  ожидаем, нам приятно  то, с присутствием чего  связано или  сильное

удовольствие, или польза, и притом польза, не соединенная с горем. Вообще же

все то, присутствие чего  приносит  нам радость, доставляет нам  обыкновенно

удовольствие и тогда,  когда  мы  вспоминаем такую  вещь или надеемся на нее;

поэтому приятно гневаться, как  и Гомер сказал о гневе:

     Он  в зарождении  сладостней тихо  струящегося   меду, потому что мы  не

гневаемся на того, кого считаем  недоступным  нашей мести, и на  людей  более

могущественных, чем мы, мы или совсем  не гневаемся, или гневаемся в меньшей

степени.

     С большею частью  желаний  связано некоторое  удовольствие: мы испытываем

его, или вспоминая, как наше желание  было удовлетворено, или  надеясь  на его

удовлетворение  в  будущем;  например,   больные,  мучимые  жаждой  в  жару,

испытывают удовольствие, и вспоминая  о том,  как они  утоляли  свою жажду  в

прошедшем, и  надеясь  утолить  ее в  будущем.  Точно  так  же  и  влюбленные

испытывают наслаждение, беседуя  устно или письменно с предметом своей любви,

или каким  бы  то ни было  другим  образом  занимаясь  им,  потому что, живя

воспоминанием  во всех подобных состояниях, они как бы на самом деле ощущают

присутствие  любимого человека. И  для всех людей любовь  начинается тем, что

они не только получают удовольствие от присутствия любимого человека, но и в

его  отсутствии  испытывают наслаждение,  вспоминая  его,  и у них  является

досада на его отсутствие. И в  горестях и в слезах есть также  известного рода

наслаждение:  горечь является вследствие отсутствия любимого человека,  но в

припоминании и некоторого рода лицезрении  его,  - что он делал  и  каков  он

был, -заключается наслаждение, поэтому  справедливо говорит поэт:

     Так говорил и во  всех возбудил он желание плакать.

     Приятна также месть, потому что приятно достигнуть того, не  достигнуть

чего  тяжело.  Гневаясь,  люди  безмерно  печалятся,  не  имея   возможности

отомстить, и, напротив,  испытывают удовольствие, надеясь отомстить. Приятно

и побеждать - и это приятно не только для людей, любящих победу, но и для

всех  вообще,  потому  что  в  этом  случае  является  мысль  о  собственном

превосходстве, которого более или  менее жаждут все. Если приятна победа, то

отсюда  необходимо следует, что  приятны и  игры,  где  есть  место  борьбе и

состязанию,  потому что в них  часто случается побеждать; сюда относятся игры

в бабки, в мяч, в  кости и в  шашки. Точно то же можно сказать  и о серьезных

забавах: одни  из них делаются приятными, по мере того как к ним привыкаешь,

другие же сразу доставляют удовольствие, например,  травля собаками и вообще

всякая охота, потому что где  есть борьба, там  есть место  и  победе; на этом

основании искусство тягаться по судам  и спорить доставляет удовольствие тем,

кто привык к подобному препровождению времени и имеет к нему способность.

     Почет  и добрая  слава  принадлежат  к   числу  наиболее  приятных вещей,

потому  что каждый воображает,  что он именно таков,  каков  бывает  человек

хороший, и  тем  более в том  случае, когда [почести и  похвала] воздаются со

стороны  лиц, которых мы считаем  правдивыми. В этом случае  люди нам  близкие

значат  больше,  чем  люди нам  далекие,  и  люди  коротко  знакомые и  наши

сограждане больше, чем люди нам  чужие, и наши современники больше, чем  наши

потомки,  и разумные больше,  чем неразумные, и многие больше, чем немногие,

потому  что есть  больше  основания  считать  правдивыми  перечисленных  нами

людей, чем  людей им противоположных. Раз человек с пренебрежением относится

к  какой-нибудь  категории существ (как, например,  он относится к детям или

животным), он не  придает никакого значения почестям со стороны  их и  доброй

славе среди них, по крайней мере, ради самой этой славы, а если он и придает

этим вещам  значение, то ради чего-нибудь другого.

     Друг  также принадлежит  к  числу приятных вещей,  потому  что,  с одной

стороны, приятно  любить: никто,  кому вино не  доставляет  удовольствия,  не

любит его; а с  другой стороны -приятно также  и  быть любимым, потому что и в

этом случае  у  человека является мысль, что  он хорош,  а этого жаждут  все