Вера и разум в богословии блаженного Августина Иппонского

В седьмом состоянии душа достигает пика богословия, как Богопознания, Богоуподобления. Именно в этом состоянии душа вкушает небесные сладости во всей полноте, наслаждается единением с Богом. Во всей силе здесь начинают исполняться слова из Священного Писания: «Вкусите, и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на Него!» (Пс.33, 9).

Нравственный аспект в деле созерцания истины для западного отца Церкви играет незыблемую роль. Без него в самом идеальном случае человек останется с нулевым опытом в деле Богопознания, а в противном случае для человека неприготовленного, не предочищенного, всякая истина будет камнем преткновения и вызывать у такого порочного человека лишь отвращение. У восточных отцов Церкви видится точно такой же подход к данной проблеме. Так преподобный Иоанн Лествичник говорит, что «небезопасно плавать в одежде, небезопасно и касаться Богословия тому, кто имеет какую-нибудь страсть»71. В таком же русле рассуждает и сам блаженный Августин. Он говорит, что никакого пребывания в созерцании истины не может быть для людей порочных, для них богословие даже гибельно. Гибельно не само по себе, а по греховной нечистоте познающего: «Те, которые хотят делать последнее прежде, чем будут очищены и получат исцеление, до такой степени болезненно поражаются этим светом истины, что не только не находят в нем ничего доброго, но даже, напротив, находят в нем весьма много дурного, отказывают ему в названии истины и с некоторым сладострастием и жалким наслаждением, проклиная врачевание, погружаются обратно в свой мрак, который болезнь их только и может выносить»72.

Как видно из всего вышесказанного, для блаженного Августина разумом является волевое, действенное проявление ума в отношение постигаемой истины. Сам разум имеет свою цену только в том случае, когда приобретает знания. Это связано с тем, что человеческая природа изменяема, динамична и процесс становления для неё не просто является естественным, но и необходимым. Природа человека не может пребывать в статическом состоянии, такое состояние может стать для неё трагическим, такое состояние будет для неё подобно самоубийству. Познавательные способности человека «приходят в себя» начиная с четвёртой ступени состояния души и окончательно раскрываются в седьмой степени состояния, в степени «созерцания». С четвёртого по седьмое состояние душа проходит нравственное совершенствование, без которого вхождение для человека в область таинственного может оказаться трагическим. Последнее состояние души человеческой является целью человеческого бытия. Разум является залогом того, что между человеком и Богом может происходить связь, единение. Для блаженного Августина разумность человека является необходимым условием, возможностью того, что Бог окажется познанным, так как «в разуме заключается возможность познавать Бога»73.

ГЛАВА 3. ВЗАИМООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ВЕРОЙ И РАЗУМОМ В   БОГОСЛОВИИ БЛАЖЕННОГО АВГУСТИНА

В прошлых двух главах такие понятия как вера и разум в богословии блаженного Августина рассматривались отдельно друг от друга и потому не было понятно то, как взаимоотносятся вера и разум между собой в деле познания Бога, духовных истин. Человек, как известно, является единым целым и поэтому в его деятельности участвуют все силы души, участвуют все и сразу. Но, как известно, разум не равен вере, не превосходит веру в акте познания. Для падшего разума всегда существует соблазн рационального постижения духовных истин, соблазн вменения веры как чего-то ненужного, второстепенного или как чего-то устаревшего, ничтожного для человека. Для человека рационального само богословие превращается в философию, некую систему развития способностей разума, но не является одним из надёжных средств в достижении единения с Триипостасным Божеством.

Как было показано выше, блаженный Августин видел неестественное, греховное состояние разума и одним из средств для того, чтобы исцелить разум, предлагал аскетику. Но, не смотря на то, что разум претендует, как показывает опыт, на превозношение перед верой, сам блаженный Августин не отрицал роли разума в деле познания духовных истин. Блаженный Августин говорит, что «в настоящей, смертной жизни, преисполненной заблуждений и бедствий, вера в Бога преимущественно необходима»74. Этим самым Августин показывает, что вера играет первостепенную роль в деле познания в отличие от разума. Известный французский исследователь наследия блаженного Августина Этьен Жильсон (1884 – 1978) тоже придерживается взгляда примата веры над разумом в богословии блаженного Августина. Этьен Жильсон (1884 – 1978) говорит: «Мы все помним те главы из «Исповеди» Августина, в которых он повествует, как после безуспешных попыток достичь истины и, в конечном счете, веры с помощью лишь разума он наконец обнаружил, что рациональную истину о Боге, о которой говорили философы, можно постичь сразу, в чистом виде, безо всяких ошибок, простым актом веры, которая присуща самым необразованным среди верующих и которая превосходит любую философскую истину. С того момента, когда он это понял, Августин уже никогда не забывал того, что самый надежный путь достижения истины есть не тот, который начинается от разума, а затем ведет далее, от рациональной уверенности к вере, а, наоборот, тот, который начинается от веры»75. Но своё первостепенное значение вера выполняет только в земной жизни человека, так как здесь человеческий разум из-за необходимой привязанности к тленному миру, затемняется самой материей, житейскими попечениями, отвлекается из-за житейского от духовного, находится в некоей временной слепоте. Как кажется, даже само седьмое состояние души человеческой, названное у блаженного Августина созерцанием, вполне возможно только после смерти. После же смерти разум открывает полностью свои способности и потому приоритеты между верой и разумом, по блаженному Августину, изменяются. Вспоминаются слова апостола Павла, которые фактически подтверждают вышеизложенные слова: «Теперь мы видим как бы сквозь (тусклое) стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу» (1Кор. 13,12), «ибо мы ходим верою, а не видением» (2Кор. 5,7). Вот что говорит по поводу взаимоотношения между верой и разумом в богословии блаженного Августина Александр Иванович Бриллиантов (1867-1933) – видный учёный, историк Церкви и патролог: « Не знание, а вера имеет в религии ныне наибольшую важность. Тем не менее это заявление о необходимости веры, психология которой получает у него особенное развитие, сопровождается у него разъяснениями, из которых можно видеть, что указанная необходимость имеет в известном смысле относительное и временное значение, не исключает возможности рационального познания предметов веры и не делает его излишним. Вера необходима в настоящей жизни потому, что разум человека не может в настоящем состоянии вместить того познания, которое, однако, для человека необходимо и которое должен иметь»76.

Что бы усмирить гордый и пытливый разум, блаженный Августин предаёт особое значение доверию авторитету Церкви и Священного Писания, беспрекословному подчинению этим авторитетам. При таком раскладе разум не просто лишается своей вольности, но и интенсивно направляется в нужное русло и достигает видения духовных истин. Так на примере рассуждения о том, что весь тварный мир сотворён «Отцом через Сына в даре Духа Святого»77, блаженный Августин говорит, что уяснить эту истину мы сможем лишь при подчинении авторитету Церкви. Так блаженный Августин говорит: «В процессе познавания нам станет ясно, насколько человеку можно это постигнуть, и то, как в силу необходимых, неизбежных и справедливых законов все подчинено Богу и Господу своему. Отсюда все, чему мы сначала уверовали на основании только авторитета, мы начинаем и понимать, представляя его себе отчасти как вполне уже несомненное, отчасти же как такое, что может и должно быть несомненным, и в то же время соболезнуя о тех неверующих, которые желают лучше осмеивать нас, верующих, чем вместе с нами веровать»78. Наряду с авторитетом Церкви Августин ставит авторитет Писания. Откровение для западного отца Церкви абсолютно разумно само в себе, так как оно является Откровением абсолютного Разума. Истина бытия этого Разума как личного для Августина выше всякого сомнения, является непререкаемой, равно как и мысль о необходимости Откровения с Его стороны человеку в доступной последнему форме. Для человеческого разума открывается постоянная возможность делать предметом разумного познания то, что воспринято с верою. О предпочтении авторитета разуму блаженный Августин говорит следующее: «К изучению наук ведет нас двоякий путь: авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела — разум… Итак, хотя авторитет людей добрых представляется полезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для ученых, однако, так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать того, каким он должен явиться перед своими учителями и посредством какой жизни может стать способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет. Вступивший в эту дверь следует без всякого колебания правилам наилучшей жизни; сделавшись же, благодаря им, способным учиться, он потом узнает, насколько разумно все то, чему он следовал прежде раскрытия разума; и что такое сам этот разум, которому он следует теперь, выйдя из колыбели авторитета крепким и зрелым; и что такое ум, в котором — все, или, лучше сказать, который сам — все; и что, будучи вне всего, служит началом всего»79. О том, что авторитет имеет животворящее влияние на разум, приносит пользу разуму и не противоречит ему, говорит известный русский философ Лев Платонович Карсавин (1882 – 1952). Он утверждал, что «Августин не видел и не ощущал никакого противоречия между разумом и авторитетом. И действительно, обращение Августина для него самого не является началом рабского послушания, а есть освобождение действительного внутреннего человека, восход сыновней свободы»80.

Но разум тоже имеет свои права и обязанности. Без этого инструмента жизнь человека немыслима. Августин, понимая всё это, понимал и то, что деятельность разума остановить нельзя, нельзя скрыться от его вопрошаний. Не разрешив эти вопрошания, вера находилась бы в состоянии блуждания, в состоянии бесцельного шествия в тьму неведения. Чтобы такого не было, чтобы человек мог найти истину, Бога, Сам Бог даёт Священное Писание человеку. Все вопрошания и сомнения разума являются своеобразными камнями, под тяжестью которых, душа не может совершить полёт в вере. Священное Писание таким образом имеет для Августина не безжизненный, но живой авторитет, способный снять с разума тяготящие его камни неразрешённых вопросов и дать простор вере. Вот что по этому поводу говорит сам блаженный Августин: «Не имея ясного разума, бессильные найти истину, мы нуждаемся в авторитете Священного Писания; я стал верить, что Ты не придал бы этому Писанию такого повсеместного исключительного значения, если бы не желал, чтобы с его помощью приходили к вере в Тебя и с его помощью искали Тебя. Услышав правдоподобные объяснения многих мест в этих книгах, я понял, что под нелепостью, так часто меня в них оскорблявшей, кроется глубокий и таинственный смысл. Писание начало казаться мне тем более достойным уважения и благоговейной веры, что оно всем было открыто, и в то же время хранило достоинство своей тайны для ума более глубокого; по своему общедоступному словарю и совсем простому языку оно было Книгой для всех и заставляло напряженно думать тех, кто не легкомыслен сердцем; оно раскрывало объятия всем и через узкие ходы препровождало к Тебе немногих, — их впрочем горазда больше, чем было бы, не вознеси Писание на такую высоту свой авторитет, не прими оно такие толпы людей в свое святое смиренное лоно»81.

Блаженный Августин говорит, что «вера вопрошает, а разум обнаруживает»82. Из этих слов  видно, что вера, благодаря своему «праву» проникновения в потусторонний мир, естественно ищет своего пространства для реализации своих способностей, то есть вера для своей деятельности ищет трансцендентной Божественной реальности. Этим замечанием не утверждается, что вера распространяет своё «право» только на потусторонний духовный мир, она является также необходимой частью во взаимном общении людей между собой, в исполнении какого-либо долга перед обществом, в раскрытии неизведанных страниц материального мира при научном исследовании. Всё же вера является тем импульсом, который помогает разуму обнаруживать себя и действовать. Она является стремлением к тому предмету, который может быть познан. Разум печатлеет в себе то, что обнаружил, бережно хранит, взращивает. Он являет своеобразной книгой, куда вера пишет свои мемуары. Разуму необходимо обладать истиной, иначе и сама вера, которая возжигает разум, теряет всякий смысл, не оправдывает себя. Вполне логично было бы утверждать, что разум является подстрекателем для веры в деле познания. Отчасти это так, но сам западный отец Церкви видел основание для веры не в поисках разума. Блаженный Августин считал веру актом воли. Да и следует отметить, что для блаженного Августина характерен волюнтаризм. Об этом говорит один известный православный публицист Никитин Валентин: «Основой духовной жизни является воля, а не разум. Утверждение Августина о первенстве воли основано на том, что сущность каждой вещи проявляется в ее активности (динамике)»83 Но и сам разум не является пассивным и бездейственным. Он также оказывает своё влияние на веру, определяет её движение в отношение истин, предостерегает от заблуждений, наполняет её определённым содержанием и всё это благодаря тому, что ум человеческий имеет способность запоминать, анализировать, делать определённые выводы. Как не согласиться с тем, что если бы разум не выполнял своей роли в отношение веры, то сама вера оставалась бы слепой, а плоды от её деятельности оставались бы безрезультатны. Как вера, приобретшая некогда горький опыт, смогла бы снова миновать его и сделать для себя определённые выводы?

Для блаженного Августина деятельность разума и предшествует вере, и сопровождает её, и стремится в конце концов обратить её содержание в предмет знания. Он хотел привести веру и разум в некое гармоническое единство, но всё же в богословии блаженного Августина мы замечаем некоторое противопоставление разума вере, вере разуму. Разум и вера предстают перед исследователем богословия блаженного Августина, как некие независимые друг от друга полюса, которые встречаются только при попытке познания духовных истин. То, что помогает объединиться этим полюсам, это воля. При изучении наследия западного отца Церкви можно заметить, что разум для блаженного Августина является порой неким противником для веры, для её творческого развития, поэтому разум приходится смирять авторитетом, чтобы дать простор вере. Такое противопоставление продолжит своё существование в протестантизме. Если вера является необходимым инструментом для понимания и восприятия сверхчувственного мира и предшествует знанию по времени, то, с другой стороны, и сама же вера стоит в некоторой зависимости от разума.

Но, однако, не только ум, как способность мышления, предшествует вере, но и само размышление. Чтобы последовать за верой, разумное существо с необходимостью должно иметь для этого какие-либо рациональные основания. Веру, таким образом, можно требовать только от существа разумного. О том, что разум играет свою роль в отношение веры, говорит упоминаемый выше Этьен Жильсон (1884 – 1978): «Следует признать, однако, что вера последователей Августина предполагает некоторое использование естественного разума. Мы не можем верить во что-либо, будь то слово самого Бога, если мы не найдем какой-то смысл в тех формулах, в которые мы верим. И трудно ожидать, что мы будем верить в Откровение Божье, если только мы не получим достаточные основания думать, что такое Откровение действительно имело место. Как сказали бы современные теологи, существуют побудительные мотивы уверования»84. Каждому человеку, который пришёл к мысли о том, что в духовной жизни нельзя обойтись без веры и что вера должна предшествовать знанию, необходимо далее решить, во что же именно ему следует верить. Сегодня множество сект выступает с проповедью, предлагая принять без предварительного исследования систему их вероучения. Чем же определяется выбор человека, сознающего необходимость веры? Конечно, известными разумными соображениями, которые побуждают его к принятию на веру той или иной религии. Вера слагается из двух моментов: акта мысли и акта воли. Чтобы подвигнуть волю к принятию какой-либо религии, её истин, ум прежде всего исследует истины предлагаемой религии, делает определённые выводы и уже только после этого принимает саму религию. Между актами мысли и воли проходит нередко большое количество времени, как говорит об этом святитель Феофан Затворник. Он предлагает два пути познания веры: путь научный и путь молитвы к Единому Истинному Богу о даровании утверждения в единой истинной вере. Первый путь касается теоретического познания основ веры и он является самым долгим и томительным. Вот как об этом говорит святитель Феофан Затворник: «Всякому должно испытать и несомненно увериться, истинна ли та вера, которой он держится, и если она окажется неистинной, отыскать, где та единая, истинная, которая истинно ведет к истинному Богу и дарует, несомненно, вечное спасение… Как увериться и каким путем испытать! К сему два способа: один — внешний, научный, а другой — внутренний, путь веры. Первый предлагается обыкновенно в систематическом изложении богословия. Он действителен и для ученых существенно необходим; но, очевидно, не всеобщ, ибо в основании своем содержит знания, не для всех доступные… Нельзя, впрочем, не видеть, что сей путь очень, очень долог и труден, и, что особенно замечательно, помещаясь в голове, оставляет сердце самому себе, своему своенравию и свободе.»85 Может проходить достаточно и небольшое количество времени, но динамика мысли, её действие практически всегда предваряет движение воли. Сам Августин говорит по этому поводу: «Ибо кто не увидит, что прежде, нежели уверовать, надо помыслить? Никто не уверует во что-либо, если прежде не помыслит о том, что в это следует верить. Правда, некоторые помышления пролетают в голове стремительно и мгновенно, а следующее за ними желание поверить возникает настолько быстро, что как бы одновременно сопровождает помышления. И всё же необходимо, чтобы все, во что верят, предварялось размышлением для того, чтобы в него верили. Хотя и верить есть не что иное, как мыслить о чем-то с согласием. Ведь не всякий, кто мыслит, верует: многие размышляют для того, чтобы не верить. Но всякий верующий мыслит, причем мыслит, веруя, и верует, размышляя»86. Перед разумом в данном случае, в случае исследования веры, стоит двоякая задача. Изначально он должен понять смысл предлагаемых ему истин для последующего усвоения верой со стороны той или иной религии, а после взвесить, заслуживают ли доверия и приемлемы ли прежде предложенные истины.