Методологические и теоретические проблемы психологической науки

      В семидесятые годы в книге “Деятельность. Сознание. Личность” (1975) А.Н. Леонтьев писал о кризисе мировой психологической науки: “Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии” (Леонтьев, 1975, с.3). Прошло десять лет, началась “перестройка”, ситуация стала стремительно меняться. В первое время казалось, что только падут “оковы тяжкие” и все нормализуется. Если в начале “перестройки” основные причины кризиса психологи видели в идеологических деформациях, которым подвергалась наука, в “застойных” явлениях в обществе в целом и в управлении наукой, в частности, то сейчас большинство авторов склонны связывать кризис с неудачами естественнонаучного подхода, доминировавшего в отечественной психологической науке.

      В.Н. Дружинин еще в 1989 году отмечал, что “отечественная психология оказалась в ряду наук, наиболее отставших от мирового уровня и требований практики” (Дружинин, 1989, с. 3). “Особенность нынешнего состояния психологической науки обусловлена следующими важными обстоятельствами:

– Пренебрежение человеком, характерное для периода бюрократического извращения социализма, привело к  пренебрежительному отношению к  наукам, исследующим проблемы человека, и в первую очередь психологии. Психология влачила существование  на “голодном пайке”.

– Бюрократическая система  управления наукой зачислила психологию в разряд общественных наук, которые  в наибольшей степени поразил  догматизм и застой; велось систематическое  истребление творческой мысли (общественные науки отчасти превратились в  служанку идеологии, обосновывающей благотворность бюрократического извращения социализма для общества). Но психология – экспериментальная  наука, и это ее отличие от большинства  общественных наук породило отношение  к ней как к “золушке”, которую нельзя допускать ко двору” (Дружинин, 1989, с. 3-4).

      Еще одно обстоятельство отставания психологии, по мнению этого автора, – “психологическая неграмотность общества” (Дружинин, 1989, с. 4).

      А.В.Юревич четко определяет симптомы кризиса: 1) отсутствие единой науки, дефицит устойчивого знания, обилие альтернативных моделей понимания и изучения психического; 2) углубляющийся раскол между исследовательской и практической психологией; 3) конкуренция со стороны паранауки, возникновение пограничных между наукой и не-наукой систем знания.

      А.В.Юревич анализирует различные позиции относительно методологического статуса психологии и приходит к выводу о том, что их можно представить следующим образом: 1) психология представляет собой допарадигмальную область знания; 2) психология является мультипарадигмальной наукой; 3) психология – внепарадигмальная область знания.

            Главную причину кризиса психологии автор видит в общем кризисе рационализма, охватившем всю западную цивилизацию. «В условиях общего кризиса рационализма границы между научной психологией и системами знания (или заблуждений), которые еще недавно считались несовместимыми с наукой, уже не являются непроницаемыми» (Юревич, 1999, с.9).

      Наука, согласно А.В.Юревичу, зависима от общества не только социально, но и когнитивно, впитывая и включая в состав научного знания порожденные другими метадигмами и распространенные в обществе представления.

       Кризис может быть разрешен только социальным путем. Кризис психологии может быть преодолен только целенаправленной совместной работой психологического сообщества, т.е. социальным путем. Но первопричина кризиса лежит, по нашему мнению, именно в когнитивной плоскости и заключается в неадекватном понимании психологической наукой своего предмета.

      В конце XX столетия стало совершенно ясно, что ни одна из диссоциаций не может быть разрешена «силовым» путем, посредством «логического империализма» одной из «полупсихологий», представляющих «полюса» в той или иной диссоциации. Как отмечают Л. Гараи и М. Кечке, экспансия естественнонаучной логики приводит к тому, что исследование все чаще «будет натыкаться на несуразности» (Гараи, Кечке, 1997, с. 90). «Не подает больше надежды также и обратный прием, когда общим знаменателем двух полупсихологий объявляется не позитивистская логика естественных наук, а, согласно новой моде, герменевтическая логика исторических наук. На язык этой последней ничего невозможно перевести из всего богатства открытий, сделанных за долгую историю естественнонаучной психологии, особенно касающихся связи психологических феноменов, с одной стороны, и стратегии живого организма, направленной на его выживание, с другой» (Гараи, Кечке, 1997, с. 91).

      Глубинный кризис научной психологии существует с момента ее возникновения, он не преодолен до сих пор, хотя может проявляться на разных уровнях. По меньшей мере, их три.

      Первый - относительно неглубокий. Этот уровень отражает закономерности любого развития, включающего в себя, как хорошо известно, и литические и критические этапы. Кризис на этом уровне - нормальный, естественный этап в развитии любого подхода, направления, «локальный» кризис, который и возникает, и преодолевается относительно легко.

      Второй уровень - уровень «основных парадигм». Еще Вундт - создатель научной психологии - заметил в «Основах физиологической психологии», что психология «занимает среднее место между естественными и гуманитарными науками». История психологии в XX столетии может быть уподоблена движению «маятника»: периодические обострения кризиса - не что иное, как разочарование в возможностях свести всю психологию к ее «половине» (естественнонаучной или герменевтической). Иными словами, когда части научного сообщества становится очевидной несостоятельность очередной попытки решить вопрос о целостности психологии ценой «логического империализма» той или другой из двух полунаук (по изящному выражению Л.Гараи и М.Кечке), возникает впечатление, что психология вновь в кризисе.

      И, наконец, третий, самый глубокий уровень, связан с ограниченным пониманием самого предмета психологии. На этом уровне кризис не преодолен до сих пор (со времен В.Вундта, Ф.Брентано и В.Дильтея).

      Кризис в научной психологии, «заложен конструктивно», процессы на поверхностных уровнях практически ничего не решают. Следовательно, важнейшей проблемой современной психологии является выработка такого понимания предмета, который бы позволил преодолеть кризис на глубинном уровне. []

      2.1.Обсуждение методологических проблем современной психологии весьма актуально, так как наличие методологических трудностей в различных отраслях психологии — уже случившийся факт, осознание которого полезно и для общей оценки состояния современной психологии, и для прогноза ее будущего развития.

      В различных областях психологии методологические трудности проявляются в разной степени. Особенно явно они просматриваются в тех областях психологии, которые занимаются проблемами личности и сознания.

      Оживление нематериалистических тенденций в психологии личности наиболее очевидно в ее прикладных областях: психотерапии и психокоррекции. Происходящее в настоящее время широкое распространение различных видов психологической помощи населению (в виде разных способов психологического воздействия на личность пациента) явно опережает теоретическое осмысление проблемы. Фрейдизм в своей классической форме — как теоретическая основа психологии личности в области психоанализа — теперь уже не признается большинством западных психологов. Более того, по мнению многих западных специалистов, даже как прикладная дисциплина психоанализ З. Фрейда уже исчерпал себя. Однако в России он все еще достаточно популярен.

       В современной психотерапии доминируют две основные концепции личности: одна из них — идущая от психоанализа «глубинная психология», апеллирующая к глубинам личности, другая — идущая от гуманистического направления «вершинная психология», апеллирующая к высотам духа.

      В психотерапию и психокоррекцию в настоящее время проникает и восточная философия (буддийская, индийская и др.) с ее идеологией личности и ее техниками воздействия.

      Психотерапия и психокоррекция — области знания, пограничные с медициной, — находятся под большим влиянием чисто медицинских воззрений на человека, в связи с чем представления о психике, сознании, бессознательном несут на себе печать клинического прагматизма, а кроме того, к сожалению, распространено отождествление понятий «личность» и «индивид».

      Не менее тревожная ситуация складывается и вокруг проблемы «психология и религия». Как известно, за последнее время в нашем обществе быстрыми темпами стал возрождаться интерес к различным религиям — не только к традиционному православию, как ветви христианства, но и к другим конфессиям, — в связи с чем анализ связи психологии и религии стал очень актуален. В центре этой проблемы — старый и опять новый вопрос о соотношении науки и религии, научного и религиозного мировоззрения. Для психологии этот вопрос особенно важен, потому что и у психологии, как науки, и у религии, как определенного мировоззрения один и тот же предмет познания: человек, личность. Принято считать, что изучение человека психологической наукой и религией ведется с различных методологических позиций. Психология, как отрасль научного знания, строится на системе доказательств (фактов) и без таковых не принимает никаких теоретических положений. Религия не нуждается ни в каких доказательствах, ее положения основаны на постулатах веры.

      Совершенно очевидно, что в основе сложной ситуации, сложившейся в этой области психологического знания, — невнимание к методологическим проблемам психологического знания, неразличение научно-психологического и религиозного подходов к человеку.

      Можно говорить о наличии методологических трудностей и в других областях психологии, например в нейропсихологии.

      Нейропсихология как одна из нейронаук, занимающихся изучением мозговой организации психических явлений, всегда была ареной острой борьбы материалистических и идеалистических концепций, по-разному объясняющих соотношение мозга и психики. Заслугой А.Р. Лурия и его школы явилась разработка принципиально нового подхода к этой проблеме, отличного от двух основных способов ее решения (узкого локализационизма или психоморфологической концепции и концепции эквипотенциальной организации мозга).

      На современном этапе развития нейропсихологии весьма актуальными становятся вопросы о мозговой организации наиболее сложных форм психической реальности — эмоционально-личностной сферы и сознания. И вновь раздаются голоса о принципиальной недопустимости самой постановки вопроса об их мозговой организации (или локализации), о невозможности связывать эти сложные психические явления с какими-либо конкретными мозговыми образованиями. Вновь дискутируются вопросы об общественно-исторических, социальных и биологических, генетических детерминантах психики, причем в процессе таких дискуссий нередко смешиваются вопросы о содержании психических явлений (определяемом социальными факторами) и способах их реализации (с помощью конкретных мозговых механизмов). При решении этих проблем в рамках нейронаук на современном уровне вновь всплывают упрощенные представления о материальных основах психики (идеи о мозговых «центрах» эмоций, центрэнцефалическая теория сознания), с одной стороны, и современные «эквипотенциальные» теории (голографические концепции работы мозга) — с другой. Наряду с этими концепциями достаточно распространены и представления о принципиальной невозможности естественнонаучного объяснения таких сложных психических явлений, как личность и сознание в естественнонаучной материалистической парадигме.

      За годы, прошедшие со времени кончины А.Р. Лурия, ситуация в областях нейропсихологии изменилась мало. Нейропсихология личности и нейропсихология сознания пока еще не сформировались как экспериментальные направления, как это произошло с нейропсихологией памяти, речи, восприятия и других высших психических функций.

      Изучение нейропсихологии личности в настоящее время сводится к двум типам работ. Во-первых, это использование в клинике локальных поражений мозга личностных опросников (Кеттелла, MMPI и др.). Результаты тестирования прямо сопоставляются с локализацией поражения. Если учесть, что сами тесты (опросники) составлены для иных целей и не имеют специального нейропсихологического обоснования, а полученные данные основаны только на самонаблюдении пациентов, то, очевидно, что серьезных выводов на основании таких данных делать нельзя. А главное, в подобных исследованиях отсутствует основной принцип луриевского подхода к изучению мозговой организации психических явлений — факторный, или синдромный, анализ последствий локальных поражений мозга. С теоретической точки зрения это вариант современного психоморфологического подхода к решению проблемы «мозг и личность».

      Другой тип более традиционных исследований — анализ вклада личностных компонентов (планирования, контроля и др.) в нарушения различных психических функций (памяти, мышления, речевого общения и др.). Но эти исследования не могут рассматриваться как раскрывающие тему «мозг и личность» по существу.

      Более продуктивно в нейропсихологии разрабатываются проблемы, связанные с мозговой организацией эмоций, особенно в контексте проблемы межполушарной асимметрии мозга. Однако и эти исследования не посвящены собственно нейропсихологии личности.

      В других нейронауках (например, в нейрофизиологии) проблема сознания также далека от своего решения. В нейронауках преобладает естественнонаучная традиция в изучении проблемы сознания, в соответствии с которой сознание определяется, как «осознание нашей умственной и/или физической деятельности» и рассматривается, как функция мозга. При этом многие нейробиологи, как и А.Р. Лурия, считают, что осознаются только те внутренние события, которые прошли переработку в речевой системе.

      В современных нейронауках, занимающихся проблемами личности и сознания, можно констатировать весьма широкий набор позиций: от полного отрицания связи личности и сознания с мозгом до узкоконкретных представлений об определенных типах нейронов — «носителях» сознания. Эта ситуация, безусловно, свидетельствует о неразработанности проблем, относящихся к личности и сознанию, в том числе, и на теоретическом и методологическом уровнях, а не только о личных вкусах, пристрастиях, позициях различных исследователей этих проблем (включая и нейропсихологов).