Вменяемость и невменяемость

НЕВМЕНЯЕМОСТЬ И ЕЁ КРИТЕРИИ

* Публикуется по изданию:

Первомайский В. Б. Невменяемость. — Киев, 2000. — 320 с.              «Сознание невозможно увидеть, и только такое его динамическое проявление, как поведение, доступно наблюдению»

Дельгадо Х. Мозг и сознание. — М., 1971. — С. 37.

1. Объём и содержание понятия «невменяемость»

Судебно-психиатрическая практика решения вопросов вменяемости–невменяемости свидетельствует о назревшей объективной необходимости тщательной научной проработки принципов взаимодействия права и судебной психиатрии, чёткого определения и однозначного понимания сторонами таких основополагающих понятий, как «вменяемость–невменяемость» и «объём компетенции психиатра-эксперта» не только по форме, но и по сути. Как показано во II главе, предпосылками успешности решения этой задачи является строгое следование методологическому принципу всесторонности рассмотрения и учёта взаимоперехода противоположностей друг в друга, предполагающему изучение парных категорий в единстве, что применимо к любым частнонаучным понятиям, и непременное соблюдение при этом требований традиционной логики с её основными законами (тождества, противоречия, исключённого третьего и достаточного основания), как обязательного условия последовательного и непротиворечивого мышления (Г. И. Царегородцев, В. Г. Ерохин, 1986; Н. И. Кондаков, 1971).

Попытка разобраться в существе вопроса с этих позиций делает очевидной принадлежность понятия «невменяемость» к семантическому аппарату юриспруденции. Использование в законе и тесная смысловая взаимосвязь с такими уголовно-правовыми понятиями, как «преступление», «вина», «ответственность» и т. д. исключает сомнения в юридической природе понятия «невменяемость». Оно порождено потребностями правосудия и теряет смысл вне решения задач, стоящих перед следствием и судом. Смысловая сторона понятия отражена в ч. 1 ст. 12 УК Украины следующим образом: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло отдавать себе отчёта в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния». Традиционно уголовно-правовая теория и судебная психиатрия указывают на необходимость сочетания медицинского и психологического (юридического) критериев при решении вопроса о невменяемости. Под медицинским критерием однозначно понимается наличие одного из видов психических расстройств, перечисленных в законе. Под психологическим (юридическим) — неспособность (невозможность) субъекта отдавать себе отчёт в своих действиях или руководить ими во время совершения общественно опасного деяния. В разных источниках понятия «неспособность» и «невозможность» используются как синонимы. Хотя, поскольку в данном случае речь идёт о психологическом качестве, более адекватным является понятие «неспособность». Понятие «невозможность» больше ассоциируется с внешними обстоятельствами: способность может быть сохранена, но не реализована вследствие отсутствия возможности, т. е. необходимых внешних условий. На схеме 1 представлена традиционная модель вменяемости–невменяемости согласно законодательной нормы.

Схема 1

Традиционная модель вменяемости–невменяемости

              компетенция психиатра-эксперта                            компетенция юриста

На уровне обыденной логики такая трактовка критериев невменяемости как будто удовлетворяет запросы практики. Психологический (юридический) и медицинский критерии, несмотря на утверждение об их неразрывном единстве, предстают достаточно самостоятельными. Это следует из утверждения о необходимости их сочетания (т. е. одновременного наличия) для решения вопроса о невменяемости. Противоречие, состоящее в том, что неспособность отдавать себе отчёт в своих действиях или руководить ими одновременно именуется и психологическим, и юридическим критерием, то есть обозначается понятиями, отражающими разные уровни бытия, на первый взгляд как будто разрешается двумя способами.

Во-первых — утверждением о его необходимости для взаимного понимания юристов и психиатров-экспертов (отсюда двойное наименование).

Во-вторых — отождествлением невменяемости с неспособностью отдавать себе отчёт в своих действиях или руководить ими в силу болезни, в связи с чем, по принципу аналогии, юридическая квалификация первого понятия переносится на второе. При этом каждая из взаимодействующих сторон (юридическая и медицинская) получает свой критерий. Учитывая двойное наименование психологического (юридического) критерия, понятна попытка провести через него границу, разделяющую компетенции психиатра-эксперта и юриста, выделив в нём медицинский и правовой аспекты. Справедливо подвергнутый критике, такой подход, как, впрочем, и иные, освещённые на сегодняшний день в литературе, не решает главного вопроса: кто всё же должен определять этот критерий и как он соотносится с невменяемостью (Ю. М. Антонян, С. В. Бородин, 1987).

Слабость толкования формулы невменяемости, основанного на принятом содержании психологического (юридического) и медицинского критериев, и заключается в том, что оно не даёт однозначного ответа на вопрос о границе, разделяющей компетенции юриста и психиатра при разрешении сомнений во вменяемости лица. Существующая парадигма, согласно которой психиатр-эксперт определяет все компоненты смысловой стороны понятия «невменяемость», т. е. устанавливает её de facto, не оставляет для следствия и суда предмета для самостоятельного решения о вменяемости–невменяемости субъекта. Назначив CПЭ, следствие и суд обрекают себя на единственное решение: согласиться в конечном итоге с заключением одной из экспертиз, независимо от их количества по данному делу.

Причём, даже выполняя требования ст. 67 УПК о необходимости оценки доказательств (к которым относится и заключение эксперта) юридической стороной по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности, следствие и суд не могут в полной мере оценить заключение эксперта по сути, поскольку для этого нужно владеть клиническим методом исследования и обладать специальными знаниями, отсутствие которых и побуждает обращаться к экспертам. В результате на практике разрешение сомнений во вменяемости лица производится не теми, у кого они возникли, с использованием специальных знаний эксперта, а возлагается на последнего, т. е. обладателя этих знаний. А суд своим определением лишь придаёт законность заключению эксперта, т. е. решает вопрос о вменяемости–невменяемости de jure.

Следуя теории аргументации, представляется необходимым изначально определиться в том, что означают используемые понятия (А. Д. Гетманова, 1986; С. И. Поварнин, 1990). Известно, что собственно понятием именуется мысль, «представляющая собой обобщение (и мысленное выделение) предметов некоторого класса по их специфическим (в совокупности отличительным) признакам… Понятие имеет тем большую научную значимость, чем более существенны признаки (составляющие содержание), по которым обобщаются предметы» (Философский словарь, 1987, с. 371). В логике понятие — это «целостная совокупность суждений, т. е. мыслей, в которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же время существенных признаках этого объекта» (Н. И. Кондаков, 1971, с. 393).

Каждое понятие имеет объём и содержание. Объём включает множество предметов, имеющих признаки, зафиксированные в понятии. Содержание же включает эти отличительные, существенные свойства, признаки, отношения. Объём и содержание понятия находятся в обратных отношениях. Чем больше объём понятия (количество предметов, охватываемых им), тем меньше содержание (количество общих для этих предметов признаков). Эти положения имеют принципиальное значение для анализа и правильного понимания всех рассматриваемых далее вопросов.

Теперь возвратимся к законодательной формуле невменяемости. В полном соответствии с этимологией этого понятия, его объём включает два предмета: деяние и лицо. Их общим отличительным признаком, составляющим содержание понятия «невменяемость», является наличие между ними определённого отношения или причинной связи. Последняя (если деяние обладает признаками действия) двойственна по своей природе и характеризуется, с одной стороны, физическим компонентом, включающим совокупность определённых телодвижений, результатом чего явилось уголовно наказуемое деяние. И, с другой стороны, психическим компонентом, отражающим характер опосредования сознанием указанных причинно-следственных отношений (в случае действия), т. е. состоянием отражательной функции мозга субъекта во время совершения деяния. В случае бездействия двойственный характер указанного отношения между лицом и деянием исчезает, так как отсутствует физическая причинная связь, а имеется связь только психическая.

Приведённые аргументы в равной мере относятся и к смысловой стороне понятия «вменяемость». И хотя его формула в законе отсутствует, очевидно, что для определения вменяемости также необходимо деяние, лицо и соответствующее отношение между ними, включающее либо оба указанных выше компонента в случае действия, либо, в случае бездействия, только психический. Причём связь между указанными признаками достаточно определённа. Без установления факта деяния не может возникнуть процедура следствия; без деяния и лица нельзя говорить об отношении между ними и, следовательно, не появляется оснований для постановки вопроса о невменяемости; без определения психического состояния лица (его сознания) во время совершения деяния невозможно его решение. В таком порядке каждый признак на каждом этапе является обязательным условием появления всех последующих. Соответственно все они составляют систему, ключевым, системообразующим фактором в которой является деяние, поскольку без него не может быть ни других компонентов системы, ни отношений между ними.

В данном контексте и деяние и лицо являются безусловно юридическими категориями, что закреплено в законе соответствующими понятиями: общественно опасное деяние (преступление) и обвиняемый (подозреваемый). Их установление, как и доказательство наличия между ними причинной связи, входит в компетенцию юристов и является непременным условием последующего возникновения сомнений во вменяемости лица. Отсюда следует, что любое указание в заключении эксперта на такую связь между лицом и деянием может восприниматься как выход за пределы компетенции. Но ведь, как показано выше, эта связь носит двойственный характер и включает два компонента: физический и психический. В силу этого возникает вопрос: а не выходит ли психиатр-эксперт за пределы своей компетенции, когда исследует характер психической связи между лицом и деянием? Очевидно выходит, ибо о психической связи и её характере можно говорить лишь тогда, когда установлена связь физическая, т. е. доказано, что данное лицо совершило это деяние. Возникает порочный круг, на который фактически указывали многие юристы: эксперт не может исследовать характер психической связи между лицом и деянием на основании предположений следствия, пока в суде не будет доказана физическая причинная связь между данным лицом и инкриминируемым ему деянием. Если эксперт делает это на этапе предварительного следствия, то его заключение может быть только предположительным. Но предположительное заключение не имеет доказательной силы, поскольку не устраняет сомнений во вменяемости лица, которые могут возникнуть на любом этапе следствия и судебного разбирательства.

Чтобы разрешить указанные противоречия, необходимо исследование категорий, которые составляют объём и содержание понятия «невменяемость» и именуются в настоящее время медицинским (биологическим) и психологическим (юридическим) критериями. Поскольку имеется достаточно аргументов считать невменяемость понятием юридическим, с точки зрения системного подхода целесообразно начать с анализа юридического критерия невменяемости. Учитывая тесную взаимосвязь понятий «вменяемость–невменяемость», методологически необходимым является анализ каждого критерия применительно к вменяемости и невменяемости. Это даёт возможность не только более тщательно исследовать объём и содержание понятий, но и проследить динамику превращения тех или иных признаков из условия постановки вопроса о вменяемости–невменяемости в соответствующий критерий.

2. Юридический критерий при вменяемости и невменяемости

До настоящего времени в теории судебной психиатрии, а вслед за ней и в уголовно-правовой теории юридическим критерием невменяемости именуется неспособность лица отдавать себе отчёт в своих действиях и руководить ими. Установить происхождение и обоснование такого наименования по литературе не удаётся. Известно, что В. Х. Кандинский (1890) именовал этот признак общим критерием невменяемости, а В. П. Сербский (1905) — психологическим. В учебнике «Судебная психиатрия» 1954 г. по отношению к этому признаку уже однозначно, хотя и без какого либо обоснования, используется понятие «юридический критерий невменяемости» и ему придаётся ведущее значение. Как показано выше, это отвечало существующей в судебной психиатрии парадигме невменяемости и удовлетворяло основные потребности сложившейся экспертной практики, хотя и подвергалось критике как психиатрами, так и юристами.

В. С. Трахтеров (1947) считал, что о юридических критериях можно говорить как о медицинских, поскольку их терминология отражает психическое состояние лица, установление чего относится к предмету судебной психиатрии. И. Ф. Случевский (1956) полагал необходимым подвергнуть обсуждению вопрос о правильности термина «юридический критерий невменяемости», поскольку он определяет «сущность психической болезни». По мнению А. А. Пионтковского (1970), именование психологического критерия юридическим неточно, поскольку для его установления необходимо иметь заключение судебно-психиатрической экспертизы. При наличии серьёзных аргументированных сомнений в обоснованности двойного наименования психологического критерия естественно возникал вопрос о том, что же в таком случае юридический критерий невменяемости.