Правовое регулирование лизинга по гражданскому праву РФ

Необходимо  двигаться к тому, чтобы рассматривать  лизинг как одну из форм кредитования, при которой кредитор не выдаёт заёмщику деньги, на которые тот сам купит  конкретную вещь и передаст её в  залог кредитору, а вкладывает эти деньги сам в указанную вещь и передаёт их заёмщику вместе с ней (как бы внутри её). Выглядит это всё как передача вещи, хотя реально это передача сокрытых в вещи денег.

Это поможет  применять большинство наработок, придуманных в кредитной (прежде всего, в банковской) сфере. Собственно, почему крупнейшие лизинговые компании это дочки крупных банков (Сбербанка, ВТБ и проч.)?

При этом целесообразно  рассмотреть опыт Германии, в которой  основополагающим признаком договора лизинга назван принцип амортизации. Конечно, и «нормальный» арендодатель, продавец и т.п. стремится к полной амортизации  своей закупочной цены и сопутствующих расходов, но исключительно его внутренняя проблема - получится ли у него это и каким образом; в договоре лизинга, напротив, обоюдная воля сторон направлена именно на полную амортизацию, так что последняя поднимается от обычного расчётного фактора на уровень содержания договора.

При рассмотрении данного вопроса может представлять интерес позиция Президиума ВАС  РФ из постановления от 5.07.2011 г. № 2346/11.

Однако самое  сложное в лизинге не только отмеченное выше противоречие между формой и  содержанием, но и второе противоречие – между обеспечительным интересом  лизингодателя и объёмом предоставляемых  ему прав. В каком-то смысле он получает сверхобеспечение (право собственности на предмет лизинга) там, где он мог бы довольствоваться залогом. В этом плане можно адресовать к обсуждению фидуциарной передачи собственности, проходившему на аналогичном круглом столе в 2011 г.

Самое лучшее доказательство - возвратный лизинг, в котором нет ничего иного, кроме как кредитование под обеспечительную передачу собственности.

Поэтому позиция  германской доктрины о том, что собственность  лизингодателя не является разновидностью обеспечительной собственности, вызывает серьёзные сомнения. Думается, в России требуется занимать прямо противоположный подход.

Экономический смысл лизинговой конструкции для  лизингополучателя понятен, он изначально не платит полную цену, а платит по мере того, как зарабатывает. «В общем-то, этой цели можно было достигнуть, взяв обычный кредит, однако перед последним лизинг имеет то преимущество, что финансирование составляет до 100% стоимости предмета лизинга (так происходит в Германии, а в России обыкновенно лизингополучатель платит авансовый платёж в размере, сопоставимом с тем, сколько собственных средств вкладывает в покупку вещи, приобретаемой по целевому кредиту, заёмщик, - от 20 до 30 %)»¹⁷. Кроме того при лизинге преследуются балансовые и налоговые цели.

Нередко в Германии предмет лизинга в конце действия договора имеет значительную остаточную стоимость, при реализации которой лизингодателю тоже кое-что достаётся. Но о судьбе предмета лизинга по окончании договора встречаются самые разные формулировки, содержание которых сильно зависит от подзаконных актов министерства финансов ФРГ; в большинстве случаев лизингополучатель приобретает либо опцион на продление договора на выгодных условиях или притязание на существенную часть выручки от реализации предмета лизинга.

Таким образом, в Германии лизинг выгоден участникам оборота, прежде всего, своими экономическими (налоговыми) преимуществами, плюс к этому они, как могут, смягчают противоречие, складывающееся вследствие сверхобеспечения лизингодателя. В России ни о каких смягчениях сейчас речь не идёт, поэтому некоторые экономические преимущества лизинга завлекают предпринимателей, рассчитывающих на нормальное развитие событий. Но потом при ненормальном развитии событий они (прежде всего, лизингополучатели) сталкиваются с тем перекосом баланса интересов сторон в пользу лизингодателя, который мы условно называем сверхобеспечением.

Имея в виду родство экономической природы  лизинга и кредитования, целесообразно  стремиться к тому, чтобы распределение  рисков в лизинге было таким же, как в кредитовании. Иными словами, лизингодатель должен по сути иметь залоговое право, а не право собственности на предмет лизинга.

Это будет означать, что лизингодатель не вправе сам  распоряжаться предметом лизинга (в т.ч. передавать его в залог). Обеспечение лизингодателя должно быть акцессорным, т.е. с полным исполнением обеспеченного обязательства по внесению лизинговых платежей лизингодатель должен получать собственность автоматически (по сути должно прекращаться залоговое обременение), без какой-либо дополнительной сделки со своей стороны, для которой могут быть препятствия, в том числе банкротство лизингодателя. Наконец, при банкротстве лизингополучателя лизинговое имущество должно включаться в его конкурсную массу, а лизингодатель должен иметь статус залогового кредитора.

Поскольку пока ничего из вышесказанного не реализуется  на практике, постольку, строго говоря, если лизингодатели страдают от того, что господствует арендная теория, то лизингополучатели страдают от того, что никто не умеет нормально  обращаться с нетворчески воспринятым из-за рубежа сверхобеспечением.

3.2. Роль  правовой природы договора при  решении практических казусов

Не может  объяснить никак иначе, кроме  как через произвол законодателя, почему лизингополучатель (арендатор) несёт риск неисправности поставщика товара (формально в законе о лизинге сказано, что этот риск несёт тот, кто выбрал продавца, но на практике не заметны договоры, по условиям которых продавца выбирал бы лизингодатель, пусть фактически так происходит нередко)

Даёт простое  объяснение, сводящееся к тому, что лизингодатель действует, закупая товар, в чужом интересе. Хозяином дела в данной закупке является лизингополучатель. С этой точки  зрения понятно, почему риск возлагается на него. Однако «если в ходе взаимоотношений с продавцом товара лизингодатель допустит виновное нарушение, он должен отвечать»¹⁸. Как известно, вопрос о распределении риска должен иметь место, когда нет вины ни одной из сторон. Как только имеется нарушитель, потери другой стороны должны возлагаться на него. Немного с другой аргументацией, но в конечном счёте очень похоже – см. постановление Президиума ВАС РФ от 12.07.2011 № 17748/10

Если в утрате предмета лизинга виноват лизингополучатель, то по общим правилам, характерным  для аренды, он должен был бы заплатить  стоимость утраченного предмета, однако в силу прямой нормы закона о лизинге (ст.26) он не освобождается  от исполнения своих обязательств по договору, т.е. должен продолжать вносить периодические платежи, в состав которых входит плата за пользование кредитом за будущее время. Это решение не вполне справедливо. У лизингополучателя должна быть возможность рассчитаться с кредитом досрочно в такой ситуации, если у него есть такая финансовая возможность, и сэкономить проценты за будущее время. В Германии считается, что с исчезновением цели финансирования интерес лизингодателя в извлечении прибыли из данного проекта более не заслуживает защиты.

Если предмет  лизинга утрачен по вине третьих  лиц (украден, повреждён в ДТП  и т.д.), то согласно ст.669 ГК РФ риск этого  несёт арендатор (лизингополучатель). Что конкретно означает эта норма, сложно сказать. По-видимому, лизингополучатель  должен возместить лизингодателю стоимость утраченного имущества (притом, что лизинговые платежи могут быть выплачены к этому моменту на 90%).

Независимо  от того, кто виноват в утрате предмета лизинга – лизингополучатель  или третьи лица,  лизингодатель  имеет право на возмещение суммы кредита, вложенного им в покупку указанного предмета. Этот «риск вполне тождествен риску гибели предмета залога как обеспечения в кредитной операции, который несёт залогодатель (заёмщик), ведь по факту гибели предмета залога он не освобождается от своих обязательств по возврату займа»¹⁹.

При этом лизингополучатель  должен располагать возможностью рассчитаться с кредитом досрочно и сэкономить на уплате процентов за будущее время.

Так происходит в Германии: если предмет лизинга  погиб, обе стороны вправе потребовать досрочного расторжения договора. Будущие лизинговые взносы дисконтируются, вознаграждение на будущее время  исключается. Идея о риске на стороне лизингополучателя соответствует  элементарной максиме справедливости, согласно которой выгода и корреспондирующий ей риск должны по возможности относиться к одной и той же стороне договора.

Формально, являясь  собственником, лизингодатель не имеет  препятствий к тому, чтобы передать предмет, участвующий в лизинговой операции, в залог. Следовательно, лизингополучатель, исправно внесший все лизинговые платежи, включая заключительный выкупной платёж, может столкнуться с неприятной ситуацией, в которой некий банк (залогодержатель) может претендовать на существенную сумму за счёт предмета лизинга как залога.

Могут быть разные способы решения данной проблемы, однако, по-видимому, наиболее приемлемым является следующий.

Согласно п.2 ст.23 Закона о лизинге к приобретателю  прав лизингодателя в отношении  предмета лизинга в результате удовлетворения взыскания в обязательном порядке переходят не только права, но и обязательства лизингодателя, определенные в договоре лизинга.

Эта норма, по-видимому, не просто воспроизводит содержание ст.617 ГК РФ (о переходе прав и обязанностей по договору аренды к новому собственнику арендованной вещи),  но идёт дальше неё. В силу п.2 ст.23 Закона о лизинге на приобретателя должны переходить также обязательства лизингодателя в части выкупа предмета лизинга, т.е. его обязательства как продавца. Это означает, что лизингополучатель, которому осталось заплатить, допустим, 100 рублей за вещь, объективно стоящую на рынке 1 млн., не будет нести риска того, что данная вещь обременена залоговым правом  на 1 млн.

Это справедливо  в отношениях между  лизингодателем и лизингополучателем, однако такое решение достаточно серьёзно ставит под угрозу права и интересы третьих лиц (кредиторов лизингодателя), причём это касается не только залогодержателей, но и остальных кредиторов. Поэтому с политико-правовой точки зрения его нельзя приветствовать.

Если приравнивать лизинг к кредитованию под залог, то неизбежно следует отрицать право  лизингодателя на распоряжение предметом  лизинга, т.к. залогодержатель не вправе сдавать предмет в последующий  залог, это право есть только у  залогодателя (таковым по существу является лизингополучатель).

Если подходить  формально, то введение процедуры банкротства  лизингодателя уничтожает лизинговую конструкцию и даёт лизингополучателю  взамен «ожидания собственности» ничем  не обеспеченное обязательственное  право требования к лизингодателю. Вещь подлежит возврату лизингополучателем в конкурсную массу (от договора лизинга конкурсный управляющий, разумеется, заявит отказ как от невыгодной сделки по ст.102 Закона о банкротстве), требование лизингополучателя о выкупе не может быть реализовано, поскольку в деле о банкротстве участвуют только денежные требования, а за рамками дела о банкротстве никакие имущественные требования невозможны (ст.63, 126 Закона о банкротстве).

Если исходить из того, что «главным является требование лизингодателя к лизингополучателю о возврате кредита и процентов за пользование им, то именно это требование должно входить в конкурсную массу лизингодателя»²⁰. Следовательно, погасив данное требование, лизингополучатель должен не «получать» вещь из конкурсной массы, а «освобождать» собственную вещь от наложенного на неё до той поры обременения.

В рамках арендной теории возможны разные подходы, в зависимости  от степени их формальности. Супер-формальный подход гласит – если за вещь стоимостью 9 млн. была установлена выкупная цена 10 рублей, то в случае, когда лизингополучатель заплатил 8,5 млн. и столкнулся с нехваткой денежных средств (попал в просрочку), лизингодатель может спокойно расторгнуть договор, забрать себе вещь, которая может стоить, например, 4 млн., и не возвращать ни копейки лизингополучателю.

Менее формальный подход, более отвечающий справедливости, вырабатывается в настоящее время  Президиумом ВАС РФ. В нём речь идёт о том, что «при досрочном расторжении договора лизинга необходимо учитывать, что в составе лизинговых платежей есть какая-то часть, уплачиваемая «за пользование» предметом лизинга, а какая-то – в счёт выкупной цены»²¹. И даже обозначенная в договоре выкупная цена (она, как правило, минимальна), до уплаты которой дело по договору ещё не дошло, не препятствует возврату части лизинговых платежей. Это вызывает ожесточённую критику сторонников безграничной защиты лизинговых компаний, напоминающих всем про принцип свободы договора²². Тем не менее, глобально позиция Президиума может быть поддержана с учётом следующего.

Если бы право  лизингополучателя на выкуп было классическим опционом, то он приобретал бы право выкупить вещь по её объективной, а не остаточной стоимости (таков  смысл пункта 1 статьи 624 ГК РФ). И  стороны могли бы договориться о зачёте арендных платежей в счёт выкупной цены только постфактум, в момент выкупа, но не заранее (п.2 ст.624 ГК). При этом состоялась бы некая сделка, напоминающая новацию с обратной силой в сочетании с п.2 ст.425 ГК о праве сторон договориться, что условия заключённого ими договора применяются к их отношениям, возникшим до заключения договора. К сожалению, отсутствуют сравнительно-правовые исследования на этот счёт, которые могли бы помочь понять указанную конструкцию и уяснить, является ли она традиционной для зарубежных стран или суть продукт отечественного правотворчества.

В этом плане  договор лизинга идёт ещё дальше. Как только выкупная цена ставится в зависимость от полной уплаты всех «арендных» платежей за срок действия договора, по существу соглашение сторон предстаёт как изначальная договорённость о том, что какая-то часть платежей за пользование зачисляется в счёт выкупной цены (без указания на то, какая именно часть). Собственно, так и трактует подобное условие Президиум ВАС РФ в новейшей практике.