Проблема определения места самозащиты в системе средств защиты гражданских прав

Но в таком случае весьма спорно утверждать, что сам термин «способ» должен интерпретироваться по-иному  для защиты и для ответственности. Вопрос же о том, меры или способы  перечислены в ст.12 ГК РФ, можно  разрешить при анализе содержания указанной нормы. Например, защита гражданских прав путем восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения. Здесь указывается именно на приемы (методы) защиты. В данном случае обладатель нарушенного субъективного права будет выполнять ряд действий в определенной последовательности и в установленном законом порядке. В этом случае содержание такой деятельности охватывается понятием «способ». И остальные элементы ст.12 ГК РФ представляют собой способы, но не меры. Например, возмещение убытков - это определенная деятельность, комплекс специальных действий. Точно так же, как и компенсация морального вреда.

Особый интерес для  дальнейшего исследования представляет самозащита гражданских прав. Под  самозащитой следует понимать осуществление  самостоятельно управомоченным лицом  действий фактического и/или юридического характера, направленных на устранение нарушений права. В статье 14 ГК РФ говорится, что способы самозащиты должны быть соразмерны нарушению и  не выходить за пределы действий, необходимых  для его пресечения. Буквальное толкование данной нормы позволяет сделать  вывод, что условием самозащиты является факт нарушения права. Нет нарушения - невозможна и самозащита. Необходимая  оборона и крайняя необходимость - это два самостоятельных способа  самозащиты, предусмотренных специальными нормами (ст.1066, 1067 ГК РФ). Особенность  их в том, что они могут быть применимы еще до нарушения. Во всяком случае, ст.14 ГК РФ увязывает самозащиту с уже нарушенным правом, а не с правом, которое еще только может  быть нарушено в будущем. Об этом же свидетельствует и терминология, используемая законодателем. В статьях 12 и 14 ГК РФ говорится именно о защите, а не об охране. Следовательно, речь идет о самозащите, а не о самоохране, когда возможно использование определенных приемов и мер, направленных на обеспечение  каких-либо прав в будущем.

1.2. Самозащита  как одна из форм защиты  гражданских прав и интересов

Самозащита - это особый (частный) случай защиты, специфика которого проявляется в том, что управомоченное лицо непосредственно своими действиями может защитить нарушенное право. Даже если третье лицо будет оборонять  потерпевшего от нападения, то о самозащите можно говорить в отношении прав и интересов обороняющегося. Что  касается потерпевшего, то это не реализация им своего права на самозащиту, а  его защита. В этом случае осуществляется защита другого субъекта. Поэтому  представляется спорным утверждение  Свердлыка Г. А. и Страунинга Э. Л. [22], что деятельность в форме патронажа следует также относить к самозащите прав подопечного.

Действительно, согласно п.1 ст.41 ГК РФ по просьбе совершеннолетнего  дееспособного гражданина, который  по состоянию здоровья не может самостоятельно осуществлять и защищать свои права  и исполнять обязанности, над  ним может быть установлено попечительство в форме патронажа. Деятельность попечителя в данном случае нельзя относить к самозащите даже в широком  смысле этого слова. Это не что  иное, как защита попечителем интересов  подопечного. Здесь нельзя говорить о самозащите также и потому, что  гражданин обращается в компетентный орган - орган опеки и попечительства. Дифференциация самозащиты на самозащиту в узком и в широком смысле лишь затрудняет исследование сути данного  феномена.

Самозащита может осуществляться лишь управомоченным лицом. Данная управомоченность простирается до момента, с которого можно утверждать о произвольном вмешательстве в частные дела. Согласно п.1 ст.1 ГК РФ в качестве одного из основных начал гражданского законодательства установлено правило о недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела. Произвольное вмешательство  является пределом самозащиты.

Для исполнения решения суда существуют специальные органы. Порядок  их исполнения жестко регламентирован  законодательством. Исполнение решения  суда кредитором вопреки установленному порядку следует квалифицировать  как произвольное вмешательство  в частные дела.

В юридической литературе высказывались различные суждения о сфере реализации права на самозащиту. Так, Грибанов В. П., Рясенцев В. А [21] утверждали, что самозащита допускается во внедоговорных отношениях. М. И. Брагинский, Н. И. Клейн полагают, что она возможна во внедоговорных отношениях и в некотором объеме - в договорных отношениях. Позиция Г. Я. Стоякина [26] такова, что самозащита допустима только в договорных отношениях. Басин Ю. Г. [3] обосновал мнение о возможности самозащиты как во внедоговорных, так и в договорных отношениях.

Содержание ст.12 и 14 ГК РФ не дает повода для сомнения в возможности  самозащиты как во внедоговорных, так  и в договорных отношениях. Другое дело, что возникает вопрос о специфике  самозащиты в тех и других отношениях. Очевидно, что во внедоговорных отношениях самозащита может осуществляться преимущественно  фактическими действиями (например, необходимая  оборона). В договорных отношениях на первый план выступают юридические  действия управомоченного лица. Например, отказ от исполнения договора (ст.463, 484, 523 и др.); отказ от товара (ст.464, 466, 468 и др.). Однако в договорных отношениях не исключается самозащита и посредством  фактических действий управомоченной стороны. Например, устранение недостатков  товара (ст.475); производство капитального ремонта (ст.616) и др. Отличие самозащиты в названных отношениях состоит также в том, что во внедоговорных отношениях способы самозащиты и условия ее реализации определяются законом, в то время как в договорных способы и условия реализации могут быть установлены договором. При этом необходимо учитывать определенные законом изъятия из принципа свободы договора. Так, в соответствии с п.4 ст.401 ГК РФ соглашение об устранении или ограничении ответственности (следовательно, и самозащиты) за умышленное нарушение обязательства ничтожно.

Отсутствие в законе перечня  способов самозащиты, а также указания на возможность установления их в  договоре следует признать недостатком  действующего законодательства. В связи  с этим было бы целесообразно дополнить  ст.14 ГК РФ правилом следующего содержания:

«Самозащита, в частности, может осуществляться посредством  отказа одной из сторон договора от его исполнения; отказа от передачи или приемки товара; устранения недостатков  товара управомоченной стороной или  привлеченными лицами за счет должника; выполнения ремонта и др.

Лица в договоре вправе установить иные способы самозащиты, не противоречащие закону».

2. Самозащита  гражданских прав и интересов  как институт гражданского права

2.1. История  становления и развития института  самозащиты в гражданском праве  России

Нормы о самозащите гражданских  прав - особом порядке защиты прав без  обращения к юрисдикционным органам - были впервые легально закреплены отечественным законодателем совсем недавно, в части первой Гражданского кодекса Российской Федерации 1994 г. (ст.12 и 14). Вместе с тем институт самозащиты имеет в доктрине российского  гражданского права глубокие исторические корни. Более того, само появление  в ГК РФ подобных норм стало результатом  серьезных научных исследований, проведенных отечественными цивилистами, которые подготовили почву для  внедрения в российское гражданское  законодательство этого нового для  него института. Представляется, что  ознакомление с историей становления  и развития данного института  в российской цивилистике позволит более полно и всесторонне  уяснить природу, сущность и значение этой правовой категории в современном  гражданском праве России.

Доктринальные построения отечественных  правоведов того времени основывались, главным образом, на правоположениях  иностранного законодательства (Саксонское гражданское уложение 1863 г., швейцарский  Закон об обязательствах 1881 г., Германское гражданское уложение 1896 г.), где  институт самозащиты был к тому времени  уже достаточно развит, а также  римского гражданского права. Действовавшее  же гражданское законодательство Российской империи не знало понятия самозащиты и содержало лишь некоторые единичные  нормы, допускающие ситуации, которые  можно характеризовать как случаи правомерной самозащиты гражданских  прав (эти случаи будут рассмотрены  ниже). Показательным в этом смысле является положение ст.690 т.X, ч.1 Свода  законов Российской империи, помещенной в главу седьмую «О праве судебной защиты по имуществам»: «Всякое самоуправство по имуществам, хотя бы они состояли и в незаконном владении, строго воспрещается». В примечании к ст.690 вместе с тем указывалось (со ссылкой на ст.107-109 Законов уголовных изд. 1845 года), что «законная оборона от насилия не считается самоуправством, когда она не выходит из пределов, законом определенных».

Пробелы в позитивном правовом регулировании в некоторой степени  пыталась восполнить судебная практика. В этом смысле для нас представляют большой интерес решения Правительствующего сената, являвшегося высшей судебной инстанцией Российской империи. При  всей архаичности российского гражданского закона в этой сфере Сенат, рассматривая конкретные дела, на скудной основе процитированного выше примечания к  ст.690 т.X, ч.1 Свода законов формировал довольно прогрессивные правовые позиции  относительно возможности управомоченного  лица самостоятельно защищать свои нарушенные права. В качестве примера можно  привести такую правовую позицию, сформированную Сенатом: «Конечно, нормальный способ удовлетворения по неисполненному договору - обращение к суду. Но нельзя отрицать у стороны, терпящей от неисполнения ее контрагентом лежащей на нем обязанности, права произвести, в предотвращение дальнейших для себя невыгод, необходимые  действия за счет контрагента и без  обращения к суду. Нет необходимости, чтобы такое право было особо  выговорено в договорах: оно вытекает из самого существа договорных отношений  и может представляться не «самоуправством», а следствием крайней необходимости». Однако при этом Сенат зачастую не укладывался в тесные рамки действовавших тогда положений закона, что было справедливо подмечено Анненковым К. Н. [2].

Упоминания о самозащите можно встретить уже в первом в истории российской цивилистики  фундаментальном курсе русского гражданского права, изданном на основе лекций профессора Мейера Д. И. [17].

Мейер Д. И. говорил о самозащите как о такой разновидности защиты прав, при которой она осуществляется самим его обладателем, в отличие от судебной защиты, осуществляемой «органами власти государственной». По Мейеру, самозащита (защита права самим его обладателем) допускается «только по исключению, когда помощь со стороны государства может явиться слишком поздно». Согласно его классификации, самозащита может выразиться «или в виде самообороны, т.е. самоличного отражения посягательств на право, или в виде самоуправства, т.е. самоличного восстановления уже нарушенного права». По мнению ученого, вопросы об условиях наказуемости самообороны и ненаказуемости самоуправства составляют предмет изучения уголовного права, с той лишь разницей, что некоторые из форм ненаказуемого самоуправства являются выражением особых гражданских прав: права удержания и права самовольного установления, а также осуществления уже установленного права залога.

Под правом удержания (jus retentionis) Мейер Д. И. подразумевал «право владельца чужой вещи не выдавать ее собственнику до исполнения лежащего на нем перед владельцем обязательства, причем лицо, удерживающее вещь, не имеет права само удовлетворить свое требование путем продажи или присвоения вещи» Под самовольным установлением права залога ученый понимал право лица «захватить вещь и держать ее до тех пор, пока требование его к собственнику вещи не будет удовлетворено, а в случае неудовлетворения - требовать продажи вещи и из вырученной суммы получить удовлетворение».

Самоличное осуществление  права залога заключается, по Мейеру, в «праве закладодержателя, в случае неисполнения обеспеченного закладом обязательства, оставить у себя заложенную вещь или самому ее продать и из вырученной суммы получить удовлетворение».

В «Системе русского гражданского права» Анненкова К. Н. [2] прослеживается иной подход к самоуправству и самообороне. Самоуправство рассматривается этим ученым как средство внесудебного осуществления гражданских прав, а самооборона - как средство их внесудебной защиты.

Проанализировав действовавшее  в то время законодательство Российской империи, а также положения римского права и зарубежного гражданского законодательства, Анненков К. Н. определил самоуправство как «самовольное нападение на личность или имущество другого с целью осуществления своих прав, первое - в случае принуждения кого-либо к исполнению обязательства посредством насилия над личностью, или же посредством отобрания у него имущества, а второе - посредством изъятия имущества из чужого владения, или же нарушения владения им, или же постановления каких-либо препятствий осуществлению каких-либо прав на него, когда самоуправец полагает, что имущество должно состоять или перейти в его владение». Причем К. Н. Анненков указывал на то, что в современном ему российском законе (а именно в ст.690 т.X, ч.1 Свода законов), «как и в праве римском и уложении саксонском, имеется общее воспрещение самоуправства как средства внесудебного осуществления прав по имуществам».

Анненков К. Н. выделил следующие главные, по его мнению, признаки воспрещенного гражданским законом самоуправства: - «самовольное изъятие имущества из чужого владения, все равно - законного или незаконного, или же нарушение владения имуществом также законного или незаконного»;

- «изъятие имущества из  чужого владения или же нарушение  владения тогда только может  быть принимаемо за самоуправство,  когда оно предпринимается в  видах осуществления какого-либо  действительного или предполагаемого  права на это имущество, в  силу которого самоуправец полагает, что имущество должно находиться  или перейти в его владение».

Исходя из этого, Анненков К. Н. не считал самоуправством случаи реализации права удержания (которое Д. И. Мейер [17], напротив, рассматривал как одну из форм «ненаказуемого самоуправства») в силу отсутствия признака самовольного изъятия имущества из чужого владения. При этом он указывал, что «право римское, а также уложение саксонское, не только не считают удержание вещи, подлежащей передаче другому лицу по какому-либо основанию, за самоуправство, но создают в пользу держателя вещи даже особое право на ее удержание - jus retentionis, когда он имеет, в свою очередь, какие-либо встречные требования к лицу, имеющему право на вещь, в виде понесенных на нее издержек или же в виде следуемого за нее какого-либо вознаграждения».