Проблемы деятельности российского суда присяжных

 

Однако очевидно, что понятия  «умысла», «намерения», «корысти», «сильного  душевного волнения» понятны  присяжным заседателям, а гипотетически  возможное непонимание легко  преодолеть судейским напутствием. «Собственно юридическая оценка» означает толкование положений закона специальными методами, доступными образованному юристу и не укорененными в обыденном сознании. Верховный же Суд расширительно объясняет данное понятие, относя к «собственно юридической оценке» мнения присяжных заседателей по обстоятельствам, в принципе имеющим юридическое значение. На самом же деле, именно присяжные заседатели должны устанавливать доказанность или недоказанность таких обстоятельств, а судья интерпретировать их выводы в формулировках закона, придавать этим выводам юридическое значение (часть 3 статьи 348 УПК Российской Федерации), то есть давать фактам, как они установлены вердиктом, «собственно юридическую оценку».

 

Устранение присяжных заседателей  от полноценного решения вопроса о виновности во всех ее гранях и проявлениях обессмысливает суд присяжных, превращает представителей народа в объект манипуляции, орудие объективного вменения (независимо от вины, целей и намерений обвиняемого человека).

 

 

 

Секретность переданных (разглашенных) сведений определяется судьей после вынесения присяжными заседателями обвинительного вердикта

 

В вынесенном 5 ноября 2004 года вердикте красноярских присяжных заседателей  по делу космофизика В.Данилова подтверждается факт передачи им представителям Института физики Китайской аэрокосмической компании (гор. Ланьчжоу) определенных сведений, чего, впрочем, он никогда и не отрицал, однако у представителей народа не выяснено, представляют ли эти данные государственную тайну и почерпнуты ли они из открытых источников.

 

 В результате подобного подхода  приговор суда с участием присяжных  заседателей представляет собою  причудливый симбиоз мнения присяжных  заседателей о фактах, которые  их заставляют устанавливать  в терминологии «виновности», и  мнения судьи о виновности, к которому он приходит помимо точного смысла вердикта. В данном случае показательным является дело И.В.Сутягина.

 

 И.В.Сутягин приговором Московского  городского суда, разбиравшего дело  с участием присяжных заседателей,  был 7 апреля 2004 года признан виновным в совершении предусмотренного статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации преступления. Осужденному было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на пятнадцать лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. Интерпретируя вердикт коллегии присяжных заседателей от 5 апреля 2004 года, судья пришла к выводу, что И.В.Сутягин признан виновным в том, что с 19 февраля по июнь 1998 года в городах Бирмингеме и Лондоне он встретился с представителем военной разведки США Ш.Киддом и дал согласие на сотрудничество в форме собирания и передачи сведений о Российской Федерации названному лицу. В приговоре отмечены пять эпизодов передачи сведений Ш.Кидду и Н.Локк, именуемых представителями военной разведки США.

 

 Государственная измена в форме шпионажа есть преступление, которое совершается только с прямым умыслом. По мнению высших должностных лиц правоохранительной и судебной систем, в частности, Председателя Верховного Суда Российской Федерации В.М.Лебедева, «Для квалификации преступления подлежит установлению направленность умысла – нанести ущерб внешней безопасности России»2. Согласно диспозиции статьи 275 УК Российской Федерации, лицо, передающее сведения, должно: понимать, что передает их представителю иностранного государства, например, органов его разведки; желать использования этих сведений «в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации».

 

 Как видно из содержания  вердикта присяжных заседателей  по делу И.В.Сутягина, ими не установлен прямой умысел подсудимого нанести ущерб внешней безопасности Российской Федерации. Ответ присяжных заседателей на 1-й вопрос дает основания считать, будто они поверили в принадлежность Ш.Кидда и Н.Локк к составу «военной разведки США», однако вердиктом не установлено, что иностранцы сообщили о своей секретной деятельности И.В.Сутягину либо он рассматривал их в качестве представителей враждебного иностранного государства, а не бизнесменов. В ситуации, когда прямой умысел подсудимого посягнуть с помощью заведомого врага на безопасность Отечества не установлен, собирание и передача им сведений не образуют состава государственной измены.

 

 Следовательно, вердикт присяжных  заседателей по делу И.В.Сутягина  в том виде, в каком он вынесен,  требовал от судьи констатировать, что подсудимый признан виновным в совершении непреступного деяния, и оправдать его в соответствии с требованиями части 4 статьи 348 УПК Российской Федерации.  Обвинительный приговор Московского городского суда по настоящему уголовному делу представляет собой классический пример объективного вменения, так как в нем не проводится различия между наличием ущерба и желанием причинить ущерб, принадлежностью контрагентов И.В.Сутягина к военной разведке и осознанием данного обстоятельства подсудимым. Впрочем, в рамках данного уголовного дела отсутствуют абсолютно достоверные доказательства принадлежности иностранных бизнесменов Ш.Кидда и Н.Локк, а также компании «Альтернатив Фьючерз» к составу «военной разведки США».

 

Надо отметить, что деяния подсудимого И.В.Сутягина могли бы образовать состав разглашения государственной тайны (часть 1 статьи 283 УК Российской Федерации), если бы суд не только констатировал, что разглашенные подсудимым сведения составляют государственную тайну, но и бесспорно установил, вопреки позиции стороны защиты, что эти сведения были почерпнуты не из открытых источников, а были доверены или стали известны подсудимому «по службе или работе».

 

 

 

 Другие проблемы правосудности  вердиктов 

 

 Практикой выработаны и некоторые  другие приемы стеснения свободы присяжных заседателей в вынесении вердиктов, найдены абсурдные формулировки, обосновывающие отмену постановленных с участием присяжных заседателей приговоров.

 

 

Присяжные заседатели не вправе устно задавать вопросы допрашиваемым лицам

 

В соответствии с частью 4 статьи 355 УПК Российской Федерации присяжные заседатели вправе задавать вопросы допрашиваемым  лицам в письменной форме, подавая  соответствующие записки председательствующему  через старшину. По делу Титова, о  котором речь шла выше (определение вынесено Судебной коллегией по уголовным делам 5 марта 2003 года), данное правило было нарушено, и Верховный Суд Российской Федерации отменил оправдательный приговор суда с участием присяжных заседателей Однако можно ли признать такое нарушение существенным, повлиявшим на содержание вердикта? Такого вывода в кассационном определении не содержится, доказательства влияния устной формы участия присяжных заседателей в допросе на их итоговое решение (вердикт) не приводятся.

 

 

 

Обязанность обеспечения явки в суд свидетелей обвинения лежит на суде

 

Российский  уголовный процесс устроен таким  образом, что, вопреки требованиям  состязательности, именно суд отвечает за вызов свидетелей и обеспечение  их участия в судебном заседании. Реликты «социалистической законности» не чужды и профессиональному правосознанию судей Конституционного Суда Российской Федерации. Так, в пункте 4 мотивировочной части его постановления «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» от 29 июня 2004 г. суд не просто упоминается наряду с органами уголовного преследования, но и утверждается, будто все эти органы, «осуществляя доказывание, обязаны принимать… все зависящие от них меры к тому, чтобы были получены доказательства, подтверждающие как виновность, так и невиновность лица в совершении инкриминированного ему преступления».

 

Совсем  в духе этих разъяснений, очевидно, предчувствуя их, Верховный Суд Российской Федерации в 2003 году отменил приговор по делу Шутько, поскольку суд не обеспечил по требованию государственного обвинителя явку в заседание свидетеля У. Аналогичная история произошла в 2002 году в Ростовском областном суде по делу Кирьянова, и приговор суда присяжных был отменен.

 

 

 

При идеальной  совокупности преступлений невиновность подсудимого в преступном деянии не исключает его виновности в  отдельных последствиях не совершенного им поступка

 

 Архипов  обвинялся в том, что в сентябре 1996 года незаконно купил в кафе города Сальска ручную гранату и запал к ней, а в ноябре того же года, желая убить свою родственницу Х., чтобы единолично вступить в наследство, метнул гранату в форточку ее спальни. Вердиктом присяжных заседателей признано недоказанным участие Архипова в совершении приписанных ему преступлений, и 29 сентября 1998 года по его делу судом присяжных Ростовского областного суда постановлен оправдательный приговор. Кассационная палата Верховного Суда Российской Федерации отменяет приговор, указав: «…Перед присяжными заседателями не поставлен вопрос, доказаны ли действия подсудимого, выразившиеся в умышленном уничтожении или повреждении чужого имущества». По логике судей Верховного Суда, Архипов, признанный невиновным в том, что бросил гранату в чужую форточку, все-таки мог повредить взрывом имущество гражданки Х. Поскольку обвинение в истреблении имущества «тесно связано с обвинением… в других преступлениях, кассационная палата отменила оправдательный приговор в полном объеме…». Таким образом, оправданный в покушении на убийство человек может быть вновь судим и осужден за это тягчайшее преступление.

 

 

 

Включение в вопросный лист вопросов, не имеющих  отношения к правовой оценке инкриминированного деяния, не влечет отмены приговора суда с участием присяжных заседателей

 

 По делу  И.В.Сутягина, завершившемуся 7 апреля 2004 года обвинительным приговором  Московского городского суда  с участием присяжных заседателей, 2-й вопрос вопросного листа  о получении И.В.Сутягиным денежного вознаграждения за передаваемую информацию юридического значения не имел, так как корыстный мотив не служит квалифицирующим признаком для предусмотренного статьей 275 УК Российской Федерации преступления. Данный вопрос относится к категории частных вопросов, а потому должен ставиться «после основного вопроса о виновности подсудимого» (часть 3 статьи 339 УПК Российской Федерации), но не предшествовать ему. Помещение вопроса о корыстном мотиве, руководившем И.В.Сутягиным, перед вопросом о виновности могло способствовать, как представляется, снижению объективности присяжных заседателей, ожесточению их против подсудимого.

 

 Нельзя не отметить также,  что, в силу части 1 статьи 338 УПК Российской Федерации, перед присяжными заседателями ставятся лишь «вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями», то есть входящие в их компетенцию (часть 1 статьи 334, часть 7 статьи 335 УПК Российской Федерации). В данном случае вопрос о наличии корыстного мотива для установления виновности подсудимого не важен, а значит, не входит в компетенцию присяжных заседателей.

 

 

 

Громоздкость формулировок вопросов влечет отмену оправдательных, но не обвинительных  вердиктов

 

Части 1 и 2 статьи 339 УПК Российской Федерации предполагают постановку либо трех основных вопросов, либо «одного основного вопроса о виновности подсудимого, являющегося соединением» трех основных вопросов: о доказанности деяния; о доказанности совершения деяния подсудимым; о виновности подсудимого в совершении этого деяния.

 

Рассматривая практику работы судов  с участием присяжных заседателей  в 2001 году, Верховный суд справедливо  критиковал случаи, когда «по ряду дел перед присяжными заседателями ставились громоздкие вопросы, в  некоторых случаях председательствующие судье почти дословно переписывали в вопросные листы содержание обвинения». Данная ошибка, то есть постановка вопросов, «громоздкая формулировка которых могла создать у присяжных заседателей трудности при вынесении вердикта», повлекла отмену по кассационному протесту прокурора оправдательного приговора Ставропольского краевого суда присяжных по делу в отношении Муханина и Саралиева.

 

 Однако на обвинительные  вердикты, постановленные в результате  ответов на громоздкие вопросы,  Верховный Суд смотрит снисходительно.

 

 Так, в вопросном листе  по делу И.В.Сутягина требования  статьи 339 УПК Российской Федерации  игнорируются, поскольку судьей  поставлено лишь два (не один  и не три) основных вопроса.  При этом 1-й вопрос в вопросном  листе соединяет в себе основные вопросы: о доказанности деяния; о доказанности совершения деяния подсудимым. Громоздкий 1-й вопрос соединяет в себе фактически несколько вопросов: о встречах И.В.Сутягина с Ш.Киддом и Н.Локк; о сборе информации; о передаче информации. При этом вопреки недвусмысленному требованию части 1 статьи 339 УПК Российской Федерации вопросы поставлены не по каждому из инкриминированных И.В.Сутягину деяний - пяти эпизодов передачи информации, а скопом.

 

 Выбранная судьей форма постановки  вопросов, как представляется, дезориентировала присяжных заседателей, затруднила им возможность раздельно обсуждать доказанность каждого инкриминированного эпизода преступной деятельности: ведь согласно части 1 статьи 342 УПК Российской Федерации в совещательной комнате старшина ставит на обсуждение присяжных заседателей именно «вопросы в последовательности, установленной вопросным листом», а не отдельные части вопросов. К концу чтения (тем более, восприятия на слух) вопроса, который судья Мосгорсуда Комарова поставила первым в вопросном листе по делу Сутягина, поневоле забывается его начало.

 

 

 

Присяжные заседатели не вправе в  ходе повторного совещания изменить свое мнение и даже соотношение голосов  при ответах на вопросы