Такова
была первичная форма адвокатуры
в Греции. Она оставалась господствующей
до самого конца республики, и
многочисленные дошедшие до нас
логографии выдающихся греческих
ораторов ясно показывают, как она была
широко распространена.
Тем
не менее, логографии не могли
вполне удовлетворить потребности
в судебной защите. Не говоря
уже о трудности выучивать
наизусть целые сочинения, логография
годилась только для обвинительных
и исковых речей и могла иметь весьма
ограниченное и несовершенное применение
к защитительным речам и репликам.
Очевидно,
логографии не могли заменить
устных речей. Кроме того, участие
защитников в уголовных делах
стала требовать и простая
справедливость.
И
вот, с одной стороны, недостаточность
логографии, а с другой стороны,
требования справедливости привели
к тому, что суды стали в
отдельных случаях разрешать
устную защиту спорящих сторон
посторонним лицам.
Это
происходило в большинстве случаев
следующим образом. Так как закон требовал,
чтобы стороны являлись и сами защищали
свои интересы, то суды, не имея права нарушать
это требование, прибегали к обходу: стороны
по прежнему должны были являться на суд
и вести прения, но им было дозволено после
произнесения первой речи просить суд,
чтобы вторую речь сказал кто-нибудь из
посторонних лиц.
Вторая
речь называлась девтерологией,
а произносившие ее — синегорами,
по аналогии с уголовными обвинителями.
Этим способом достигалась двоякая
цель: принцип личной защиты оставался
в полной силе, и в то же время была допущена
правовая помощь посторонних лиц.
Суды
не сразу допустили такой обход
закона. Вполне возможно допустить
предположение, что вначале к
защите сторон стали допускать
только лиц, связанных с ними узами
кровного родства, а по истечению некоторого
времени, эта привилегия была распространена
на друзей спорящих, а затем и на всех посторонних
лиц.
Несмотря
на скудность исторических материалов,
можно привести немало фактов
в подтверждение этого предположения.
Законы
Солона, установившие принцип личной
защиты на суде, были изданы
в начале VI в. Ровно через сто
лет в процессе Мильтиада была
уже допущена родственная защита
на суде. Мильтиад был обвинен
в государственной измене, но
так как вследствие тяжких ран, полученных
на войне, он был не в силах говорить на
суде, то защиту вел его брат Стесагор.
Другой
пример, относящийся, впрочем, к
более позднему времени, представляет
логография Изея за Эффилета,
отрывок которой сохранен Дионисием
Галикарнасским. Лицо, для которого написана
эта речь дважды, в начале и в конце ее,
указывает на свое родство с Эвфилетом,
побуждающее его выступить в защиту подсудимого.
Еще
больше фактов можно привести
в доказательство допущения друзей
и вообще близких к судебной защите
в суде. Главным источником служат в этом
отношении сохранившиеся судебные речи
лучших греческих ораторов, именно Антифона
(в V в. до Р. Х.), Лизия (тоже), Изея (в начале
IV в.), и Сократа (тоже), Демосфена и Эсхина.
Четвертая
часть одной тетралогии Антифона начинается
следующим образом: «так как подсудимый
не явился в суд (не потому, что он признал
себя виновным, а потому, что устрашился
настойчивости обвинителей), то мы, как
его друзья, сочли своей священной обязанностью
выступить в его защиту».
Лизий
в речи за Ференика точно
так же указывает на дружбу
с обвиняемым, как на причину
своего вмешательства в его
дело: «мне кажется нужным, судьи,
сказать несколько слов о дружбе
моей с Фереником, чтобы никто
из вас не удивился, видя, что я,
который доныне никогда не защищал никого
из вас, выступаю теперь в защиту Ференика».
Таково
же начало речей Изея о наследстве
Никострата и за Эвмата. В первой
из них говорится следующее:
«Агнон и Агнофей мои друзья,
о мужи, как и их отец был раньше,
а потому мне показалось необходимым помочь
им». Во всех этих речах дело идет или о
родственниках или о друзьях сторон. Впервые
у Исократа встречается указание на допущение
в качестве синегора постороннего лица.
В
лигографии против Лихота лицо, для
которого она написана, заканчивает свою
речь словами: «Я сказал о деле, сколько
мог; если же кто-нибудь из присутствующих
имеет что-либо сказать в мою пользу, то
пусть взойдет на трибуну и скажет.
Одна
литография Демосфена дает возможность
объяснить, каким образом к защите подсудимых
были допущены вслед за друзьями — еще
и посторонние лица. Именно речь против
Дионисидора, написанная для некоего Дария,
оканчивается таким заявлением: «я защищал
себя, как мог; я хотел бы, чтобы кто-нибудь
из моих друзей сказал в мою пользу. Взойди
же Демосфен!».
Видно,
что под видом друга спорящий
приглашает в качестве защитника
самого автора лигографии, знаменитого
оратора. Был ли Демосфен действительно
другом Дария, - неизвестно, да и
неважно.
Этот
случай ясно показывает, что истцы и ответчики
могли предоставлять защиту своих интересов
фиктивным, а быть может даже наемным друзьям,
так как суд решительно не имел возможности
контролировать их заявлений, и что, таким
образом, мало-помалу вошло в обычай допускать
к защите всякое указанное стороной лицо.
Таков
естественный процесс возникновения
и развития греческой адвокатуры.
Наряду с сочинением логографий,
возникла устная защита, сначала
в виде родственной адвокатуры,
а затем в виде договорной
защиты.
Наконец,
нельзя пройти молчанием еще
одной стороны греческой адвокатуры:
крайней неразборчивости в выражениях,
резкости и даже просто неприличия
многих речей ораторов. В пылу
ораторского увлечения адвокат
не щадил ничего: ни доброго
имени своего противника, ни чести
его жены и матери, ни скромности слушателей.
В гражданских делах адвокаты были еще
более или менее сдержаны и умеренны, но
выступления по уголовным делам нередко
представляли собою памфлеты. Некоторые
речи Демосфена были бы также невозможны
в современном суде, как многие эпизоды
Аристофановых комедий на нынешней сцене.
Вообще,
они не стеснялись в средствах
защиты: они умоляли судей о
помиловании подсудимого, приводили
с собой его детей, родных
и друзей, которые своими слезными
просьбами должны были смягчить строгость
суда, прибегали к разным театральным
выходкам, как поступил, напр., Гиперид
(389-322 гг. до Р. Х.) в процессе Фрины. Гетера
славилась своей красотой и послужила
Праксителю моделью для его Афродиты.
Так,
Фрина была обвинена в безбожии.
Обвинители полагали, что земная женщина,
обладая такой красотой, как Фрина, бросает
вызов богам. Гиперид, доказывая судьям,
что женщина, одаренная богами исключительной
красотой, не может быть им неблагодарна,
убедился в бесполезности своего красноречия.
И тогда в порыве отчаяния, Гиперид сорвал
с обвиняемой одежду, чтобы в полном блеске
представить ее красоту перед судьями.
И Фрина была оправдана.
Представляете,
какой был процесс! Все участники
процесса были удовлетворены,
судьи имели возможность лицезреть
божественную красоту Фрины, адвокат отработал
благополучно свой гонорар, а Фрина была
удовлетворена оправдательным приговором.
Хотя
логографы существовали до последних
лет греческой независимости,
тем не менее, некоторые факты
показывают, что устная защита постепенно
вытеснила «письменную». Как известно,
первый профессиональный логограф Антифон
никогда не говорил на суде, а только писал
речи для спорящих и подсудимых. Его современник
Лизий, судя по его речам, выступал всего
23 раза в качестве защитника друзей и родных.
То же самое относится и к Изею (IV в.). Исократ,
обладавший слабым голосом и слабым здоровьем,
не решался говорить перед народом и ограничивался
преподаванием риторики и составлением
лигографий.
Но
ораторы последнего периода, именно Демосфен,
Эсхин и Гиперид, наряду с сочинением судебных
речей, занимались и устной защитой и,
притом, не только друзей, но, как мы видели,
и посторонних лиц.
Нет
никакого сомнения в том, что
логографии со временем были
бы совершенно вытеснены устными речами,
и что единственной формой адвокатуры
осталась бы устная защита. Точно также
весьма вероятно, что в силу жизненной
потребности появился бы особый класс
профессиональных адвокатов.
К
несчастью, в то самое время,
когда афинская адвокатура, по-видимому,
готовилась сделать этот шаг, падение
политической свободы надолго приостановило
самостоятельное течение аттической жизни.
За македонской гегемонией (Филипп и Александр
Македонский) последовало римское владычество,
и юридическая жизнь Греции пошла по чужому
ей, проложенному могучим завоевателем,
пути. Римляне ввели всюду свои судебные
учреждения и только в виде особой милости
предоставляли покоренным грекам участвовать
в отправлении правосудия. Во времена
империи правовой строй Греции был окончательно
преобразован, и история греческого права
слилась с историей римского. Но семена
ранней греческой адвокатуры проросли
на земле италиков, латинян и этрусков
пышным цветом и в истории мировой адвокатуры
начался новый этап.
III.
Адвокатура в Риме
Свое
дальнейшее развитие адвокатура
получило в Риме. Почему? Потому
что это, вероятно, произошло благодаря
«Великой колонизации» греков
и тому обстоятельству, что на
территории будущего Римского
государства проживали оседлые
племена этрусков и латинян.
Период
«Великой колонизации» в истории
древней (Гомеровской) Греции
продолжался с 8 по 3-й век до
Р. Х. В этом процессе в
различной степени принимал участие
весь греческий мир – западная
и восточная его часть. Инициатива
исходила от наиболее развитых городов
Малой Азии, островов греческого Архипелага
и Балканской Греции. В первую очередь
следует назвать города Милет, Халкида,
Мегары и Коринф.
Колонизация
греков шла в трех направлениях:
в северо-восточном – по побережью
Геллеспонта, Пропонтиды и Понта Эвксинского,
в южном и наконец, в западном – в Италию
и Сицилию. Но в Северном Причерноморье
зерна греческой адвокатуры не прижились,
вероятно, по той вероятной причине, что
древнегреческие города в этом регионе
существовали в окружении более сильных
кочевых народностей. Как же прав был Учитель,
когда рассказывал притчу о сеятеле и
семени, - «Когда он сеял, иное упало при
дороге и было потоптано, и птицы небесные
поклевали его; И иное упало на камень
и взошед засохло, потому что не имело
влаги; А иное упало между тернием и выросло
терние и заглушило его; А иное упало на
благодатную почву и взошел, принесло
плод сторичный» (Евангелие от Луки, 8).
А ведь история могли пойти иным путем
и вместо римского права мы с вами изучали
бы, к примеру, скифское право.
Греки,
колонизируя южную Италию, принесли
с собой свою культуру, традиции
и правовые обычаи, и благодаря
«Великой колонизации» на благодатной
почве римской республики адвокатура
получила свое дальнейшее развитие.
Уже в Риме, благодаря беспримерному
развитию законодательства и юриспруденции,
судебное представительство начинает
требовать обширных и сложных познаний,
а потому судебное представительство
из частного и случайного все более и более
переходит в профессиональное.
В
период Республики адвокатура стала приобретать
все больше значения и авторитета. «Со
времен Гракхов», справедливо замечает
Грелле-Дюмазо: «республика управлялась
адвокатами». В самом деле, кто как не знатнейшие
и богатейшие граждане, привыкшие говорить
публично и управлять чувствами толпы
с помощью речи, имел возможность выдвинуться
и занять первое место у кормила правления
в том государстве, где при демократическом
устройстве вся власть находилась в руках
народа? И, действительно, мы видим, что
наиболее выдающиеся политические деятели
республики были адвокатами.
Суровый
цензор Катон часто выступал
не только в качестве обвинителя,
но и в качестве защитника.
Знаменитый победитель Карфагена
Сципион Африканский младший
был выдающимся оратором. Марк
Антоний, дед триумвира, Кай Гракх, Красс,
Юлий Цезарь, Помпей, Цицерон, все они выдвинулись
путем адвокатуры. Почти все первые императоры,
если и не были профессиональными адвокатами
до восшествия на престол, то все-таки
выступали в судах: как Август, так и Тиверий,
как Калигула, так и Клавдий.
Но
республиканский период Древнего
Рима все-таки должен быть признан
лучшим временем римской адвокатуры.
При гласности обвинительного
процесса, при полном развитии
юрисдикции самого народа, адвокатуре
представлялось широкое поприще деятельности.
Она была совершенно свободной профессией
и создала целый ряд первоклассных ораторов.
Имен Цицерона и его соперника Гортензия,
было бы достаточно, чтобы прославить
их век. Прибавьте сюда Марка Аврелия Цетега,
которого поэт Энний назвал «медом убеждения»,
Катона старшего, сжатое и энергичное
красноречие которого соответствовало
непреклонной суровости его характера,
патетического Сервия Сульпиция Гальбу,
сладкоречивого Лелия, Сципиона Африканского
младшего, отличавшегося красотой и в
то же время солидностью речи, Кая Гракха,
возвышенного оратора, Марка Эмилия Скавра,
прославившего, впрочем, не столько красноречием,
сколько беспристрастием суждений и профессиональной
честностью, Марка Антония, элегантного
оратора-актера с замечательной дикцией
и жестикуляцией, Люция Красса, которого
Цицерон называл первым адвокатом своего
времени и о котором говорил, что из всех
ораторов он наилучший юрисконсульт, Люция
Филиппа, стоявшего наряду с Антонием
и Крассом, Аврелия Котту, замечательного
изяществом речи, Сульпиция Руфа, которого
Цицерон признавал самым величественным
из ораторов, Помпея, Юлия Цезаря, Поллиона,
- все это были светила первой величины,
составлявшие яркое созвездие вокруг
императора римской адвокатуры — Цицерона.