Вебер о легитимности власти

В том случае, когда партией  или государством руководят люди, живущие только для политики, то говорят о «плутократическом» рекрутировании политических руководящих слоев. Профессиональные политики в принципе не нуждаются в поисках вознаграждения за свою политическую деятельность, на что претендуют всякие неимущие политики.

Руководить политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», тогда ею занимаются «независимые», т.е. состоятельные люди. А если к политике допускаются неимущие, то они должны иметь вознаграждение. Профессиональные политики, которые живут «за счет» политики, могут быть чистыми чиновниками на жалованье. Настоящей профессией чиновника не должна быть политика. Управление должно осуществляться беспристрастно – это требование применяется и к так называемым политическим управленческим чиновникам, – по крайней мере официально, пока под вопрос не ставятся государственные интересы господствующего порядка.⁹

Вебера интересовал вопрос о том, какие внутренние радости  может предложить карьера политика и какие личные предпосылки она  предполагает в том, кто ступает  на этот путь, и вот какие заключения он сделал. Прежде всего, она дает чувство  власти. Даже на формально скромных должностях осознается влияние на людей, участие во власти над большинством, но, в первую очередь  возникает ощущение того, что и ты держишь в руках нерв исторически важного процесса. Еще надо отметить, что решающими для политика являются три основных качества: глазомер, чувство ответственности, страсть. «Политика есть мощное медленное бурение твердых пластов, проводимое одновременно со страстью и холодным глазомером».¹⁰

Глава 3. Проблема легитимности

Легитимность либо оправданность и значимость власти (взаимоотношений господства и подчинения) в первую очередь выступает у М.Вебера как обоснованность и очевидность требований лиц, рассчитывающих на господство, на престиж, на преимущество воплощения власти, на управление государством, и находится в зависимости от причин, обеспечивающих установку на повиновение человеческого поведения таким лицам. В качестве таких причин у немецкого научного работника выступают 3 чистых вида внутренних оправданий либо причин легитимности: традиция (авторитет нравов, освященных исконной значимостью и обычной ориентацией на их воплощение), харизма (авторитет внеобыденного собственного дара, призвания, обеспечивающего совершенную собственную верность и доверие), легальность (вера в услужливость легального установления и деловой, правильно аргументированной «компетентности», обеспечивающих ориентацию на подчинение при выполнении поставленных правил). Следует добавить, что, сообразно воззрению М.Вебера, действие одного только фактора изредка встречается, в основном имеют место «очень запутанные изменения, переходы и композиции» чистых типов внутренних объяснений легитимности.

В соответствии с названными причинами, немецкий философ и социолог выделяет три чистых вида господства: традиционный, харизматический и рационально-легальный. Как видим, вид господства в государстве М.Вебер жестко увязывает с методом приобретения легитимности лицами, управляющими политикой. При этом, однако, он полностью резонно подмечает, что незапятнанных способов легитимации, в общем, как и первенства, в реальности не встречается. Другое дело, преобладание действия первой из причин легитимации. Сам М.Вебер лучшим считал преобладание харизматического вида легитимации политического деятеля. В соответствии с концепцией немецкого научного работника, харизматичность – высочайшее изображение мысли призвания. Действительно, что может быть более легитимирующим (оправдывающим): человечные установления, обычаи, устои, зона ответственности, легализация (правовая операция признания) или священное установление, собственный дар свыше? Тут М.Вебер касается метафизических причин легитимности. Призвание, которое, сообразно сущности, имеет трансцендентную суть, описывает высочайшую правомочность функций и деятельности, в частности, в сфере политики. Занятие в собственном притворении в жизнь рождает веру в его носителя. Важными критериями удачного воплощения призвания М.Вебер считает верность собственному занятию и отсутствие тщеславия. Иными словами, чтобы занятие осуществилось, нужен соответственный индивидуальный отбор получателя призвания, готовность следовать предустановленному выше, носитель призвания обязан быть достойным божественного подарка. Это требует от него, в предоставленном случае от политика, конкретных усилий, функциональной деятельности.¹¹

Если следовать рассуждениям М.Вебера, одной лишь установкой человечного  поведения на повиновение лицам, притязающим на господство, на управление государством, правомочность исполняемой  ими политики не ограничивается. Основой  для укрепления и закрепления  легитимности политики выступает функционирование системы воплощения господства, предприятия  сообразно производству господства, собственного рода индустрии господства (Herrschaftsbetrieb). Осмысливая возведение системы  воплощения господства, М.Вебер исходит  из того, что «в реальности повиновение  обусловливают очень грубые темы страха и веры - ужаса перед местью волшебных сил либо повелителя, веры в потустороннее либо посюстороннее возмездие – и совместно с тем наиболее различные интересы». Следственно, для системы господства нужны средства для внедрения физиологического давления, к коим М.Вебер относит штаб управления и вещественные (материальные) средства управления. Тут надлежит обратить внимание на выделение немецким научным работником давления как главенствующего средства господства, подразумевающего необыкновенность роли ужаса как важной оправдывающей легитимирующей причины политики. Неслучайно у М.Вебера все другие средства воплощения господства обязаны «действовать» на обеспечение возможности внедрения насилия, а сами лица, притязающие на господство, обязаны утверждаться как носители легитимного давления. Наконец, если правомочность правителей требует их соответствия представлениям общества об обычае, нужной компетенции, процедурной легальности или о высочайшем призвании, если правомочность их политики требует присутствие перманентной возможности внедрения давления как главного средства первенства, то правомочность насилия обязана оснащаться через верность властелину, его помощь со стороны штаба управления. Последнее достигается путем создания системы возмездия для госслужащих, направленной на реализацию их собственных интересов и включающей средства материального возмездия, прибыльные должности, привилегии, а также социальный почет. Подчеркнем, что если сообразно М.Веберу правомочность правителя (любого политического деятеля в той мере, в которой он принимает участие в реализации власти) и его политические деятели находится в зависимости от отношения подчиненных, выступающих субъектами легитимации (признания) политического управляющего и его деятельности, то правомочность подвластных находится в зависимости от властелина и такого могущества, которым он владеет. В усилении таковой зависимости заинтересован сам властелин, так как это соответственно значит для него улучшение своей легитимности.¹²

В свою очередь, укрепление таковой зависимости неизбежно подразумевает лишение самостоятельности в осуществлении политики причастных к управлению лиц путем экспроприации всех средств управления (боевых, денежных, материальных), которые имеют все шансы отыскать политическое применение. С экспроприацией политических средств, с их концентрацией в постановлении единственной высшей инстанции, с достижением тем самым успеха в монополизации легитимного физиологического давления, М.Вебер связывает формирование передового бюрократического государства. Наличие последнего, сообразно германскому ученому, дало вероятность для открытого захвата политической власти с помощью преступных действий либо выборов лицами (вождями), выводящими собственную легитимность «из воли тех, кто располагается под господством». Несложно увидеть, что в предоставленном случае, как позволяет судить контент веберовских работ, ожидаются несколько другие внутренние оправдания, другой вид легитимности политических руководителей, чем те незапятнанные типы, о каких речь шла выше. В предоставленном случае, таковыми внутренними оправданиями, аспектами легитимности выступают ни обычаи, ни устои, ни зона ответственности, ни легализация (так как власть может быть захвачена и благодаря использованию преступных действий) и ни столько занятие,  сколько мысли о безупречном правосудном распорядке. Эти мысли, выразителями которых выступают политические деятели, считаются источниками их легитимности. Кстати, упоминая о маршрутах легитимации порядка, М.Вебер говорит конкретно о четырёх типах легитимности. Базой деления на них считается нрав приверженности порядку действующего субъекта. Наравне с приверженностью через веру в святость традиции, легальность установления, в силу психологического дела к харизматической персоне (например, пророку), утверждающей верность системы взаимоотношений, правомочность распорядка, согласно немецкому ученому, имеет возможность определяться еще верой в его безусловную важность, что считается обычным случаем «естественного права». Вслед за Г.Еллинеком, М.Вебер склонен был видеть в представлениях о природном праве значимый фактор детерминации социальных деяний и конфигураций. Таковым образом, исходя из отмеченного, практически можно говорить о четвертом чистом виде легитимности политического деятеля, политического управляющего, выделенном, но не названном М.Вебером, – идеологическом. Непременно, что необыкновенную роль данный вид легитимности играет в нестабильные, переходные эпохи.

В зависимости от того, какое  отношение имеет человек к  политической деятельности (в какой  степени стремится воздействовать на расположение власти между политическими  образованиями), М.Вебер выделяет политических деятелей «сообразно случаю» (например, избирателей), политических деятелей «сообразно совместительству» (лиц, должности которых необходимо подразумевают периодическое изображение политической активности) и «профессиональных политических деятелей», для которых политическая активность считается первоочередным «занятием жизни». В свою очередь, «профессиональных политических деятелей» германский ученый подразделяет на тех, кто проживает «за счет» политики, кто устремляется изготовить из нее неизменный источник заработка, и тех, кто «проживает для политики", видит в этом смысл собственной жизни. Для М.Вебера последний вид профессиональных политиков видится наиболее симпатичным, легитимным, хотя, сообразно германскому ученому, для такового политического деятеля, вместе с тем, не должно быть характерным пренебрежение личными финансовыми интересами. Это неуважение для М.Вебера скорее знак безоглядного политического идеализма, свойственного неимущим слоям во внеобыденные, революционные эпохи.

Германский ученый подмечает, что перевоплощение политики в «предприятие»  потребовало от занятых ею гуманитарного  воспитания, познание ее способов, особых умений в борьбе за власть, включая  ораторское искусство и технологию работы в парламентских комитетах. Все это дозволяет профессиональному  политику рассчитывать на фурор в  достижении индивидуальной легитимности. Умения, познания и, что самое принципиальное согласно М.Веберу, что отличает «профессионального политика» по призванию (вождя) от «профессионального политического деятеля» в отсутствии призвания – способность чувственно повлиять на массы, рождающая веру людей как в личность политического деятеля, так и в проводимую им политику, что естественно значит ее легитимность.

Разбирая внутренние мотивации  человека, который профессионально  занимается политической деятельностью, М.Вебер выделяет чувство ощущения власти, которое дает участие в  политических делах. «В том числе  и на формально скромных должностях сознание влияния на людей, роль во власти над ними, однако в первую очередь – чувство того, что  и ты держишь в руках нерв исторически  принципиального процесса, - подмечал германский социолог и философ, – правомочно поднять профессионального политика выше значения обыденности». Тем самым, в глазах М.Вебера занятие политикой считается привлекательным, элитным, правомочным повысить социальную значимость общественного субъекта и добавить особый смысл его персональной биографии. Фактически, данные причины готовы морально легитимизировать политическую активность как профессиональное занятие. Другой вопрос состоит в том, что человеку как социальному субъекту дает моральное право нести бремя власти, брать на себя ответственность за повороты истории, за судьбы людей, т.е. легитимировать его претензии на звание политика. Тут М.Вебер говорит о трёх решающих качествах политика, которые свидетельствуют о его профессиональном призвании: это страсть, чувство ответственности и глазомер. Страсть означает ориентацию на существо дела, самоотдачу этому делу, его всепоглощающий характер для политика. Иррациональность страсти должна быть дополнена рациональностью ответственности перед совершаемым «делом» и рациональностью глазомера, способности перспективно и спокойно оценить реальность, а значит обеспечить наибольшую возможность для достижения поставленной политической цели. Интересно, что веберовский «глазомер», впрочем, как и страсть, несколько напоминают свойства ницшеанского «свободного ума», возникающего вследствие разрыва, отчуждения от традиционных чувств и ценностей и стремящегося к самоопределению, к свободной воле.¹³

Не менее важным качеством  политика М.Вебер считал стремление к действительной власти как необходимому средству, одной из движущих сил  в политике, противопоставляя его  безответственному стремлению к  наслаждению властью, тщеславному самолюбованию, всякому поклонению власти как таковой. Для М.Вебера, таким образом, деятельность политика легитимируется не тем могуществом и властью, которыми он обладает, а соотнесенностью политической деятельности с её целью, смыслом, служением делу. Независимо от цели, изначального смысла политической деятельности, которая, по справедливому веберовскому наблюдению, регулярно оказывается в неадекватном, парадоксальном отношении к конечному результату, для политика необходима вера как основание для его деятельности. «Он может служить целям национальным или общечеловеческим, социальным и этическим или культурным, внутримирским или религиозным, он может опираться на глубокую веру в «прогресс» – всё равно в каком смысле – или же холодно отвергать этот сорт веры, он может притязать на служение «идее» или же намереваться служить внешним целям повседневной жизни, принципиально отклоняя вышеуказанное притязание,- но какая-то вера должна быть в наличии всегда». Ставя таким образом вопрос о вере в политике, М.Вебер тем самым утверждает ее атрибутивность для легитимности политики. Иными словами, согласно немецкому ученому, если политик не верит в то дело, которым он занимается, если в его личность не верят люди, на которых он рассчитывает, такой деятель не может достичь успеха в проведении легитимной политики. Поэтому главная задача профессионального политика, исходя из рассуждений М.Вебера, как раз и заключается в том, чтобы поверить самому и заставить поверить других в значимость своей политической деятельности, тем самым обеспечив ее легитимность. Заслуживает внимание тот факт, что сила веры как фактор легитимации политики может быть чрезвычайной. Как утверждает немецкий ученый, в весьма значительной части случаев вера способна также выступать этической легитимацией жажды мести, власти, добычи и выгодных мест.¹⁴

Поднимая проблему отношения  между этикой и политикой, а также  проблему этоса политики (этических  норм и ценностей в политике или, собственно, политической этики), М.Вебер  по сути утверждает, что та или иная этика может выступать средством  легитимации (но не всегда подлинной  или правомерной) любой политики, утверждение ее правоты, однако, при этом может оказаться и фатальным для нравственности прикрытием для получения неких материальных и моральных дивидендов. С точки зрения М.Вебера, не существует единой этики, имеющей силу для всех видов социальных отношений. А подлинная, адекватная, правомерная этическая легитимация политики возможна только на основе её собственных, политических ценностей, к которым относится ответственность перед будущим, деловые интересы, достоинство. Максима же политической этики гласит: «ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответственен ты». Из этого вытекает, что любое насилие в политике, любая суровая политика может быть легитимирована либо злой и несовершенной природой человека вообще, либо недобрыми намерениями неких сил, народов и государств. Отвергая долг правдивости в политических отношениях, отрицая принцип открытости в политике, считая насилие её главным средством, М.Вебер признает за «хорошими», этически положительными целями способность «освящать», легитимировать нравственно сомнительные и опасные средства, предполагающие возможность или даже вероятность скверных побочных следствий. Из построений немецкого ученого следует, что политическая этика как этика ответственности имеет своим основанием «опыт иррациональности мира», мира «незаслуженного страдания, безнаказанной несправедливости и неисправимой глупости». Именно опыт иррациональности мира, согласно М.Веберу, был «движущей силой всякого религиозного развития», однако не всякая религия смогла стать легитимирующей для политики, а только та, которая брала на вооружение этику ответственности (включающую необходимость насилия). В качестве образчика такой религии М.Вебер указывает в частности на протестантизм. «Нормальный протестантизм абсолютно легитимировал государство, то есть средство насилия, как божественное учреждение, а в особенности – легитимное авторитарно-монархическое государство». Легитимное насилие, согласно немецкому ученому, есть специфическое средство политики, и любой политик для достижения тех или иных целей обязательно с ним блокируется. Именно это средство, по словам М.Вебера, «и обусловливает особенность всех этических проблем политики». Достижение же легитимности насилия происходит благодаря его религиозной или революционной интерпретации как средства защиты веры, борьбы за нее. Обращаясь к современным ему событиям, М.Вебер фактически на место религии как легитиматора политики ставит идеологию, предусматривающую «силой установить на земле абсолютную справедливость». Хотя при этом, на наш взгляд, он недооценивает ее роль в политических преобразованиях, прежде всего в революционной их форме, сводя действия осуществляющих революционные изменения людей либо к низменным инстинктам (утоление ненависти, жажды мести, зависти), либо к интересам экономического характера (добыча, доходные места, власть).