Исторические и теоретические истоки рационализации общественной политики

Исторически можно выделить три типа научной рациональности:

1) классическая рациональность;

2) модернистская рациональность;

3) постмодернистская рациональность.

Хронологически это укладывается в следующие рамки: зачатки классической рациональности сформировались еще в античные времена, но как система классическая рациональность возникает в XVIII - начале XX вв. Модернистская рациональность, охватывающая период с начала XX века и до 80 - 90-х годов, доминирует в естественных, гуманитарных и социально-политических науках. Постмодернистская рациональность, которая выходит из произведений середины ХХ века и охватывает современный период.

Ближайший к нам этап проблематизации  разума - это предел XIX и ХХ веков, который осмысляется как период крушения основ разума в науке. Целая эпоха в истории человечества, которая включала и период полной веры в разум, и период сомнений, которые преодолеваются спекулятивно-диалектический умом, и нынешний период скепсиса относительно потенций традиционной рациональности и одновременных поисков новых концептуальных средств рационального познания. Выделенные выше этапы можно назвать этапом разума (глобальным рационализмом, или эпохой господства разума как всеобъемлющего принципа), этапом научного разума и этапом положительно-научного разума.

Последний этап характеризуется  попыткой локализовать рациональность в том или ином фрагменте познавательной реальности и сохранить этот фрагмент как сферу должного самоосуществления  разума: это не прямолинейный процесс  «сужения» полномочий ума, а скорее более тонкая дифференциация и детализация представлений о границах, полномочиях, сферах воздействия и осуществления ума. Это специализация, профессионализация сферы разумного и фрагментов рационализации, более узкая локализация ума. Профессионализация, специализация рациональности приводит к сужению пространства политической жизни, которое подвергается рационализации «поскольку к уму относятся более жесткие требования, удовлетворения которых предусматривает напряженную работу мысли, постольку сужается и сфера того, что подвергают рационализации. Соответственно растет «давление» стихии иррационального» [1, 53]. Фрагментаризация рационального ведет к тому, что поиск всеобщего и необходимого переводится на иррациональные компоненты политической деятельности.

Анализу сдвигов в рациональности, связанных с этапом локализации данного понятия в отдельных сферах общественной жизни, посвящены работы М. Вебера, которые занимают особое место в исследованиях рациональности. В контексте концепции М. Вебера можно говорить не столько о феномене рациональности, сколько об исследовании процесса рационализации общественных отношений.

Рассмотрение веберовского понимания рационализации невозможно без анализа глобальных сдвигов как в научной деятельности того времени, так и в экономических, социальных и политических практиках: становление и развитие рыночной экономики, переход от традиционного общества к индустриальному, появление класса бюрократов т.д.

Генезис веберовского понятия «рационализация» некоторые авторы прослеживают от понятия «механизации», которое разрабатывали, каждый отдельно, другие немецкие исследователи - Ф. Теннис и В. Зомбарт.  
Фердинанд Теннис анализирует историю европейского общества нового времени с угла зрения прогрессирующей механизации, тенденцию экономического развития он характеризует тем, что место предыдущих организмов занимает механизм бытовой жизни.

Творчество Ф. Тенниса инициирует интерес В. Зомбарта к проблематике рационализации как силы, которая определяет экономику и социальную жизнь в целом. В. Зомбарт противопоставляет принцип удовлетворения потребностей, и принцип получения прибыли, традиционализм и рационализм, индивидуализм и солидарность. Разделение сообщества и общества, традиционализма и рационализма, классового и бесклассового общества, принципа удовлетворения потребностей и принципа получения прибыли отражало реакцию на модернизацию общества, вызванную индустриализацией и культурной либерализацией.

Это этап развития человечества, связанный с переходом от всеобщего «божественного разума» к опоре действий на собственные силы и на человеческий разум, сводился к «обычной способности индивида производить действия целесообразно, будучи в здравом уме и трезвой памяти» [4, 75]. Это то время, когда осознается многозначность понятия рациональности, развиваются процессы фрагментаризации и профессионализации рационального. По мнению Вебера «что-то есть иррациональным не само по себе, а с определенного рационального угла зрения. Для нерелигиозного человека является иррациональной любое религиозное жизненное поведение, так же как для гедониста - аскетический образ жизни; но если измерять эти типы жизненного поведения по масштабу их собственной ценности, то они будут пониматься как различные виды рационализации жизни» [2, 607].

Результатом рационализации всех без исключения сфер общественной жизни, стало «тотальное расколдовывание» человеческого мира. В свою очередь, причиной экономического рационализма может выступать «дух аскетической религиозности: дух аскетической религиозности так же, как и в монастырском быту вызвал экономический рационализм тем, что эта религиозность премировала самое главное - аскетически обусловленные, рациональные импульсы поведения» [2, 618 ].

Немецкий исследователь  Ричард Бендикс в работе «Образ общества у Макса Вебера» отмечает, что термин «рационализм» имеет для Вебера в крайнем случае три разных значения: «как предмет исследования рационализм был важен как выражение индивидуальной свободы, что лучше всего подходило к капитализму. Во-вторых, рационализм был для М. Вебера синонимом ясности, социальная наука возможна лишь на основе концептуальных различностей, которые не имеют точной копии в социальной реальности. «Различные явления действительности незаметно переходят друг в друга» - постоянно повторяется в работах М. Вебера.  
В-третьих, существуют открытия М. Вебера, касающиеся процесса рационализации и заключаются в анализе многих различных значений «рационализации» в различных сферах человеческой деятельности» [ 2, 587].

Выбирая целерациональное действие в качестве методологической основы социальных и политических исследований, М. Вебер тем самым отмежевался  от тех теорий, которые за исходную реальность берут социальные «тотальности» типа «народ», «общество», «государство», «экономика» и т.п. М. Вебер объясняет, что существование таких общностей, как «государство», «союз» и т.д. означает не что иное, как большую или меньшую возможность того, что индивиды в своих действиях учитывают эти образования. Когда эта возможность уменьшается, существование данного института становится более проблематичным, сведение этой возможности к нулю означает конец данного государственного правового института. Исходя именно из такого понимания, М. Вебер ввел принцип «ориентации на другого», который представляет собой попытку учесть ту субстанцию ​​социального, без которой целерациональное действие остается классической моделью Робинзона Крузо. Авторы модели Робинзона не предусматривали в действиях индивида никакой «ориентации на другого»: в основе действия индивида для них лежит индивидуальный интерес, и не случайно именно модель Робинзона служит моделью так называемого экономического человека. Согласно М. Веберу, наличие субъективного смысла и ориентация на других - два необходимых признака целерационального действия.

Проблематика рациональности находит свое непосредственное выражение в веберовской концепции бюрократии, в индустриальном обществе выступает в роли организационного центра национального государства. М. Вебер анализировал растущее, в ходе развития политического и бюрократического господства, напряжение между бюрократизацией, демократизацией и рационализацией: «Считая необходимым существование профессионально квалифицированного чиновничества - рациональной бюрократии (в отличие от иррациональной бюрократии традиционных обществ) - и в сфере частного хозяйственного управления производственными процессами, и в области права, как и в государственно-политической жизни, - он опасался возможности дальнейшего развития тенденции тотальной бюрократизации общества (начиная с экономики), которое наметилось во время первой мировой войны. Он считал, что для противостояния этой тенденции необходим противовес. В сфере политической он усматривал такую ​​противоположность бюрократизации, с одной стороны, в демократии, а с другой - в харизме политических лидеров, противостоящей окостенению политического сознания» [3, 354].

Дальнейшее развитие рациональной бюрократии в XX веке продемонстрировало правоту веберовской мысли, но в то же время внесло в повестку дня и новые проблемы. На одну из них обращают внимание российские исследователи П. Гайденко и Ю. Давыдов: «при всей важности и справедливости веберовских предупреждений, он не учел тех внутренних трансформаций, которые неизбежно испытывает бюрократия, как только она становится на путь утверждения своего тотального господства, ликвидируя все противовесы ей. Трансформации, в результате которых бюрократия теряет свое рациональное качество, не становясь от этого похожей на иррациональную бюрократию традиционных обществ. Вебер не мог предвидеть возможность появления бюрократии совершенно нового типа, который не сводится ни к рациональной бюрократии, ни к бюрократии традиционной. И в этом - радикальная ограниченность веберовской концепции бюрократии, которая делает ее такой, что можно применять к анализу проблем недавней истории общества, как и к анализу современной ситуации, только до известного предела. За этой чертой, которая отражает специфику именно тоталитарного господства, возникает необходимость уточнения веберовской теории бюрократии» [3, 354].

Соглашаясь с этими  исследователями относительно потери рациональной качества советской бюрократией, стоит отметить, что некоторых  опасностей не удалось избежать и  в демократических странах. Этот опыт, который сформировался под  влиянием рационализации экономических  отношений и демократизации общественной и политической жизни, является актуальным для нашей страны, где формирование пространства публичной политики происходит под влиянием так и не преодоленных до конца последствий советского тоталитаризма и вызовов постсовременного общества. К числу последних можно  отнести специализацию отдельных  сфер общества, в результате чего возникает  мощный бюрократический аппарат, который  переходит с уровня национального  государства на транснациональный, глобальный уровень.

Парадоксом рациональности можно считать одновременное (в  одном обществе, культуре) сосуществования разных типов рациональности, что имеет следующие последствия: признание возможности различных исходных конкурирующих «картин мира»; отказ от абсолютного субъекта в пользу множества локальных субъектов, возможность существования отличных от научной типов рациональности.

Концепция модерна выходила доминированием целерациональности в сфере управления, упорядоченным механизмом общества выступало государство, в центре которого находилась экономическая модель человека.

На уровне политической организации  это означало установление рациональных бюрократических аппаратов, на уровне идеологий - поддержку обоснований, которые соответствуют таким  бюрократическим аппаратам. Теперь общество должно решать проблемы, порожденные  самой модернизацией. Это является задачей коммуникативного разума, благодаря  которому коммуникативная рационализация общества открывает возможность  создавать и обосновывать новые  легитимные правила политического  взаимодействия.

Здесь политическая наука  выступает теоретической основой  политической деятельности в обществе, в первую очередь – политических реформ и коренных изменений. На основе рекомендаций ученых создаются оптимальные  модели по управлению государством, технологии разрешения социально-политических конфликтов в обществе и т.п. При этом необходимо помнить, что всякая наука, в том  числе и политология, не может  исчерпать всю полноту и многообразие реальной действительности (например, полностью учесть роль интуиции политика), однако непременно должна к этому  стремиться.

 

 

 

 

Выводы

 

Становление постсовременности  связывается с отмиранием определенных мифов предыдущего периода, как  суверенных, универсальных, контролирующих общество инстанций: Бога, Разума, Государства. В этом смысле, всяческие попытки  традиционалистской «реконкисты» угрожают подорвать рациональные принципы экономической  и политической организации современного общества.

Таким образом, сегодня, несмотря на критику рационализации, как со стороны постмодернистов, так и  традиционалистов, рациональность играет одну из главных ролей в организации  политической деятельности. Процессы рационализации находятся в основе современных информационных и коммуникационных технологий, организации управленческой деятельности в экономической и  политической сферах, рациональность лежит и в основе оценки эффективности  деятельности властных институтов.

Подводя итог следует отметить то, что рационализация неизбежно будет продолжаться во всех сферах социальной жизни. Все современные общества основываются на одних и тех же базовых способах социальной и экономической организации.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использованной литературы:

 

1. Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность /Н. С. Автономова - М., 1988. - 275 с.

2. Вебер М. Избранное. Образ общества /М. Вебер /Пер. с нем. М. И. Левина, А. В. Михайлов, С. В. Карпушина. - М.: Юрист, 1994. - 704 с.

3. Гайденко П.П. История и рациональность: Социология М. Вебера и веберовский ренессанс /П. П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов - М.: Политиздат, 1991. - 367 с.

4. Давыдов Ю.Н. М. Вебер и проблема интерпретации рациональности /Ю. Н. Давыдов //Вопросы социологии. - 1996. - Выпуск 6. - С. 71-77.

5. Ивин A. A. Философский энциклопедический словарь /А. А. Ивин. - М.: Гардарики, 2004. - 1072 с.

6. Исторические типы рациональности /Отв. ред. В. А. Лекторский. - М.: ИФРАН, 1995. - Т. 1. - 350 с.

7. Никитин Е. П. Спецрациональность /В.А. Лекторский и др. //Исторические типы рациональности. - М.: ИФРАН, 1995. - Т. 1. - 350 с.

8. Новиков А.А. Рациональность в ее истоках и потерях // Исторические типы рациональности /Отв. ред. В.А. Лекторский. - Т.1. - М., 1995. - 350 с.

9. В. А. Лекторский и др. //Исторические типы рациональности. - М.: ИФРАН, 1995. - Т. 1. - 350 с.

10. Современный философский словарь /ред. -Сост. В. Е. Кемеров. - М.: Одиссей, 1996. - 608 с.

11. Социологический словарь / По общ. ред. Г.Н. Соколовой, И.Я. Писаренко. – Мн., 1991. – 528 с.

12. Ф. У. Тейлор. Принципы научного менеджмента/ Ф. У. Тейлор. – М., 1911. – 256 с.

13. Шматко Н. Феномен публичной политики //«Социологические исследования», №7, 2001, С. 106 — 112.