Мир политических партий

Полис. -1992. - № 1-2

Т.В. Шмачкова

Мир политических партий

В сумбуре мучительно рождающихся новых российских порядков многие авторитетные политики разных убеждений предпочитают быть инициаторами неких образований, заявляемых ими как движения, но отнюдь не участниками строительства партии. Тому, видимо, немало причин. Обстоятельство это можно пояснить и общественной психологией — уж очень специфически окрашенные ассоциации возникают в умах моих соотечественников при одном только слове "партия", не говоря уже о трудностях мобилизации уставшего от недостатка всего, кроме хаотичных идейно—политических баталий, народа. Можно увидеть здесь и нехватку решительности или трезвую самооценку потенциальных лидеров — установление успешно работаю-. щего партийного организма требует неимоверных умственных, организаторских, да и просто физических усилий при почти неведомом результате. Вероятно, следует сослаться и на политологическую информированность лидеров нашего общественного мнения — по опросам, в западноевропейских странах все меньше людей склонно постоянно отдавать свою энергию какой-либо партии (среди молодежи — чуть ли не меньше 10-15%), а многие вообще предпочитают движенческие формы политической активности. В свою очередь, политологи уже примерно полтора десятка лет ревностно обсуждают вопрос опасной для гражданских свобод бюрократизации политических партий, "узурпировавших" право выражения народной воли.

Но вовсе не исключено, что видным политикам просто не хочется растрачивать свой авторитет, занимаясь малоблагодарной и требующей циклопических усилий работой по созданию новой отечественной концепции политической партии либо по насаждению зарубежных моделей на нашей почве. Если партия — это непрестанная политическая ответственность и борьба, то движение — образование гораздо менее формализованное и более свободное. Ему не требуется четкая, идеология: ведь невероятно трудно создать нужную для партии идеологическую систему, которая была бы привлекательной для масс и одновременно оригинальной, т.е. не являлась слепком с разработанных на Западе. Движение не нуждается в уравновешенных структурах, разветвленной и напряженно функционирующей сети местных отделений, в постоянной, рутинной партийной работе функционеров всех уровней.

И для граждан-избирателей форма движения вроде бы предпочтительнее, ибо они, как

ШМAЧКОВА Татьяна Владимировна, кандидат исторических наук, зам. главного редактор "Полиса". 

показывают итоги российских выборов и митингов, склонны ориентироваться на лидеров общественного мнения, оттого и власть у нас имеет отчетливый персонифицированный оттенок, т.е. отдается конкретным людям, а не партиям.

В общем, не трудно найти  и иную аргументацию склонности политически активной части российского общества к движениям и весьма хилому на этом фоне существованию первых элементов многопартийности. Сложнее объяснить, что широкие, свободные, идейно плюралистичные или вовсе с постматериальной ценностной системой движения — это атрибут свободного и богатого общества, уже отрегулировавшего, разумеется, с помощью многократно им же изруганных партий свои отношения с государственной машиной.

Наши же комментаторы от политики подают отечественные движения как некие супердемократичные (вариант: истово национальные) подобия широчайших народных коалиций. Однако нетрудно заметить, что такие движения по сути являются политическим мифом, эрзац—партией "почти всех", иначе говоря, какими-то невероятными с точки зрения политической науки и слабожизненными в нормальных партийных системах образованиями. Особенно если внимательно посмотреть на наше общество, раздираемое малоосознанными политическими и вполне внятными экономическими противоречиями, но еще фактически не структурированное социально. На "монособствешюсти" вырос монолит общества с редкими вкраплениями нонконформистских элементов, и всю эту структуру венчала политическая монополия, заключавшая в себе, как прояснилось нынче, людей с контрастными воззрениями.

Вместе с тем, цивилизованное человечество пока ничего разумнее и  оперативнее политической игры партий, в ходе которой вырабатываются достижимые ориентиры общественного развития и реализуются национальные интересы, не придумало. Так что новая рубрика "Полиса" — "Семинар" — начинается с представления читателю этой "знакомой незнакомки": политической партии,

* * *

ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ "ПАРТИЯ". Существует несколько точек зрения на становление концепции "партии". Согласно одной из них, эмотивистcкой, партии были с тех пор, как появился такой род деятельности — политика. Менялись лишь их функции и отношение общества к ним. В русской историко-политологической традиции свое толкование дал знаменитый медиевист Т.Н.Грановский, утверждавший в середине XIX в., что понятия "политики" и "партия" определились в XVI в., когда Екатерина Медичи устроила "срединную" (между католиками и

протестантами) партию, состоявшую из людей, не имевших "верований  и убеждений" и прозванных "политиками". Континентальные европейские политологи в основном полагают, что партии родились с установлением всеобщего избирательного права, т.е. "клубы" времен Французской революции, ассамблеи, политические группы — их прообразы. Более популярен англо-американский подход, отсчитывающий время партий в их нынешнем понимании с XVII-XVIII вв. Партии античного мира или европейского средневековья на самом деле были временными объединениями для поддержки каких-либо личностей (клиентелами). С Аристотеля и вплоть до XVII с. в партиях видели "политические тела", сравнимые с живым организмом, в коем каждый орган отвечает за определенную функцию, а весь организм — един в своих устремлениях. Еще в XVII в. в политической мысли господствовало убеждение, что спорящие партии (их чаще называли "фракциями") вредны для здоровья общества, ибо вносят разлад в социальный организм, останавливая его производительную деятельность и тем самым разрушая его (по аналогии с афоризмом: "Плюрализм в одной голове — это шизофрения".) Схожего мнения придерживался и философ XVII в. Гоббс. Новая политическая реальность — появление в 70-80-е годы XVII в. Англии первых настоящих партий, тори и вигов, — произвела переворот в теории. Правда, английские мыслители несколько раньше начали готовить общественное мнение к положительному восприятию партий — "фракции" в политике не только не вредны, но, напротив, подобно ересям в религии, выводят общество из состояния оцепенения и движут его к совершенствованию (Мойль, Моул-суэрт). Уже трудились на ниве политики тори и виги, когда спор двух взглядов на партии — новаторского и ортодоксального — приобрел новое измерение. Паттерсон (это уже начало XVIII в.) считал, что партии неизбежно включают в себя силы добра и зла, внося, вместе с тем, в общество дух здорового соревнования (как никак заря капитализма!) , и указал на лингвистическое оформление понятия как естественной части общества ("party" от слова "part" часть) в противоположность "фракциям" — осколкам общества, старающимся навязать ему свой надзор. Именитый оппонент Паттерсона лорд Болингброк продолжал настаивать на совпадении смыслов "партии" и "фракции". Но лорд по сути признал поражение в историческом споре, основав собственную "партию отечества", куда вознамерился собрать "все здоровые силы нации". Легко заметить, что болингброковская идея "партии всего общества" позже перевоплотилась в концепции таких тотальных партий, как ленинская коммунистическая и гитлеровская национал—социалистическая, которые и в самом деле положили конец всем плюралистическим партийным "распрям".

В середине XVIII в. философ Юм впервые предложил классифицировать партии: на почве общего интереса объединяются "партии по интересам", по привязанности к тему или иному лидеру — "партии по аффектам", а вот "партии по принципам" — новое явление в политике того времени — на общих принципах. За последними — будущее, ибо именно они призваны олицетворять собой разные идеи общественного прогресса. По-настоящему современным опре- 

делением "партии" (начало XIX в.) мировая политология тоже обязана англичанам. Бёрк, использовав тезис Юма о "партиях по принципам", нарек партиями группы людей, придерживающихся общих принципов и объединившихся для обеспечения совместными усилиями национальных интересов. С Бёрка и начинается нынешняя жизнь концепции "партии".

ЧТО ЕСТЬ СОВРЕМЕННАЯ ПАРТИЯ. Политическая наука — одно из самых древних на земле знаний. Немногим, по историческим меркам, позже формулирования пифагоровой теоремы Аристотель выделил три типа политических режимов*: монархия, способная обратиться тиранией; аристократия, могущая стать олигархией; полития, умеренная демократия, которая может выродиться в демагогию. За 24 с лишним столетия к античной схеме не было сделано научно убедительных добавлений. Лишь теперь ученые начали разговор о предположительных контурах полиархии, которая, возможно, придет на смену демократии. Так вот, рамки данного режима ограничивают своеобразную политическую сцену, где главные действующие лица — несомненно партии, берущие свое начало в гражданском обществе, которое поставляет им свои ресурсы и поддержку. По своей природе они — связующее звено между гражданским обществом и обществом политическим, т.е. государственной сферой. Изучением партийных

организмов занимается одна из дисциплин  политологии — партология, выработавшая массу определений партии, немногим, впрочем, отличающихся от предложенного Бёрком,

Полное определение обязательно указывает на четыре образующих партию признака 1. Прежде всего любая партия есть носитель идеологии или по меньшей мере особого видения мира и человека. 2. Партия — это организация, т.е. достаточно длительное объединение людей на самых разных уровнях политики — от местного до международного. 3. Цель партии — завоевание и осуществление (чаще всего в коалиции) власти** . 4. Каждая партия старается обеспечить себе поддержку народа — от голосо-

* Трудно обсуждать, что такое партия, не зная, что есть "политический режим". Это — сочетание системы партий, способов голосования и принятия решений, иных элементов идеологического, институционального и социального порядков, образующих политическую власть данной страны на определенный период (Ж.-Л.Кермонн, Франция). Американская школа сравнительной политологии вместо "режима" предпочитает использовать более широкое понятие "политической системы" — т.е. совокупность всех общественных структур в их политических аспектах. По классическому определению Г.Алмонда, такая система включает в себя, помимо политических институтов, социальные и экономические структуры, исторические традиции и ценности общества, культурный контекст его развития.

**Правда, бывают партии, видящие  свой долг в возбуждении общественного мнения вокруг болевых, по их взглядам, проблем. Обычно число их избирателей невелико, и кто, впрочем, возьмется утверждать, откажутся ли они от власти, если, паче чаяния, им представится возможность.

вания за нее до активного членства. (Конституирующие партию элементы выделил Дж.Ла Па-ломбара, США).

Разумеется, далеко не всякий человек  согласен быть активистом, и его поддержка партии обычно выражается в диапазоне от сочувствующего (изредка ходит на митинги или покупает партийную прессу) до — чаще всего — избирателя. Кстати, избиратели — тоже категория весьма разнообразная. Одни вообще регулярно уклоняются от участия в выборах (абстенциони-сты), другие голосуют "по большим праздникам", третьи — "твердые" приверженцы, стабильно поддерживающие "любимую" партию. Есть постоянно растущий разряд независимых избирателей, всякий раз выбирающих своего фаворита, глядя на то, как партии решают интересующие их вопросы (сегодня это примерно 40% электората стран Европейского сообщества — вечная забота и приз в борьбе соревнующихся партий). На юге США, к примеру, многие избиратели придерживаются "двойной" ориентации, голосуя за республиканца на президентских выборах и за демократов — в конгресс и местные органы власти.

Итак, если требуется общее определение, то партия есть организованная сила, объединяющая граждан одного политического направления для мобилизации общественного мнения по определенным целям, для участия в органах власти либо для ориентации властей на достижение своих требований (Кермонн).

Парламентской партия становится, естественно, тогда, когда по итогам общенациональных выборов преодолевает установленный законодательством страны "порог" отданных за нее голосов (чаще всего — 5% электората) и получает право на один или больше депутатских мандатов. Мелкие партии для достижения этой цели могут собираться в предвыборные коалиции (союзы)

СТАТУС ПАРТИЙ. Законодательство каж 
дой страны особым образом регулирует (или 
нет) статус партий. ФРГ приняла закон о госу 
дарственном и общественном финансировании 
партий, где определено их положение в обще 
стве. Во Франции правые партии зарегистриро 
ваны по закону об ассоциациях от 1901 г. Левые 
же не имеют никакой юридической привязки, 
организуя работу только соответственно статье 4 
конституции республики, гласящей, что партии 
и политические объединения соревнуются за 
электорат, свободно образуются и осуществляют 
свою деятельность, но обязаны уважать принци 
пы национального суверенитета и демократии. 
Вот и все. Разумеется, судебные органы в любой 
момент способны пресечь партийные "отклоне 
ния" от широко сформулированных конститу 
ционных требований. Кстати, главный из демок 
ратических принципов — неизменное уважение 
мнения меньшинства и его свободы образовать 
оппозицию — обеспечивается во французском 
парламенте правом партийно-парламентских 
групп (не менее 60 депутатов) "в случае трево 
ги" апеллировать к конституционному совету, 
еженедельным сеансом "вопросов и ответов" 
правительства, где время распределено поровну 
между большинством и оппозицией, а также 
равным доступом на радио и телевидение всех 
представленных в парламенте партий в ходе из 
бирательных кампаний.   

Есть, конечно, и другие установленные  национальными законодательствами варианты статуса партий и их привязки к государственной сфере.

ПАРТИЙНЫЙ ВЫБОР ИЗБИРАТЕЛЕЙ. Традиционный механизм образования политических предпочтений отражен в классической модели Липсета — Роккана (США), согласно которой на выбор граждан влияет сочетание пяти обстоятельств: общественное положение, уровни доходов и образования, местожительство, религиозная принадлежность. Позднее к этой политологической модели Инглхарт добавил еще и идеологический фактор. Это развитие схемы было связано с постепенным вытеснением в общественном сознании индустриально развитых стран традиционных ценностей (следовательно, политического размежевания по линии "консерватизм — либерализм", "правые — левые") постматериальной системой ценностей, носителями которой являются преимущественно новые, высокообразованные и приспособленные к жизни в условиях развития информационной революции социальные группы.

По традиционной модели Липсета  — Роккана считалось, что люди со скромным достатком, невысоким уровнем образования, со статусом рабочего или мелкого служащего тяготеют к партиям либерального (левого) окраса; они выбирают, например, социал-демократию за ее приверженность материальным, социально-экономическим ценностям. Напротив, высокообразованные, со значительным социальным статусом и хорошими доходами люди образуют возможную массовую базу консервативных сил. Либо — сравнительно более религиозная часть населения отдает свои симпатии партиям, так или иначе связанным с религией. Подобный алгоритм партийного выбора, хотя и весьма упрощенно описанный здесь, был в целом справедлив для западных демократий вплоть до 80-х годов, но, к примеру, во Франции, Англии или Дании религиозный фактор не был решающим.

Модель Инглхарта, поддержанная ныне большинством политологов, позволяет  увидеть, насколько усложнилась  механика образования партийных пристрастий. Гражданин отныне чаще рассматривает политические процессы не только исходя из своего общественного статуса или традиционной симпатии к господствующей в его районе партии, а в гораздо более широком идейно-политическом контексте, вне привычных схем "правый — левый". И тогда, по Ингл-харту, выбор в пользу социал-демократии может определяться уже не ее "материальной за-земленностью", а включением в программу идей из разряда постматериальных, что, естественно, радикально меняет политический стиль, "образ жизни" самой партии.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПАРТИЙ. Сегодня, как и в XIX — начале XX вв. парламентские партии (но не организации "новой волны"!) образуются, как правило, по схеме, ставшей уже традиционной для мировой цивилизации. (Для нашей страны — это отчасти сегодняшняя и, скорее, завтрашняя реальность.) Одним из двух элементов формирования новой партии становится группа в парламенте, объединяющая депутатов одного политического направления (или представителей в местных органах власти). Второй — избирательные комитеты разных уровней, главное для которых — возможно более ши-