Политические системы диктаторского типа

Если в марксизме-ленинизме главным  теоретическим и аналитическим  инструментом трактовки мировой  истории считался класс, то в фашизме  в качестве такового служила нация. Первый отдавал моральный и теоретический приоритет концепции класса, а второй - концепции нации и даже расы. В результате вместо марксистских понятий «прибавочная стоимость» и «классовая борьба» в национал-социализме заняли понятия «кровь» и «раса». Если марксизм-ленинизм придерживался материалистической (а зачастую экономико-детерминистской) интерпретации истории, то для фашизма с этой точки зрения характерны антиматериализм, иррационализм, мистицизм и убеждение в том, что духовные начала, честь, слава и престиж составляют могущественные цели и мотивы человеческого поведения.

Фашисты и национал-социалисты, как  в теории, так и на практике придавая большое значение политике и идеологии, сохранили частную собственность  на средства производства и рыночные механизмы функционирования экономики. Большевики же, которые в теории определяющую роль отводили базису, или экономике, пошли по пути полного обобществления средств производства. Если большевики уничтожили рынок, то национал-социалисты приручили его. Если Гитлер считал более важным социализировать прежде всего человека, то большевики пошли по пути социализации сначала экономики, а потом уже человека.

Если национал-социализм  начисто отвергал саму идею демократии и либерализма, то советский режим декларировал намерение воплотить в жизнь истинно демократические принципы (разумеется, по-своему понимаемые) устранив партийное соперничество. Не случайно его руководители и приверженцы оперировали понятиями «демократический централизм», «социалистическая демократия», «народная демократия», «демократические принципы» и т.д.

Марксизм-ленинизм в теории руководствовался благо роднейшим  из устремлений человечества - коммунистическим идеалом построения совершенного и справедливого общественного строя. С этой точки зрения советский режим вдохновлялся возвышенной гуманистической целью, составляющей вековую мечту многих поколений. Нельзя забывать и то, что в течение определенного, хотя по историческим меркам краткого периода коммунистический идеал стал руководством к жизни для почти 40% современного человечества. Однако немаловажная проблема заключается в том, что для реализации поставленной цели на вооружение были взяты безжалостные, антигуманные средства. В этом контексте смертный грех большевиков состоит в том, что они дискредитировали великий коммунистический идеал.

IV. Сходства тоталитарных режимов.

Для нас, россиян, более  актуален и в то же время болезнен вопрос о соотношении большевизма  и национал-социализма. Но тем не менее этот вопрос существует и его нельзя игнорировать, ибо историю своей родины со всеми ее достижениями, неудачами и зигзагами нужно знать, чтобы извлечь из нее соответствующие уроки. Многие авторы уже в 1920-1930-е гг. отмечали определенные черты сходства в методах политической борьбы, захвата и реализации власти фашистов и большевиков. При всей сложности и спорности данной проблемы приходится констатировать, что фашизм и большевизм имеют как точки соприкосновения концептуального и типологического характера, так и расхождения. И действительно, неоспорим факт близости и определенного родства фашизма и большевизма по целому ряду параметров. Прежде всего, не может не обратить на себя внимание почти полная синхронность их появления на исторической арене. Своими истоками они восходят к самому началу прошлого столетия, а в полный голос заявили о себе в 1920-1930-е гг., т.е. в период так называемой великой трансформации капитализма из свободно-предпринимательского в корпоративный (или, как его у нас до недавнего времени именовали, государственно-монополистический) капитализм.

Не вдаваясь в подробности, отметим, что большевизм и фашизм выступили в качестве соответственно левого и правого альтернатив  центристскому реформаторскому  пути развития капитализма в социально-экономической сфере и либеральной демократии в политической сфере. Причем за короткий период из незначительных групп они превратились во влиятельные общественно-политические движения, которые сумели подчинить своему господству сотни миллионов людей многих стран и народов.

Важным объединяющим эти альтернативы принципом было то, что они постулировали цель реализации социалистических принципов, разумеется, в собственном понимании  интернационального и националистического. Особенно в начальный период представители  фашизма и большевизма склонны были открыто признавать подобную близость. Так, Н.Н. Бухарин на XII съезде РКП(б) в 1923 г. отмечал: «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было другая партия, усвоили себе и применяют на практике опыт русской революции. Если их рассматривать с формальной точки зрения, то есть с точки зрения техники их политических приемов, то это полное применение большевистской практики и специального русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия определенной системы бросания своих сил, «учраспредов», мобилизаций и т.д. и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами».

А. Гитлер же в беседах  с Г. Раушнингом настойчиво подчеркивал, что он научился методам политической борьбы у марксизма и марксистов. Более того, он утверждал: «Национал-социализм - это то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей абсурдной искусственной связи с демократическим устройством».

И действительно, фашизм и большевизм имели ряд близких друг другу или общих по своему функциональному системообразующему, методологическому назначению элементов. Известно, что оба варианта тоталитаризма, во всяком случае, в идеологии и пропаганде, отстаивали претензии на разрушение старого мира «до основания» и построение на его обломках нового мира в соответствии со своими, в сущности, искусственно сконструированными моделями, хотя у каждого из них эта цель существенно различается по своему содержанию: светлое будущее в лице коммунизма в одном случае и тысячелетнего рейха - в другом. Для обоих вариантов тоталитаризма были характерны также господство одной единственной революционной партии нового типа; моноидеология, отвергающая другие идеологии; похожие средства и методы достижения идеальных целей; слияние в единое целое партии, государства и общества; политизация всех без исключения сфер жизни; физический и моральный террор и т.д.

Все изложенное позволяет  оценивать фашизм в различных  его формах и марксизм-ленинизм в его большевистской интерпретации как два противоположных проявления или два альтернативных - правого и левого - варианта особого общественно-исторического феномена - тоталитаризма.

Но при этом нельзя забывать, что сами тоталитарные режимы были подвержены определенным изменениям. В Советском Союзе о более или менее чисто тоталитарном режиме, по-видимому, корректно говорить применительно к сталинскому периоду, охватывающему конец 1920-х - первую половину 1950-х гг. В последующие же годы имела место постепенная «либерализация» режима в плане отказа от наиболее одиозных форм контроля над умами людей и террора.

V. Политический и идеологический монизм.

В тоталитарной политической системе, как известно, практически  исчезает разделение между государством и гражданским обществом. Государство доминирует над обществом. Более того, имеет место поглощение и общества и государства единственной господствующей партией. При монопартийной системе первоначально происходит совмещение или фактическое слияние высших органов власти партии и высших органов государственной власти.

Логическим завершением  данного процесса является превращение  партии в осевой институт государственной  структуры. Таким образом, фашизм и  большевизм, отправившись с противоположных  полюсов идейно-политического спектра, пришли к схожим результатам. Если первые с самого начала высшей ценностью считали государство, то приверженцы второго отстаивали неизбежность его исчезновения (во всяком случае, в теории).

Фашистские теоретики  исходили из того, что любая форма организованной, автономно ассоциированной жизни воодушевляется государством. Формальным элементом в государстве является его суверенная политическая и юридическая власть. Все ассоциации и организации в государстве пользуются автономией постольку, поскольку они способны управлять своими внутренними делами. Но, тем не менее, государство выступает единственным и конечным источником власти, поскольку оно обладает исключительным правом использования насилия.

Тем самым, фашисты отвергали какие бы то ни было ограничения на политический и юридический суверенитет государства. Государство по своей сути интегрально и тотально, в его рамках нет места частному в отрыве от публичного. Данная идея нашла доктринальное выражение в следующем афоризме Муссолини: «Все внутри государства, ничего вне государства и ничего против государства».

С этой точки зрения интерес  представляют меры, предпринятые Гитлером уже в первом году своего пребывания у власти. Так, 4 апреля 1933 г. был введен запрет на свободный выезд граждан  из страны, а также выездные визы; 11 апреля Праздником национального труда объявлено 1 мая; 14 апреля из университетов и других учебных заведений изгнано 15% профессоров; 7 мая состоялась «чистка» среди писателей и художников и опубликование «черных» списков «не (истинно) немецких писателей»; 22 сентября издан закон об «имперских культурных гильдиях» писателей, художников, музыкантов, который предусматривал фактический запрет на издание, исполнение, выставки всех тех, кто не является членом гильдии; 1 декабря вышел закон об «обеспечении единства партии и государства» и т.д.

Нечто подобное было целенаправленно  осуществлено и в нашей стране с приходом к власти большевистской партии в 1917 г. Уже в начале 1918 г. было разогнано Учредительное собрание. Этот акт положил начало уничтожению или подчинению большевикам всех независимых институтов и небольшевистских партий. Годы «военного коммунизма» принято считать периодом установления политической диктатуры. Постепенно сворачивалась издательская деятельность, запрещались все небольшевистские издания, подвергались аресту руководители оппозиционных партий, которые затем объявлялись вне закона. Все более растущую власть приобретала полиция в лице ВЧК и преемниц, под полный контроль большевистской партии: были поставлены профсоюзы. Процесс закрепления и ужесточения диктатуры приобрел особенно широкий размах в сталинскую эпоху.

В итоге для обоих вариантов тоталитаризма характерны полное доминирование государства над обществом, элиминация различий между государством и обществом. Более того, и общество, и государство были фактически поглощены одной господствующей партией. При монопартийной системе первоначально происходит совмещение или фактическое слияние высших органов пар высших органов государственной власти. Логическим завершением этой тенденции является превращение партии фактически в решающий стержневой элемент государственной структуры.

Показательно, что, отвергая саму возможность примирения с существованием, каких бы то ни было «марксистско-демократических центровых» или иных партий, А. Гитлер к другие руководители Третьего рейха исходили из того, что именно партии со своими особыми, конфликтующими друг с другом программами и стратегиями повинны в развале Германии и, естественно, не могут стать фактором ее возрождения. Отсюда Гитлер делал вывод: «Пока будет существовать национал-социалистическое государство, будет существовать национал-социалистическая партия. Пока будет существовать национал-социалистическая партия, не может быть ничего иного в Германии, кроме национал-социалистического государства». Симптоматично, что, провозгласив «вечность» своей партии, Гитлер декларировал в 1935 г.: «Партия есть моя частица, а я - часть партии».

«Мы говорим Ленин, подразумеваем - партия, мы говорим партия, подразумеваем - Ленин» - это образное выражение В.В. Маяковского стало для большинства советских людей неопровержимой истиной. Но вслед за поэтом мы могли бы с равным основанием сказать: «Мы говорим партия, подразумеваем - государство, мы говорим государство, подразумеваем - партия». Не случайно ведь в Конституции СССР было зафиксировано положение, сформулированное в ее шестой статье, согласно которой КПСС является ядром политической системы СССР. Партийному монизму соответствует монизм идеологический, который пронизывает всю иерархию властных отношений сверху донизу - от главы государства и партии вплоть до самых низших звеньев власти и ячеек общества.

Термин «марксизм-ленинизм»  возник в 1924 г., после смерти Ленина, с целью подчеркнуть его вклад  в теорию Маркса. Остановимся на важнейших составляющих этого вклада.

Маркс полагал, что история  цивилизации - это история борьбы классов, борьбы между собственниками-эксплуататорами и трудящимися-эксплуатируемыми. Современный ему капиталистический строй он  считал последним классовым обществом. Логика развития исторического процесса, по его мнению, неизбежно вела к коммунизму — обществу без классов, каждый член которого будет отдавать по способностям и получать по потребностям и в котором свобода каждого станет условием свободы всех.

Таким образом, Маркс сформулировал в высшей степени благородную и гуманную цель - освобождение человечества. Ту же самую цель ставил и марксизм-ленинизм, и в этом его коренное отличие от нацизма, целью которого было порабощение человечества в угоду одной избранной расе. Тем более парадоксальным и трагическим представляется сходство средств, применявшихся для достижения столь противоположных целей⁴.

Так, в СССР марксизм-ленинизм стал идеологической основой партийно-государственного режима. Обосновывался тезис, согласно которому большевистская партия, возглавившая классовую борьбу трудящихся и угнетенных, начала и совершила пролетарскую революцию и встала на рельсы социалистического строительства, тем самым, проложив путь к светлому будущему - коммунизму.