Причины и последствия политических репрессий 1920 - 1930 -ых годов в Беларуси

Как видим, восстановить гражданские права можно было лишь ценой отказа от сана, т.е. от веры, что было неприемлемо для подавляющего большинства священнослужителей. Эти люди были верны своим религиозным убеждениям, а следовательно, являлись носителями инакомыслия, что делало их жертвами политических репрессий. Репрессии же носили откровенно классовый характер, Иными словами, жертвы политических репрессий отбирались не на основе определенных преступлений, а на основе принадлежности к определенным классам ИЛИ СОЦИАЛЬНЫМ группам, считавшимся наиболее опасными для Советской власти. Об этом свидетельствуют не только основные законы БССР, направленные против духовенства, но и конкретные, практические действия ОГПУ Белоруссии, а также многочисленные письма, жалобы, просьбы, заявления безвинно осужденных представителей духовенства, их родственников и просто верующих, просивших Советскую власть уважать старость, проявить милосердие и прекратить преследование служителей религиозных культов за их убеждения.

На страницах республиканских газет и журналов стали появляться многочисленные публикации, разоблачающие "антисоветскую деятельность” духовенства, его связи с "контрреволюционными организациями и группировками". Так, газета "Звязда" 11 марта 1929 г. писала, что в условиях наступления социализма по всему фронту религиозные организации становятся легальной формой политического объединения всех остатков эксплуататорских классов, а их деятельность носит открытый антисоветский характер; что секта "корнеевцев", созданная бывшим жандармом Барановским в Мозырщине, с 1925 г. проводит активную антисоветскую пропаганду и агитацию.Газета изобличала сектантов в том, что они называли Советскую власть драконовской, призывали всех недовольных политикой советского государства вступить в их секту, не признавали советских законов, отказывались выполнять гражданские и государственные повинности.

Чтобы заострить внимание партийных органов на необходимость ужесточения борьбы с духовенством, а также обосновать широкомасштабность и полезность действий в этом направлении, репрессивные органы в своих отчетах рисовали картину перманентной контрреволюционной деятельности церковников и сектантов. Так, в вышеупомянутой «Докладной записке об антисоветской деятельности церковников и сектантов в БССР» отмечалось, что «несмотря на ликвидацию целого ряда шпионско-повстанческих организаций и групп церковников и изъятие 2387 человек участников этих групп, в БССР продолжается антисоветская работа церковников. Выявлены новые антисоветские формирования, состоящие частично из неликвидированной низовки шпионско-повстанческих организаций и кулацко-церковного элемента» . Особым разделом в «Записке» выделялась «сектантская контрреволюция» (см.Приложение №1), в котором нарком внутренних дел Наседкин нарисовал впечатляющую картину борьбы органов НКВД с «церковниками и сектантами».

Заслуги это важнейшего звена тоталитарного режима в деле ликвидации «организованного антисоветского подполья церковников и сектантов» бесспорны: именно ему принадлежала координирующая и исполнительная роль в осуществлении массовых репрессий против духовенства и рядовых верующих.

Особым разделом этой деятельности были репрессии в Западной Белоруссии после ее вхождения в сентябре 1939 г. в единое советское государство. Служители культа и просто верующие обвинялись в связях с польской разведкой. Было арестовано 57 ксендзов (14 из них расстреляно) . Такая же участь постигла многих православных священников и раввинов.

Полных данных о числе репрессированных священнослужителей пока нет, но именно репрессии позволили довести до финала «окончательное решение религиозного вопроса». Как отмечалось в одном из отчетов НКВД СССР, «функционирование церквей в БССР прекратилось в 1937 и 1938 гг., главным образом, вследствие арестов духовенства за активную антисоветскую деятельность» . На 24 июня 1938 г. в республике органами внутренних дел было учтено 15 священников, из них 13, снявших сан .

Стоит напомнить, что до 1917 г. на территории Белоруссии насчитывалось 2155 православных священников, 271 раввин и 113 ксендзов (2539 чел.). О судьбе многих из них до сих пор нет никаких сведений, в том числе и о представителях высшего духовенства. Тем не менее, по некоторым уже опубликованным данным, в СССР за 20 лет (1918-1938) было репрессировано 250 митрополитов, архиепископов и епископов Русской Православной Церкви. К 1939 г. на свободе оставалось лишь 4 правящих архиерея, 3 митрополита и 1 архиепископ (кроме того, некоторое число епископов находилось на покое или в должности настоятелей храмов). Только за 1937 г. было репрессировано, по меньшей мере, 50 представителей высшего духовенства РПЦ .[5]

Тоталитарный режим с жесточайшей последовательностью обеспечивал всеобъемлющий контроль за всеми сферами жизни общества, в том числе, религиозной. И это, к сожалению, ему удалось полностью воплотить в жизнь. Отделенные от государства церковь и религиозные организации были обречены на планомерное уничтожение.

Но все же не смотря на все гонения на теперешний момент в нашей стране церковь занимает вполне достойное положении, хотя пол столетия атеизма не прошли даром. К сожалению утрачено множество произведений искусства, вед меч был занесен на церковь – нерушимую хранительницу традиций (ведь известно, что церковь и монашество ещё со средних веков были хранителями грамотности, вели летописи, занимались переводами и т.д.).

Ярким примером церковных репрессий может служить теперешняя русская деревня , в большинстве которых со времен гонений, церкви пришли в запустенье и на теперешний момент представляют просто развалины.

1.2  Раскулачивание (1929-1933г.г.)

Раскулачивание— политическая репрессия , применявшаяся в административном порядке местными органами исполнительной власти по политическим и социальным признакам на основании постановления ЦК ВПК(б) от 30 января 1930 г. «О мерах по ликвидации кулачества как класса».[4]

Кулаки́ — в России до Октябрьской революции — зажиточные крестьяне, пользующиеся наёмным трудом (крестьяне-работодатели), а также занятые в сфере перепродажи готового сельхозтовара, ростовщичества, посредничества. [3]

В 20-е годы на селе преобладали середняцкие хозяйства (свыше 60%), кулаков 3-4%, бедняков 22-26%, батраков 10-11%. Но в дальнейшем при проведении  раскулачивания число кулацких хозяйств пополнило большая часть середняков .[7]

В 1927г. начался кризис из-за нехватки промышленных товаров для обмена на зерно, низких государственных цен, неурожая в некоторых районах, сократилась продажа зерна и других продуктов государству. Проводились выколачивания хлеба разъяснительными работами, мерами уголовного воздействия.

В декабре 1929г. Сталин объявил о конце НЭПа и переходе к политике коллективизма (ликвидации кулачества). С 29 до середины 30г. было раскулачено свыше 320 тысяч крестьянских хозяйств. Их имущество передано колхозам. Эта политика рассчитывала в 1931 году завершить коллективизацию на юге страны, к 32г. в Черноземье, к 33г. в остальных районах. [7]

Колхозная система рассматривалась советским руководством как удобная форма контроля и выкачивания хлебных и сырьевых ресурсов из деревни, поэтому с 1929 года набирает силу процесс форсированной коллективизации. 
        Однако к созданию колхозного строя в целом привели более глубинные причины:

1) индустриализация и  связанная с ней урбанизация  предъявили повышенный спрос на сельхозпродукты и сырье; 
         2) деревня должна была финансировать индустриализацию за счет дохода от продажи на крестьянском рынке промышленных товаров; 
        3) низкая товарность единоличника – менее 20% 
        4) социальная реализация планов социалистического строительства в СССР (Сталинский курс) была возможна только с ликвидацией мелкого собственника-единоличника.[8] 
Коллективизацию сельского хозяйства ХV съезд партии (декабрь 1927 г.) объявил «генеральной линией». Естественно, задумано все было вполне пристойно: предполагалось использование экономических рычагов, оснащение крестьянства новой современной техникой и т.д. На деле же оказалось все гораздо проще: власть и сила создавали огромный соблазн все до предела упростить. Так насилие и грабеж стали основными рычагами новой аграрной политики государства. Два года власти ждали, пока хоть что-то произойдет, но за весь 1928 год в БССР было создано всего лишь 509 коллективных хозяйств, в которые объединились около 4000 крестьянских дворов. Колхозы возникали какие-то карликовые – в среднем по 8 дворов. И осваивали они менее 2% пахотных земель республики . К этому еще надо добавить, что половина колхозников (51%) была из числа сельской бедноты , которой практически нечего было вносить в «общий котел» В 1929 году острие репрессивной машины было направлено в основном против крестьянства, которое составляло основную массу населения страны, в том числе и Беларуси. К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 года до середины 1930 года в СССР было «раскулачено» свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущества стоимостью свыше 400 миллионов рублей. По оценочным данным в Беларуси в 20–40-е годы было «раскулачено» не менее 350 тысяч человек. [2]

Массовая  коллективизация началась в БССР примерно за полгода до ХV съезда партии, и к открытию съезда республика могла рапортовать о серьезных успехах в этой области: с 12,9 тысяч крестьянских дворов, находящихся в коллективных хозяйствах на 1 июня, их число возросло до 77,7 тысяч . В стремлении отличиться, лидеры республики (предс. СНК Голодед Н.М. и едва только ставший 3 января 1930 г. Первым секретарем ЦК КП(б)Б Гей К.В.) отправляют 10 февраля 1930 г. в ЦК ВКП(б) докладную записку с предложением признать БССР республикой сплошной коллективизации, отмечая, что в трети всех районов уровень ее превысил 86%.

В эту цифру вполне можно поверить, если учесть, что до конца мая 1930 г. в БССР было раскулачено 15629 хозяйств, имущество которых передавалось в неделимые фонды колхозов . По отрывочным данным можно представить себе масштаб этого невиданного грабежа: только по шести округам (Бобруйский, Могилевский, Оршанский, Витебский, Полоцкий и Мозырьский) в 53 районах у 3413 раскулаченных было изъято и передано колхозам  20300 ц. семян, 5199 лошадей, 11848 коров (март 1930 г.).

Конечно, планам властей не было дано сбыться. Миф о «сплошной» коллективизации носил чисто пропагандистский (а заодно и карьеристский для руководства республики) характер. Сельское население протестовало против насильственного вовлечения в коллективные хозяйства и в качестве протестной акции стало забивать и продавать скот, а к весне 1930 г. обозначился массовый выход из колхозов. На протяжении трех месяцев (март-май) из колхозов вышло 370,3 тыс. крестьянских хозяйств, а процент коллективизации снизился с 58 до 11,1. Один из аспектов коллективизации – выселение бывших крупных землевладельцев, так называемых обшарников. Проводя эти акции власти не удовлетворялись конфискацией движимого и недвижимого имущества. Людей выселяли в отдаленные, часто неприспособленные для жизни места. Никто и не думал использовать их огромный хозяйственный опыт: идеологические мотивы перевешивали здравый смысл. Высылка началась в январе–феврале 1930 года, однако только в начале апреля была создана комиссия по устройству выселяемых кулаков во главе с заместителем председателя СНК СССР В.В.Шмидтом. Спецпеpеселение шло бестолково и бессистемно, действия различных органов были не согласованы. Представители ОГПУ передавали «эстафету» административным органам НКВД, милиции. Комендантские отделы должны были управлять сетью создаваемых впервые в столь массовых масштабах «кулацких» поселений. И только затем в дело включались гражданские органы, ведавшие системой их жизнеобеспечения. Для размещения прибывшего контингента по территории особенно восточных и северных районов страны была развернута огромная сеть специальных комендатур.

В частности СибЛАГом ОГПУ в 1931–1932 годах было создано 354 сельскохозяйственных, промышленных. Лесных комендатур, на учете в которых состояло на 1 октября 1931 года 284921 человек, в том числе более 60 тысяч уроженцев Беларуси. По оценкам западных советологов на территории, находящейся в ведении комендатур, погибло от четверти до одной трети депортированных крестьян. Судя по документации СибЛАГа, чиновники определили плановую «убыль» контингента в течении года в размере 5% (или 50 человек на тысячу). Однако реальность была гораздо более трагичной.

Так по статистике ГУЛАГа в течении 1932 года смертность в переселенческих комендатурах составила около 70 человек на тысячу; в северных же комендатурах СибЛАГа (Нарымский край) с июня 1931 года по июль 1932 года умирали около 110 человек на тысячу, а в отдельных случаях -120–150. Для сравнения: эти цифры по спецкомендатурам СибЛАГа за 1931–1932 годы едва ли не вдвое выше, чем смертность от голода на Украине в 1932–1933 годах. Причины колоссальной смертности очевидны: отсутствие социально-бытовой инфраструктуры на новых территориях в первые годы, эпидемии, недостаточное и некачественное питание, тяжелый, изнуряющий принудительный труд.

Брошенные в труднодоступные районы, зачастую без сельхозинвентаря и продовольствия, спецпереселенцы разбегались из поселков, невзирая на тяжелые для себя последствия. К концу 1930 года по Западной Сибири в бегах числилось 2/3 спецпереселенцев; оставались лишь те, кто просто не был способен бежать. К тому же на протяжении всего 1930 года не прекращались волнения крестьянства против насильственной коллективизации.

Неотъемлемой частью политики коллективизации был террор. Выселение кулачества являлось одной из составляющих террора. «Кулацкий террор» не очень был опасен советской власти, видимо, потому, что легенду о нем власть создавала сама. Вопросов на эту тему мы в повестке заседаний Бюро ЦК почти не находим. При проведении репрессий экспроприировалось все, что можно было унести, включая предметы личного пользования. Возвращению этих предметов даже посвящался отдельный вопрос на заседании Бюро ЦК (17.04.1930) . Лозунг об уничтожении кулачества как класса нередко воспринимался исполнительными органами буквально. Семьи репрессированных не имели будущего. Дети из этих семей лишались права на получение специального образования, и когда Коллегия Наркомата просвещения 29 января 1930 г. приняла решение о чистке учебных заведений от кулацкого и нэпмановского элемента, Бюро ЦК его одобрило .

С февраля 1931 года по стране покатилась новая значительная волна раскулачивания. В результате этой акции только с территории БССР было выслано в районы Сибири свыше 60 тысяч крестьян. Всего по данным ведомственной статистики ОГПУ–НКВД по стране в 1930–1931 годах было раскулачено 569,3 тысяч хозяйств, их них в отдаленные районы отправлено 381 тысяча семей, в том числе из Беларуси свыше 15 тысяч семей.