Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Мая 2013 в 15:29, контрольная работа
Великая смута XVII века — один из самых драматических моментов отечественной истории, когда решался вопрос о самом существовании Российского государства. Для восстановления целостной картины Смутного времени необходимо сопоставление разнообразных документов, повествовательных источников личного происхождения XVII века. Их авторы, современники Смуты, сами активно участвовали в событиях и давали оценку происходящему в соответствии с собственными политическими убеждениями и интересами своего окружения. Поэтому все источники в той или иной мере тенденциозны.
Введение
Историческая справка о Смутном времени
Политико-правовые воззрения Ивана Тимофеева
Политические и правовые учения Авраамия Палицына
Тимофеев осуждает соотечественников, которые переносили злодейства и беззакония "как бы ничего не зная, покрывшись бессловесным молчанием и как немые смотрели на все случившееся".
Произвол властей должен вызывать протест со стороны подданных, которые через него реализуют свой гражданский долг. Так, подданные обязаны протестовать против правления царя, охваченного "презельной яростью" и пламенем гнева, способного убивать неповинных и разрушать целые города. Недопустимо, чтобы царский престол занимал (даже по праву наследования) царь, в сердце которого вечно горела бы нетушимая "язва мести", толкавшая его выступать в отношении своих подданных в качестве "миро и рабоубителя".
Тимофеев обсуждает не только вопрос о необходимости оказания сопротивления злонамеренной власти, но и формах его организации. По-видимому, он не отрицает и тайных мероприятий. Так, умысел на действенное оказание сопротивления царю-злодею, нарушающему законы, он называет "тайномыслием", а его реализацию предполагает осуществлять через посредство создания тайных собраний ("таемых вещей совета").
При рассмотрении вопросов права Тимофеев использует такие понятия, как "естественный закон" и "уставной закон" (под последним он понимает нормы положительного права). Тимофеев подчеркивает, что естественные законы (иногда он называет их "разумными", понимая их как требования здравого разума) "некасаемы" людьми, поскольку эта категория вечная и неизменная. Видимо, он, как и Курбский, исходит из представления о незыблемости естественно-правовых положений, отражающих вечно справедливое и разумное начало. "Уставные законы", на основании которых организована общественная жизнь, должны соответствовать естественным. К "уставному законодательству" Тимофеев относит все действующее законодательство (начиная с "первых самодержавных царей уставов").
Особенностью его политических взглядов является не только всесторонняя критика тиранического правления и тех обстоятельств, благодаря которым оно стало возможным, но и определение сущности такого правления как беззаконного. Мучительская власть (тираническая), по определению Тимофеева, это власть, прежде всего, законо-преступная. Юридический характер такого анализа очевиден.
Подобные взгляды получили распространение приблизительно в этот же период на Западе в так называемых тираноборческих трактатах. Неизвестно, был ли знаком с ними Тимофеев, но знаменательно, что идентичные историко-политические условия вызвали появление однотипных по содержанию идей.
"Временник" Ивана
Тимофеева (Семенова) — это один
из крупнейших литературно-
Впрочем, сам Тимофеев
не стремился создать некое
Само по себе потрясение, который испытал Иван Тимофеев, вполне понятно. Он был уверен в особом, Богом данном, предназначении России, верил в то, что Россия будет вечно и неколебимо стоять под небесами. И недаром в разных местах своей книги он пишет, что Россия — это "как бы другой Рим", это "часть вселенной под небом", воплотившее в себе "все благочестие" мира. Следовательно, "разорение" "другого Рима" (иными словами — "Третьего Рима") могло свершиться только по воле Божией. Саму же Россию Тимофеев уже в заглавии вступительной главы именует "Новым Израилем", позднее это именование повторяется еще несколько раз. Вообще "Временник" полностью проникнут апокалиптикой, ожиданием конца света и связанными с этими идеями ветхозаветными аналогиями. Даже само название — "по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета" — свидетельствует, что Смута, по мнению Ивана Тимофеева, является доказательством истинности давнего убеждения: восьмая тысяча от сотворения мира — это время воцарения Антихриста.
Поэтому религиозно-мистическая основа "разорения" Ивану Тимофееву ясна — Россия наказана Господом "за грехи наши". Самому понятию греха Тимофеев придает всеобъемлющее значение, ибо виновно все русское общество, от младенца до старцев согрешили: "Согрешиша бо от главы до ноги, от величайших до малых, сиречь от святитель и царя, инок же и святых".
Только подобная всеобщая виновность всего русского народа перед Господом и могла стать, по убеждению Тимофеева, причиной глобальных бедствий. И недаром он пишет: "Не чюждии земли нашей разоритили, а мы есмы сами той потребители".
Главный же грех, конечно же, заключается в том, что русские люди, в "безумной гордости" своей утеряли "страх Божий" и уклонились от заданного Господом пути: "Сего ради на нас, познавших Его волю и не творящих ю, прежде всех язык Божий изыде ответ во гневе и к Себе и Он наказаньми нас, яко кормилом, обращая от заблуждения пути Его".
Однако Тимофеев не останавливается
лишь на утверждение всеобщего
Простой народ, перестав бояться Бога, утерял, по мнению Тимофеева, основу всякого благоустроенного общества — истинное "самопослушание". Забыв о "страхе Божием", народ стал бояться только своих властителей, оказывая им честь, "едва не равную Богу". Однако подобное "самопослушание" властителям, т.е. таким же людям, противно Богу. Ведь столь "самопослушный" народ, подобно "рыбам безгласным" развращает властителей, поскольку своим "безсловесным молчанием" оправдывает всяческий произвол. И на протяжение всего своего сочинения Иван Тимофеев многократно подчеркивает более чем пагубную роль "безсловесного молчания" народа в различных конкретных исторических событиях Смуты: "безсловесным молчанием спокрывшееся", "нам от немужества умолчавшим необличие", "не безсловеснаго ли ради молчания".
В свою очередь, властители,
привыкшие к безусловной
Подобная ситуация, которую Тимофеев рассматривает как социальную причину "разорения", привела к тому, что во всем русском обществе "загорелся огонь соблазна самовластия" — "во всем поступать по своему безумному хотению". Как сторонник истинного, древнего "самопослушания", Тимофеев резко осуждает "самовластие", особенно, когда этому соблазну оказывается подвержен простой народ. Ведь в этом случае лишенная разума чернь, задумавшая управляться сама собой, уподобляется скоту и ввергает государство в еще более страшную пучину бедствий.
В своих рассуждениях Тимофеев старается определить и конкретных виновников "разорения". Отсюда возникает еще одна сквозная тема всего "Временника" — роль личности в истории. И недаром Тимофеева интересует изображение сложности, противоречивости, изменчивости человеческого характера, а его сочинение превращается в собрание характеристик деятелей времен Смуты. При этом автор сознательно избегает характеристик однотонных, старается дать многомерные портреты различных людей, найти истинные мотивы людских поступков, взвешивая на весах справедливости доброе и злое в душах своих героев.
Вполне понятно, что наибольшее внимание Тимофеев уделяет личностям "властителей" — русским царям, которые являются ведущими участниками русской истории и, следовательно, несут особую ответственность за совершенные деяния. Начало трагедии русского общества, по мнению Тимофеева, положил Иван Грозный, поведение которого во времена опричнины, Тимофеев осмысливает как ужасную игру людьми — "тако Божиими людьми играя". Разлад в обществе несколько утих при Федоре Ивановиче, отличавшегося благочестивостью и добродетельностью. Однако, как пишет Тимофеев, "Аще же благочестивне державный Феодор и пресветле тогда нами царствуя, но убо своими добродетельми един довляшеся богатея, наше же всех оскудение, еже о добрых неплодство, в нашедших к того избытком не удостоитися; тако же убо и быти может то, яко единаго добродетель не может спокрыти всех человек прегрешение".
И Ивана Грозного, и Федора Ивановича Тимофеев не подвергает жесткому осуждению. Причина в том, что он считает их "законными", т.е. истинными богоданными государями, получившими престол по праву наследия. Зато после смерти Федора Ивановича, когда династия Рюриковичей пресеклась, на престоле один за другим оказываются властители незаконные. Эти государи вознеслись к власти исключительно благодаря "безсловесному молчанию" народа, да и сами, даже будучи боярами, оставались "рабами": "От синглитских чинов срабне на царствия верх возводити начаша".
Главную персональную вину
за все последующие события
Размышляя над причинами бедствий, постигших Российское государство, Иван Тимофеев, естественно, пытается определить и пути выхода из сложившейся ситуации. А выход один — познать грехи, покаяться в них и возвратить утерянное: веру, единомыслие, общественное согласие, древние обычаи общественного устройства. Как пишет Тимофеев: "И аще близ любовию братски, елико по Писанию быти достоин, не совокупимся, врази наши в прочее наветовати и одолевати нас не престанут убо".
Впрочем, сам Тимофеев, находящийся под впечатлением Смуты, высказывает серьезные сомнения в возможности нового объединения всего русского общества: "Наше разньствие на вкупное сложение нам во всем мире нашем на противные и доныне добросоставления тверда не имать, понеже неблагословных есмо одолени страхом". Даже выборы "всем миром" нового царя Михаила Федоровича Романова, которого сам Тимофеев всячески превозносит, не снимают его сомнений. Он уже не верит в способность всеобщего "большого собрания" русского народа найти всех устраивающее решение: "Таковое бо за страх невозможное совокупление в нас…".
Однако, в то же время, Иван Тимофеев понимает и другое — иного пути, кроме объединения нет. Поэтому он и заканчивает свое повествование призывом к единению, в очередной раз предупреждая своих читателей: "Аще ли они в прочее, не уже к тому живем, но о всекупно погибели земных пред Богом в будущем безответни обрящемся ответницы".
Подводя итоги, необходимо
сказать, что "Временник" Ивана
Тимофеева стал одним из немногих
литературно-философских