Проблема Власти в раннелиберальной и консервативной политической мысли в XIX в

Западники подвергают сомнению религиозную основу православной русской государственности. Более того, они утверждали, что православие способствует углублению социальной и политической апатии населения. А православная церковь является основной поддержкой застойного политического режима. Как считал Н. Огарев, друг и соратник А.И. Герцена, вера в фатализм божьего произвола породила формальную религиозность, лишенную какого-либо нравственного содержания. Точно так же «привычка к рабству, признанному законодательством, дает нам формальную законность помимо всякого права».

Все западники  сходились в одном: Петр I наметил верный путь, отбирая из опыта Европы только то, что было полезным, прочным и ценным для России. Некоторые из них утверждали, что русское общество не готово выработать продуктивные политические идеи и реализовать их в жизни. Поэтому и заимствования могут осуществлять лишь на определенном уровне, чтобы они могли оказаться эффективными.

    Западники выдвигают концепцию «революции сверху». Все преобразования общества и государства они рассматривали как результат реализации правительственных программ. В этих условиях, естественно, решительно возрастает роль государства. Белинский даже допускал самодержавие как инструмент политических реформ и просвещения. Он же полагал, что русские либералы только вредили реформам, так как всегда раздражали правительство, провоцировали его и заставляли видеть революционные заговоры даже там, где их не было.

Какая же задача стоит перед государством? С точки  зрения западников, это преобразование общества. Они говорят о двух новых классах: буржуазии и интеллигенции, которые призваны сыграть решающую роль в преобразовании общества. При этом особая роль отводилась интеллигенции, интеллектуалам, способным трезво оценить политическую ситуацию и противостоять самому правительству и толпе. Этот просвещенный слой, по мысли западников, способен обеспечить духовный и моральный перевес России над Западом.

Обращает на себя внимание тот факт, что, по убеждению западников (Белинский), источником интересов, целей и любой деятельности вообще является общественная жизнь, социальность.В письме другому западнику, Боткину, Белинский написал:

«Итак, я  теперь в новой крайности —  это идея социализма, которая стала для меня идеей идей... Она... поглотила и историю, и религию, и философию. Общество живет известной суммой известных убеждений, в которых все его члены сливаются воедино... Социальность, социальность — или смерть!» 

В понятие  социализма западники включали, с  одной стороны, идеи, высказанные «утопическими социалистами» (Сен-Си- мон, Фурье), с другой — постулаты из систем Гегеля и Фихте, ставивших государственность и национальность выше отдельной личности. В этой связи можно говорить о формулировании русскими западниками концепции «национального социализма».

Неудача буржуазных революций стимулировала поворот  русского западничества к радикализму. На передний план выходит тема революционного преобразования общества.  Радикальные западники не верили, что права могут быть закреплены и гарантированы в формальных законах, так же как не придавали особого значения той или иной политической форме. (Здесь они приближаются к славянофилам.) Условием успеха социальных преобразований они полагали создание в России республики. Н. Чернышевский утверждал, что это последняя форма государства вообще. Чтобы избежать неурядиц переходного периода (от самодержавия к народоправству), Чернышевский допускал даже существование в течение этого времени монархической формы. Однако некоторое время спустя переходный период сокращается им до минимума.

Идея революционного свержения  правящего режима неизбежно порождала некоторые анархические элементы в западнической  политической теории.  Разрушенное  старое  государство должно было быть заменено чем-то новым и по форме, и по существу. Формой, как мы уже отмечали, становилась республика. Существо же преобразований определялось следующим образом: освобождение крепостных, демобилизация половины армии, сокращение до минимума администрации и государственной власти. Должны быть созданы свободные ассоциации производителей, конкурирующие друг с другом в обстановке политической свободы. «Орде жуликоватых и деспотических чиновников» противопоставлялся здравый разум ныне спящих народных масс, которые, проснувшись, смогут найти эффективные формы самоуправления. Свое место может найти в этом процессе и сельская община, которую так расхваливали славянофилы.

Западники, выступая с позиций разрушения государства, предполагали сохранение его активной экономической функции. Они понимали, что только государство было в состоянии гарантировать основные экономические права. И тем не менее в западнической концепции все явственнее проявлялись черты «гильдейского социализма», т.е. системы, в которой экономическое самоуправление различного рода корпораций и ассоциаций вовсе не нарушается планирующим и регулирующим вмешательством государства.

5.7.3. Консерватизм и вопросы  власти

В 80-х гг. XIX в. в России заявляет о себе и консервативная политическая идеология. К этому времени славянофильство перерождается в доктрину панславизма, утратив свой живой дух (П. Струве). А русская консервативная мысль стремилась к такому ценностному и политическому строю, который в реальной жизни или вытеснялся, или уже был вытеснен.

Политический  консерватизм стремился отыскать компромисс с существующей системой социального  и политического бытия. Возникают  понятия идеального православия, идеальной  монархии и идеальной народности. Не вызывает сомнения, что это все  — мистические идеалы, которые сродни утопиям. К слову сказать, консервативная политическая утопия ведет активную борьбу с радикальной, либеральной и социалистической утопиями.

К.Н. Леонтьев

Ярким представителем консерватизма был Константин Николаевич Леонтьев (1831—1891). После окончания медицинского факультета Московского университета в 1854 г. он участвовал в Крымской войне, работал врачом. С 1863 г. Леонтьев в течение десяти лет находился на дипломатической службе. По выходе в отставку в 1874 г. он занимался литературной деятельностью — сотрудничал в журналах «Русский вестник», «Гражданин». С 1881 по 1887 г. Леонтьев был цензором Московского цензурного комитета. Незадолго до смерти он поселился в монастыре Оптина пустынь, где принял монашеский сан.

Леонтьев  разработал собственную теорию, изложив  ее в работе «Византизм и славянство» (1875). Он, в частности, полагал, что общество проходит в своем развитии три этапа: первичной простоты и патриархальности; цветущей сложности; смешения, перехода во вторичное упрощение упадка, замены другим⁴³⁸.

Он не приемлет доктрины социализма и полагает, что  предохранить культуру от полного распада может только сильное и деспотическое государство, защищающее иерархичность и многоцветие культуры. Он противопоставляет самобытность русской национальной культуры культуре романо-германцев, бессознательно направленной по пути и в сторону всеобщей «либерализации».

       Судьбу России Леонтьев видел в следовании византийской традиции, под которой понимал самодержавное государство, православное христианство и антитезу в нравственном плане европейской идее земного всеравенства, всесвободы, всесовершенства и вседовольства.

Идеалом государственного устройства для Леонтьева была абсолютная монархия, заимствованная из Византии. При этом Леонтьев считал русское славянство наиболее удобным этническим образованием для принятия и сохранения византизма. По Леонтьеву, личная политическая свобода большинства — это расшатывание основ. И потому ориентацию Запада на демократию Леонтьев рассматривал как утопию и химеру. Он полагал, что в том же идейном русле идут все социальные и политические преобразования, которые происходили в России вслед за отменой крепостного права.

Вслед за Данилевским Леонтьев выступает с позиций антилиберального и антиевропейского славянства. При этом он не приемлет ни теократию (В. Соловьев), ни демократию. Обе эти формы одинаково нетерпимы для Леонтьева в силу их западной, а не восточной традиции. Особые опасения русского мыслителя вызывал западнический социализм, который он рассматривал не иначе как продукт разложения и смешения. Индивидуализм, который именовался гуманизмом на Западе, по мнению Леонтьева, ведет европейскую культуру и государственность к смерти. И не удивительно, что социализм для Леонтьева предстает как «реакционная организация будущего».

Леонтьев  и В. Соловьев в качестве символической  цели процессов демократизации рисуют фигуру Антихриста. Антихристово царство вырастает на оборотной стороне утопии земного рая, провозглашенной противниками существующего и традиционного порядка — либералами и социалистами. Леонтьеву казалось, что только государство способно обеспечить здоровую политическую сдержанность в обществе. Историческое сочетание «Церковь и царь» — квинтэссенция одухотворяющего и организующего Россию византизма. А византийское православие он рассматривал как оплот против либеральных и социалистических политических доктрин.

Леонтьев  был убежден, что враждебные отечеству  и государству силы стремятся уничтожить его дух и душу, утверждая лишь материальные существующие формы бытия. При этом он полагал, что без меча и насилия сам Христос не сможет обеспечить всеобщее счастье, которое будет следствием кровавого насилия над людским стадом, стремящимся под иго мирового покоя и всемирной монархии. Три инструмента использует Антихрист в деле завоевания человеческой души, внушая ей веру в рай на Земле и вселенское счастье, — это чудо, тайна и авторитет (власть).

В конце XIX в. прежде единое славянофильство распадается на два течения, каждое из которых по-своему интерпретирует проблему национально-культурного возрождения. Первое делало акцент на воссоздании утраченной в XVII—XVIII вв. исторической миссии русского народа, провозглашая мессианское призвание русской нации в мире (Н. Данилевский, К. Леонтьев).

Второе течение  во главу угла ставило самобытность духовно-нравственного идеала русского народа, подчеркивая при этом особенности  его культурных и политических устремлений (Ф. Достоевский, А. Григорьев, Н. Страхов). В основе этого течения лежала мысль о «национальной почве» как главном источнике национального и духовного возрождения России.

Идеалами  для русского консервативного сознания долгое время оставались монархия и православие. Монархизм как идея и судьба несовместим с юридическим разграничением сословий и делегированием власти. Прогрессу консерватизм противопоставлял идеалы традиции, нации и религии.

Значительное  место в доктрине консерватизма  отводилось идее византизма, в которой соединялись воедино Церковь и царь. Леонтьев писал: «Византизм организовал нас, система византийских идей создала наше величие, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами... изменяя, даже в тайных помыслах наших, этому византизму, мы погубим Россию»⁴⁴⁰. И перед тлетворным влиянием Запада России поможет выстоять ее византизм, опирающийся на сильную монархическую государственность, консолидированную власть и православие.

Л.А. Тихомиров

К идеологам неоконсервативного течения относят Льва Александровича Тихомирова (1852—1923). Уроженец Геленджика Л.А. Тихомиров по окончании Керченской Александровской гимназии и Московского университета стал активным участником революционного движения — был членом Исполнительного комитета организации «Народная воля», редактировал партийные издания, являлся автором известного «Письма Исполнительного комитета» императору Александру III после событий 1 марта 1881 г. С 1873 по 1878 г. отбывал заключение в Петропавловской крепости. С 1882 г. находился в эмиграции, где вместе с П.А. Лавровым издавал «Вестник Народной воли». В 1888 г. подал прошение Александру III о помиловании и разрешении жить в России, отрекаясь тем самым от своих революционных взглядов. В брошюре «Почему я перестал быть революционером» (1888), написанной в Париже, Тихомиров отмечал вред демократических, парламентских учреждений. Он обращал внимание на пагубность революции для культурного развития. Вернулся в Россию Тихомиров убежденным монархистом.

Главный труд Л.А. Тихомирова — «Монархическая государственность» (1905), в котором автор изложил свои воззрения на государственную власть в России, на власть и государство вообще.

Анализируя  вопросы форм власти, он выделяет три  основных — аристократическую, демократическую  и монархическую. Демократическая система всегда была чревата опасностью «безграничного господства партий» и самого страшного вида деспотизма — его демократической модификации. Наиболее приемлемой формой власти Тихомиров считал монархию (на высшем уровне), а на уровне управленческом (исполнительском) — комбинацию аристократии и демократии.

Демократическое представительство, как считали  неоконсерваторы, создает почву для господства парламента и политиков. В монархии эта же идея порождает бюрократию в чистом виде. В демократиях фальсифицируется народная идея, в монархиях — воля монарха. Вершиной бюрократии является парламентаризм: автономия мнений и программ, заведомая ложь заявлений, склоки и профанация сопровождают парламентскую деятельность.

         Утрата православного идеала и разрушение социальной иерархии влекут за собой появление нового социального лидера в хаотически смешавшемся обществе. Им становится интеллигенция, сочетающая в себе нигилизм с тоталитаристскими наклонностями. Смыкание интеллигенции с бюрократией, произошедшее, по Тихомирову, после 1861 г., превратило монархию в абсолютизм. Возникает по-настоящему политическое и бюрократическое государство. Всевластие бюрократии, угасание национальной инициативы создают вместо народа толпу, и именно в толпе преобладающим началом становятся демократические представления о верховенстве власти. Механическая сила, массовость, бездуховность и аморальность сменили древний идеал. Монархия, оставшись формой, утратила содержание.