Теории власти

                                                  Содержание

1.Введение……………………………………………………………………………………………………..…………………..…стр.2-3

2. Теория государственной власти: методология, традиции и современное состояние….стр.4-8

3. Различные концепции теорий власти……………………………………………………………………………..стр.9-11

4. Современная теория власти в свете теоретико-методологических исследований……стр.12-17

5.Заключение………………………………………..……………………………………………………………………………..….стр.18

6.Список литературы……………………………………………………………………………………..…………………..…..стр.19

                                                                      Введение

При рассмотрении существующих ныне концепций власти, прежде всего, бросается в глаза их многочисленность и разнообразие. Для Томаса Гоббса, например, власть - это средство достичь  Блага в будущем, и сама жизнь  есть вечное и неустанное стремление к власти, прекращающееся лишь со смертью.¹ Спустя два века Александр Гамильтон задал риторический вопрос: "Что есть власть, как не способность или дар что-либо совершить?". В начале нынешнего века Макс Вебер определял власть как возможность индивида осуществить свою волю вопреки сопротивлению других.² В середине века Г. Лассуэлл и А. Каплан рассматривали применение власти как акты, воздействующие на кого-то или предопределяющие другие действия. Р. Даль считал, что власть дает возможность одному человеку заставить другого делать то, что он по своей воле не сделал бы.

В то же время Х. Арендт полагала, что власть вовсе не принадлежит одному отдельному человеку, а только группе людей, действующих совместно: "Власть, - писала она, - означает способность человека не столько действовать самому, сколько взаимодействовать с другими людьми. Власть не является собственностью одного индивида - она принадлежит группе до тех пор, пока эта группа действует согласованно".³ С. Лукс, отвергая это суждение как "своеобразную идиосинкразию" автора по отношению к власти, утверждает, что в основе всех определений власти лежит примитивное представление: некий А тем или иным образом воздействует на В. Все же, как полагает П. Моррисс, власть - не просто способ воздействия на кого-то или на что-то, а действие как процесс, направленный на изменение. О том же говорит и А. Гидденс: обладание властью означает способность менять порядок вещей.⁴

Как видим, концепции власти многообразны и отличаются друг от друга. Столь высокая степень  различия привела некоторых современных  политологов к выводу: по поводу содержания понятия власти не существует единого мнения; оно является "сущностно оспариваемым".

Но почему это так? Да просто потому, что власть включает в себя понятие о "способности" и "возможности". А обладание властью равносильно  тому, что от кого-то или от чего-то зависят результаты или последствия  совершенных действий, которые повлияют на существование и интересы людей  и обстоятельств.

Совсем иное дело - политические деятели или группы. Они обладают целым набором специфических  человеческих сил или возможностей: убеждать, приводить доводы, рефлексировать, общаться, предвидеть результаты действий и мер, оценивать последствия  и изменять поведение в зависимости  от такой оценки. В этом и состоит  уникальность "власти" в человеческом обществе: концепция власти рассматривается  сточки зрения морали. Именно эти человеческие возможности и силы становятся основой  того, что мы придаем моральный  и политический смысл понятию  и теорий власти, которые мы рассмотрим в этой работе.

  
Теория государственной власти: методология, традиции и современное состояние

Сложность, недосказанность  и неопределенность, как государственной  власти, так и власти в целом  на настоящий момент бесспорна. На первый взгляд ясное и интуитивно понятное социальное явление раскрывает свою бездну при глубоком её изучении. Не смотря на то, что власть рассматривается  в любой науке так или иначе  связанной с обществом, она до сих пор остаётся не распутанным  «клубком», перемешавшим в себе массы  социальных значений и понятий. Очевидно, что забыть, обойти это явление  в исследовательской практике невозможно, ибо власть является опорой всех социальных отношений.

Оттолкнёмся от позиции Ж.П. Сартра, который утверждал, что на основе социального договора можно  рассматриваемому объекту придать  свойство знака и, следовательно, что  взгляд исследователя будет «… скользить  вдоль, не затрагивая сущности»,⁵ обращая внимание лишь на созданное, символическое значение этого объекта. Как видится, главный фокус при рассмотрении власти, как раз и заключается в том, что в исследовательской практике, особенно в отечественной, идёт диалог между различными концептами власти, где её eidos анализируется, выявляется и разворачивается сквозь призму последних. Это порождает определённую двойственность, с одной стороны исследовательский взор либо проходит насквозь различных дефиниций и следует далее к анализу сущности этого социального явления. С другой стороны захватывает исследователя и удерживает его в реальности созданного знака и тем самым, воспринимая его как объект, отправляясь от последнего в анализе властных отношений. Так, например, П. Бурдье описывает такое явление посредством термина - «габитус», который представляет собой систему диспозиций, порождающую и структурирующую практику социального агента и его представления. В этом контексте взгляд ученного, как «микроскоп», всегда настроен по принципам и в области привилегированной социальной позиции интеллектуала. Более того, ограничение на познавательное пространство накладывает так же обстановка и контекст социального запроса на тот или иной вид интеллектуальной деятельности, а так же то, что проблема власти всегда погружалось предельно идеологизированное и политизированное поле. В силу этого, не бесспорно, можно утверждать, что любое знание не может быть полностью нейтральным или полностью объективным, поскольку является коммуникативным продуктом определенной исторической эпохи. Следовательно, знание и соответственно парадигма истинности манифестируется и поддерживается конкретным политическим и социальным временем. ⁶

В свете этого, вполне естественным представляется необходимость изучении власти, в ее современном измерении, через выявление и анализ исторического  генезиса различных дискурсов власти. Так же следует обратить внимание на условия и социальный контекст, которые способствовали становлению  определённой модальности властных отношений и конфигурации социальных институтов в том или ином социальном поле.

 В свою очередь социальные  поля, в совокупности, образует определённый  культурный текст эпохи, внутри  которого «считывается», развивается  и изменяется сама властная  практика, которая обуславливается  главным образом через языковые  структуры, различные дискурсивные  диспозиции, создавая определённый  социально-политический театр, где  только в его рамках каждое  действо может быть понято  и интерпретировано. Обращаясь к  современным принципам исследования  властного дискурса, весьма интересно  остановится на точке зрения  Фуко и Бурдье, которых в противовес традиционному принципу мышления, больше интересует не сам субъект как элемент определённой структуры, а условия и практики, обуславливающие действие и мышление субъекта. Как правило, при традиционном подходе исследователь встает в объективную позицию, интерпретируя и комментируя субъекта как частицу структуры, абстрагируя его от социального действия и лишая, на уровне обобщенного анализа, познавательной активности и роли случайных отклонений в его деятельности. Обращая своё внимание на это познавательное ограничение структурного подхода, субъект у Фуко или социальный агент у Бурдье, выступает как сознательно действующий в рамках определенного дискурса или социального поля, подчиняясь конкретным правилам и социальным стратегиям.⁷ Такая социальная диспозиция субъекта в конкретном поле ментальной структуры, позволяет классифицировать и продуцировать определенные виды практик, помогает ориентироваться в том или ином дискурсе, адекватно реагировать на события, ограниченно вписываться в их ход и конструировать собственные практики, а также в зависимости от занимаемой позиции влиять на существующую стратегию. Эта включённость в дискурс, с одной стороны, способствует процессу социализации, а, с другой, создает возможность для эффективного действования и принятия решений.

Таким образом, акцент в этих исследованиях смещается с анализа  структур, объективных закономерностей  её изменения и положения субъекта в ней, в сторону условий и  практик, порождаемых и наполняющих  конкретным содержание эту структуру. Здесь ставится вопрос о том, как  совокупность позиций в социальном поле конструируется практиками и что  делает эту позицию в данном поле независящим от конкретного субъекта. Добавим что, с этой точки зрения важным видится следующее утверждение Мишеля Фуко, которое он высказывает в статье «Субъект и власть»: «понять власть, это значит, атаковать не столько те или иные институты власти, группы, элиту или класс, но скорее технику, формы власти… следует отказаться от использования методов научной или административной инквизиции, которые обнаруживают кто, есть кто, но не отвечают на вопрос, почему этот “кто”, стал тем, кого можно идентифицировать в качестве субъекта». ⁸

Таким образом, вполне ясным  кажется то, что каждый властный дискурс играет далеко не первичную  роль в конкретных властных отношениях, в которых содержательно проявляется  государственная власть, а вторичную. Так как дискурс, хотя и управляет, и создаёт определенную интенцию в понимании сущности власти, сам  же является порождением, продуктом  эпохи и поэтому его истинность всегда в национальных и исторических кавычках.

Совершенно справедливо  пишет Фуко, что «… любая наука  появляется в точно определённых условиях, с её историческими возможностями, областью собственного опыта и структурой своей рациональности. Она формирует  конкретное apriori, которое можно теперь сделать очевидным».

Опираясь на эти общие  представления можно предложить некоторые принципы в соответствии, с которыми следует анализировать  власть, и которых мы постараемся  придерживаться в ходе нашего рассмотрения проблем касающихся теории государственной  власти.

Во-первых,⁹ необходимо выявить значение, ценность и понимание власти в различных исторических эпохах. Это предполагает рассмотрение не столько созданных в то или иное время концепций, сколько того практического опыта и того исторического контекста, которые сформировали определённые представления об этом социальном феномене, как разворачивались социальные отношения, и какую роль в них играла власть.

Во-вторых, следует уяснить смысл и структуру государственно-властного опыта, а так же обратить внимание на историю учреждений, в которых проявлялись её организационные усилия.

В-третьих, важно увидеть нечто общее, неизменное, скажем некий стержень, который пронизывал каждый исторический отрезок времени, образующий инвариантные закономерности конструирования и функционирования различных социальных полей.

В-четвертых, рассмотреть основные традиции, которые оказали существенное влияние на современную теорию власти, равно как и систему знаний циркулирующих в обществе, являясь фундаментом для понимания и легитимации власти.

И, наконец, в-пятых, нужно указать на современные особенности государственной власти, сделать анализ стратегий и тех глобальных социальных практик, направленных на сохранение или трансформацию сложившийся социально-политической структуры.

Первый интерес к власти, её сущности и социальной значимости и, соответственно, к её научному рассмотрению и объяснению появляется еще в  Древней Греции, Индии и Китае. Вероятно, благодаря их высокому социальному  развитию, а так же изменению условий  жизнедеятельности возникает потребность  в понимании и объяснении, как  самой власти, так и сложившихся  властных практик. Важно так же подчеркнуть, что как в Древней Греции, так  и в Древнем Китае и Индии  при всёй общности и существующих различиях взглядов на власть речь в основном шла о власти государственной, а самому феномену власти уделялось или малое значение, или не уделялось вообще. Это объясняется, в первую очередь, обстановкой и контекстом социального запроса на тот или иной вид интеллектуальной деятельности. Так, например, сложившаяся властная теория и органично связанные с ней социальные практики акцентировали внимание и очерчивали направления развития античной мысли на создание таких механизмов, которые были бы способны обеспечить политико-правовую гарантию античной демократии и устойчивость политической организации общества.¹⁰

Как правило, власть понималась в древний период как определённое средство достижения гармонии, идеального государства, политической стабильности и устойчивости или для преодоления  социального хаоса. В силу этого  власть должна была отвечать потребностям в регулировании общественных отношений, а это привело к развитию теории государственного управления, описывающей  рациональное взаимодействие между  носителями власти и объектами управления. Власть всегда приписывалась четко  определённому субъекту. В основе концепций и трактатов различных  мыслителей лежала «забота» о том, кто  должен быть сувереном, обладающим единой властью, как его воспитать и  каким образом он ею должен распоряжаться. Происхождение власти в большинстве  случаев объяснялось или божественной природой или уже договорной теорией. Несомненный интерес вызывает и  то, что у некоторых мыслителей древности власть понимается и как  «синергетический» механизм, структурирующий  хаос социальной жизни. Особого внимания заслуживает так же и то, что, в  основном, древнегреческие философы, «… называя свои работы “Политик”  или “Политика”, в центре внимания выдвигали не политику так токовую, а власть. Кстати говоря, политику они  и понимали как власть».

Проблема связи верховной  власти с обществом и поддержание  её легитимности решалось в данную эпоху совсем другими способами  нежели, например, в Древней Греции, где эту функцию осуществляло Народное собрание в малых городах-государствах. Как представляется, для того, чтобы  обеспечить «дух власти» в каждом уголке больших по территории средневековых  государств проблема легитимности власти решалось совсем по-другому и возможно более объёмными и трудными способами: для того чтобы поддерживать свое право на власть необходимо было постоянное публичное проявление мощи и могущества власти. Оно проявлялось в первую очередь в грандиозных ритуалах, символах, публичных казнях, громких военных победах и т.п. Другим механизмом связи и легитимации действий власти выступала церковь, которая посредством своей разветвленной сети - могла поддержать государственную власть или наоборот нивелировать её значение дискредитировать её лидеров. С этих позиций естественным кажется наделение власти некой сверх рациональной, божественной сущностью, ибо проявление власти чаще всего связывалось с божьей волей, и потому не нуждалось ни в каком оправдании и обосновании.

Сегодня можно смело утверждать, что интерес к сущности власти к принципам властных отношений, как характеристики политических отношений, возникает всегда в период кризиса  и переустройства общественной системы.¹¹ Такой интерес вызван тем, что властные отношения выступают, как сложный механизм самоорганизации системы и упорядочения социальных отношений, модальность которых зависит в первую очередь, как уже отмечалось, от системы знаний артикулированных в тех или иных языковых нормах, текстах, т.е. в различных дискурсах. Так на исходе XX в., равно как и в его начале происходил и по сей день, происходит поиск теоретико-методологических опор для построения основных стратегий власти. Поэтому, в свете этого будет важно, далее рассмотреть наиболее влиятельные традиции в понимании и интерпретации власти, которые оказывают непосредственное воздействие на современность.