Возникновение политических партий в СССР

Однако в действительности тогдашнее российское общество не проявляло  ни особого интереса, ни доверия  к программным документам новых  партий. Да и сами эти документы  никто, за редким исключением, не пропагандировал  и не распространял. В программных  установках большинства парламентских  и “околопарламентских” партий и  движений было очевидным дублирование основных положений, хоть и выражались они несколько разными словами: все эти партии, так или иначе, выступали за рынок, за реформы, за демократизацию, за укрепление суверенитета России и  т.д. Различия касались не столько сути общего курса, сколько методов и  форм его реализации. “Конструктивные” оппозиционеры отличались от “приверженцев  курса” лишь тем, что защищали [c.96] идеи постепенности, умеренности намеченных преобразований, критиковали президента за пренебрежение интересами простых  людей, развал Союза, нарушение демократических  принципов. При этом “конструктивная” оппозиция вовсе не представляла собой какой-то прочный союз определенных сил, объединенных одной идеей: скорее речь шла о весьма разношерстных  и нередко враждовавших между  собой течениях и группах, позиции  которых в том или ином отношении  лишь временно пересекались, например, в плане критического восприятия политики правительства Ельцина  – Гайдара. И если в социоэкономическом плане курс на рынок, приватизацию более  или менее сложился, и разговор шел только о методах и сроках преобразований, то в отношении к  государственности – конституционному строю, характеру власти, федеральному и административному устройству – многое оставалось неясным, спорным, неизвестным.

Именно на этой почве  и развертывались основные политические баталии в зале заседаний Верховного Совета РФ, на страницах газет и  журналов и в телерадиоэфире. Между  тем политика – это не только слова и обещания, а реальные дела, которых как раз и не хватало. Многие новые партии больше говорили, нежели предпринимали какие-либо усилия для изменения существующего  порядка вещей. При этом партийных  руководителей и функционеров, на фоне “престижных” заседаний парламентских  фракций и совещаний участников блоков и коалиций “высокого” уровня, откровенно “расстраивала” будничная  работа по партийному строительству, созданию организаций и отделений на местах. В итоге не удалось достичь  главного – создать органическую и эффективно функционирующую партийную  систему, субъекты которой были бы способны реально влиять на власть и государство, предлагать и проводить в жизнь  тот или иной политический курс.

По сути, после  устранения КПСС с политической сцены, новые партии и движения фактически оказались в условиях своеобразного  “беспартийного режима”. Наиболее крупные  организации – Демократическая  партия России (ДПР, лидер – народный депутат РФ Н.И. Травкин) и Народная партия “Свободная Россия” (лидер – Вице-президент РФ А.В. Руцкой) хоть и имели весомые фракции в парламенте, однако реальными рычагами власти не располагали. Ни Президент РФ, ни правительство никакого отношения к партийным программам и партийной дисциплине не имели. Более того, Б.Н. Ельцин неоднократно заявлял, что считает себя лидером всего народа и упорно отказывался связывать себя с каким-либо политическим движением. Суть власти, общая государственная стратегия формировалась отнюдь не новыми партиями и движениями. В действительности их политическая роль была весьма незначительна, влияние в обществе невелико, участие в “большой политике” крайне ограничено.

В итоге сложилось  парадоксальное положение: всеми осуждаемое огосударствление КПСС, узурпация ею государственной власти сменились  отчуждением от государства как  симпатизирующих новому режиму, так  и “конструктивно оппозиционных” партий; при этом наличие у них  фракций в Верховном Совете сути дела не меняло. Молодые партии и  движения демократической и либеральной  ориентации, возникшие в 1990-1993 гг., так  и не смогли наладить деловое сотрудничество с властью и, кроме того, не могли  похвастаться массовой поддержкой. Многие из них так и не смогли преодолеть естественные слабости своей молодости: малочисленность, отсутствие большой  идеи, неспособность по-настоящему мобилизовать массы, внутреннюю междоусобицу, персонализм и т. д., – и потому быстро сошли с политической арены. Напротив, на этом фоне укрепляли свои позиции внепарламентские и оппозиционные  партии, сделавшие ставку на работу в массах – популистская Либерально-демократическая  партия России (ЛДПР) со своим весьма специфическим пониманием либерализма  и демократии, ортодоксальная Российская коммунистическая рабочая партия (РКРП) и воссозданная в феврале 1993 г. “умеренно  оппозиционная” Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ).

Не вызывает удивления, что из множества партий и движений “первой волны” на выборах депутатов  Государственной Думы I созыва в  декабре 1993 г. успеха, причем весьма скромного, смогла добиться лишь Демократическая  партия России, получившая поддержку 5,52 % избирателей. Деятельность Народной партии “Свободная Россия”, или “партии  Руцкого”, после событий сентября-октября 1993 г. и ареста руководителя была приостановлена, партия к участию в выборах  допущена не была, и ее недостаточно прочные организационные структуры  быстро распались. Вскоре из-за внутренних разногласий в партийном руководстве  произошел раскол ДПР, и два года спустя к моменту следующих думских  выборов эта “старейшая” демократическая  партия уже никем не рассматривалась  как политическая сила, обладающая каким-либо серьезным влиянием.

На сегодняшний  день из организаций, образовавшихся в  “переходный период” между летом 1990 г. и событиями сентября-октября 1993 г., прочно сохраняет свои позиции  только КПРФ. От былой популярности ЛДПР практически не осталось следа: если на думских выборах 1993 г. федеральный  список этой партии получил поддержку 22,92 % избирателей, на выборах 1995 г. –  уже 11,18 %, то на выборах 1999 г. – только 5,98 %; от выборов до выборов ее электорат  сокращался ровно вдвое. А деятельность множества парламентских и “околопарламентских” партий “первой волны” и их лидеров, вначале “блиставших” на многотысячных  митингах в центре Москвы, а потом  переместившихся в зал заседаний  и кулуары Дома Советов на Краснопресненской  набережной, теперь уже окончательно стала достоянием политической истории  России последнего десятилетия ХХ века.

2. Противоречия однопартийной системы в СССР

Вопрос о судьбе различных политических партий до Октябрьской  революции не ставился даже теоретически. Более того, из марксистской теории классов естественно вытекал  тезис о сохранении многопартийности в обществе, разделенном на классы, даже после победы социализма. Однако практика Советской власти вошла  в разительное противоречие с  этой теорией.

Репрессии против небольшевистских партий начались сразу же после победы Октябрьской революции и не прекращались вплоть до их полного исчезновения, что позволило сделать первый вывод: вывод о решающей роли насилия  в установлении однопартийности. Другой подход к этой проблеме исходил из факта эмиграции большинства  лидеров этих партий, что давало возможность сделать иной вывод - об отрыве их от страны и оставшейся в ней членской массы. Однако прекращение  деятельности КПСС в августе 1991 г. дало в наше распоряжение новый исторический опыт гибели партии, где репрессии  или эмиграции не играли никакой  роли. Таким образом, теперь имеется  достаточный эмпирический материал, позволяющий рассмотреть цикл эволюции политической партии в России вплоть до ее распада и определить его  причины. На наш взгляд, они коренятся  в противоречиях, присущих партии, как  историческому явлению. Однопартийность  облегчает этот анализ, обеспечивая  единство предмета исследования.

Водораздел между  многопартийностью и однопартийностью заключается не в количестве партий, существующих в стране, а в их реальном воздействии на ее политику. При этом не столь существенно, находятся  ли партии в правительстве или  оппозиции: важно, что их голос услышан, с ними считаются, политика государства  формируется при их участии. С  этой точки зрения существование  в НРБ, ГДР, КНДР, КНР, ПНР, ЧССР во второй половине 40 - начале 80-х гг. нескольких партий, а в СССР, НРА, или ВНР - лишь одной партии не играет роли, ибо  «союзнические партии» не имели  собственной политической линии  и целиком подчинялись руководству  коммунистов. Не случайно они поспешили  дистанцироваться от правящей партии, как только начался кризис 80-х  гг. Поэтому о формировании в нашей  стране однопартийной системы можно  говорить с июля 1918 г., потому что  левые эсеры, не участвуя в правительстве  в октябре-ноябре 1917 г. и марте-июле 1918 г., располагали местами в Советах  всех уровней, руководстве наркоматов и ВЧК, при их заметном участии  создавались первая Конституция  РСФСР, важнейшие законы Советской  власти (особенно - Основной закон о  социализации земли). Активно сотрудничали в Советах в то время и некоторые  меньшевики.

В начале 20-х гг. формируется явление, получившее название «диктатуры партии». Этот термин впервые  был пущен в оборот Г.Е. Зиновьевым на XII съезде РКП(б) и вошел в резолюцию  съезда. И.В.Сталин поспешил отмежеваться от него, однако, на наш взгляд, этот термин отражал реальную картину: с  октября 1917 г. все государственные  решения предварительно принимались  руководящими учреждениями Коммунистической партии, которая, располагая большинством в Советах, через своих членов проводила их и оформляла в  виде решений советских органов. В целом ряде случаев и эта  процедура не соблюдалась: ряд решений  государственной важности существовал  только в форме постановлений  партии, некоторые - совместных постановлений  партии и правительства. Посредством  коммунистических фракций (с 1934 г. - партийных  групп) партия руководила Советами и  общественными объединениями, через  систему политорганов - силовыми структурами  и отраслями экономики, становившимися «узкими местами» (транспорт, сельское хозяйство). Практически все «первые  лица» в государственных органах, общественных организациях, на предприятиях, в учреждениях культуры были членами  партии. Это руководство было закреплено номенклатурной системой назначения и  утверждения руководителей и  ответственных работников.

Теоретически обоснованием права Коммунистической партии на руководство  служило своеобразное толкование идеи классов, выдвинутой, как известно, еще до К.Маркса французскими историками времен Реставрации. Ее ленинская трактовка  состояла в последовательном сужении  концентрических кругов: носителями прогресса, важнейшей частью народа являются только трудящиеся, среди  них выделяется рабочий класс, за которым стоит будущее. Внутри него ведущая роль принадлежит фабрично-заводскому пролетариату, а в нем -рабочим  крупных предприятий. Наиболее сознательная и организованная часть, составляющая меньшинство пролетариата, объединяется в коммунистическую партию, возглавляемую  узкой группой вождей, которой  право на руководство дается «не  силой власти, а силой авторитета, силой энергии, большей опытности, большей разносторонности, большей  талантливости».

В условиях однопартийности  последняя часть формулы не соответствовала  действительности. Располагая всей полнотой государственной власти, правящая элита  поддерживала свое руководящее положение  как раз «силой власти», с помощью  репрессивных органов. Но это означало для партии утрату одного из существенных признаков партийности -добровольности объединения. Все, стремящиеся к  политической деятельности, понимали, что нет иного пути в политику, кроме принадлежности к единственной партии. Исключение из нее означало политическую (а в 30-40-е гг. нередко  и физическую) смерть, добровольный выход из нее, осуждение ее политики, следовательно, и нелояльность к  существующему государству, по меньшей  мере - угрозу репрессий.

Политический плюрализм, предполагавший соперничество разных партий, представлявших множественность  интересов социальных групп, борьбу партий за влияние на массы и возможность  утраты одной из них статуса правящей, был противоположен этой системе. Презумпцией  ее было молчаливое утверждение, что  вожди лучше масс знают их интересы и потребности, но этим всевидением  обладают только большевики. Подавление плюрализма началось сразу же после  Октябрьской революции. Декретом «Об  аресте вождей гражданской войны  против революции» от 28 ноября 1917 г. была запрещена одна партия - кадеты. Практическими  соображениями это вряд ли было оправдано: кадеты никогда не были представлены в Советах, на выборах в Учредительное  собрание они сумели провести в него всего 17 депутатов, к тому же часть  из них была отозвана решением Советов. Сила кадетов заключалась в их интеллектуальном потенциале, связях с торгово-промышленными и военными кругами и поддержке союзников. Но как раз это запрещение партии подорвать не могло, скорее всего  это был акт мести некогда  самому влиятельному противнику. Репрессии  только еще более ослабили престиж  большевиков в глазах интеллигенции  и подняли авторитет кадетов.

Реальными соперниками  большевиков в борьбе за массы  были, прежде всего, стоявшие левее  их анархисты. На их усиление накануне Октябрьского восстания указывалось  на расширенном заседании ЦК РСДРП (б) 16 октября 1917 г. Они приняли активное участие в установлении и упрочении  Советской власти, но представляли угрозу большевикам с их требованием  централизма. Сила анархистов была в  том, что они выражали стихийный  протест крестьянства и городских  низов против государства, от которого они видели только налоги и всевластие чиновников. В апреле 1918 г. анархисты, занявшие 26 особняков в центре Москвы, были разогнаны. Предлогом к их разгрому послужила их несомненная связь  с уголовными элементами, что дало власти повод называть всех без исключения анархистов бандитами. Часть анархистов ушла в подполье, другая - влилась  в партию большевиков.

С другой стороны  с большевиками соперничали правые меньшевики и эсеры, выражавшие интересы более умеренных слоев рабочих  и крестьян, жаждавших политической и экономической стабилизации в  целях улучшения своего материального  положения. Большевики, напротив, делали ставку на дальнейшее развертывание  классовой борьбы, перенеся ее в  деревню, что еще более увеличило  разрыв между ними и левыми эсерами, образовавшийся в связи с заключением  Брестского мира. Характерно, что как  большевики, так и их политические противники и даже бывшие союзники не помышляли о легальном соперничестве  на базе существовавшего режима. Советская  власть прочно отождествлялась с  властью большевиков, единственным методом разрешения политических противоречий признавался вооруженный путь. В  результате в июне - меньшевики и  правые эсеры, а после июля - левые  эсеры были исключены из Советов. В них оставались еще эсеры-максималисты, однако ввиду своей малочисленности  существенной роли они не играли.