Выбор уровня абстракции в принципе должен быть функцией от объекта исследования и характера поставленной задачи. Нельзя сказать, что более абстрактный анализ всегда хуже или лучше более конкретного ( или, что то же самое, «строгость» всегда хуже или лучше «реалистичности»). Исследовательские подходы или направления, существующие в экономической науке, имеют определенную специализацию, во многом обусловленную их методологическими особенностями. В тех секторах и отраслях экономики, где ситуация приближается к рынку совершенной конкуренции (однородный товар, большое количество равных по силе участников, полная и легко доступная информация, неизменные правила игры, в частности, отсутствие непосредственного государственного вмешательства), например, на финансовых рынках, преимущества основного течения и в первую очередь неоклассического подхода весьма ощутимы. По мере же нарастающего отклонения от этой идеальной модели становятся весомыми достоинства альтернативных подходов. Однако на практике экономист редко имеет возможность выбирать между различными парадигмами: он применяет ту, которой его обучили. И здесь играет роль уже упомянутое преимущество неоклассической теории: ей гораздо легче обучать.

      Однако, несмотря на определенную степень специализации, она не заходит слишком далеко: приверженцы основных исследовательских подходов стремятся играть не только на своем поле — они активно вторгаются на чужую территорию. В результате в каждой из областей (отраслей) экономического анализа мы можем обнаружить не один, а несколько подходов, обычно конфликтующих друг с другом.

      Можно сказать, что структура современной  западной экономической теории напоминает матрицу, строки которой образуют различные  методологические подходы, а столбцы — различные экономические проблемы. Разумеется, многие элементы этой матрицы будут нулями — практически не существует методологических подходов, позволяющих объяснить все проблемы. Правда, неоклассический подход в принципе на это способен, но, как уже отмечалось, за счет понижения содержательности и утраты нетривиальности выводов.

  1.3. Институциональные факторы, определяющие структуру  экономической теории

      Преобладанию  того или иного теоретического направления  способствуют и внешние факторы, связанные с условиями существования  профессионального сообщества экономистов в разных странах. Например, преобладанию неоклассического подхода благоприятствует структура рынка экономистов в Северной Америке. На этом рынке (продавцы своих услуг — экономисты и их покупатели — университеты) сложилась ситуация практически свободной конкуренции. Мобильность специалистов в Америке очень велика, длительные контракты являются скорее исключением, чем правилом, государственное регулирование отсутствует, информация о новых вакансиях фактически общедоступна. На таком конкурентном рынке нужен простой критерий качества преподавателей-экономистов, которым является количество публикаций в научных журналах. Отсюда закономерно смещение центра тяжести к статьям, требующим минимальной стадии «до письменного стола»: сбора и обработки фактического материала, изучения конкретных институтов и пр. Типичным образцом такой «нормальной науки» является усовершенствование известных в литературе формальных моделей: доказательство их при несколько иных предпосылках, модификация ограничений и т.д. Отсюда мощный поток статей, отличающихся строгостью, но не реалистичностью. Американские университетские экономисты сравнительно редко занимаются практической деятельностью — консультированием государственных органов и частных компаний (за исключением очень престижного участия в Совете экономических консультантов президента). Между факультетами экономики и «бизнеса» стоит китайская стена, с обеих сторон которой легко почувствовать взаимное раздражение (теоретики бывают более знамениты, а практики больше зарабатывают).

      Существует и другая модель рынка экономистов, характеризующаяся длительными, часто пожизненными контрактами, сильным государственным регулированием. Эта система присуща в настоящее время странам Западной Европы, где система высшего образования в значительной степени огосударствлена. Не находясь под постоянным давлением конкуренции, экономисты могут заниматься более долгосрочными программами исследований, в первую очередь теми, которые интересуют главных заказчиков — государственные органы. Отсюда — сравнительно более конкретный уровень анализа, склонность европейских экономистов ко всякого рода институциональным исследованиям, большая престижность всяческих государственных постов для экономистов-теоретиков (среди множества примеров достаточно назвать Л. Эрхарда и А. Папандреу).

  1.4. Национальные, культурные и прочие особенности экономической мысли

      Несмотря  на все возрастающую унификацию в  рамках основного течения, стиль  экономического анализа в разных странах сохраняет отдельные  национальные особенности: уважение к практическому применению экономических знаний, ориентация на «просвещенного бизнесмена» в Англии, методологическая рефлексия, учет этических, культурных и духовных факторов в Германии, формально-математическое и литературно-социологическое направления во Франции и т.д. Россия в этом отношении испытала наибольшее влияние немецкой исторической школы. Вместе с тем в нашей стране существовала оригинальная школа экономико-математической мысли, обогатившая мировую экономическую науку.

      Разделение  единого потока экономической мысли можно провести не только по национальному, но и по религиозному и половому признакам. В частности, в наши дни активно отстаивают свое право на самостоятельный взгляд исламская и феминистская экономическая теория, но в этих случаях различия заключаются не столько в методах и результатах, сколько в предпосылках анализа. 
 
 
 
 
 
 
 
 

   2.Глобализация  современного мира

  2.1. Противоречия глобализации

  Формирующаяся постиндустриальная цивилизация сопровождается образованием новой системы международных отношений, которая обобщенно именуется глобализацией.

  Новомодное  словечко «глобализация», стремительно вошедшее в лексикон русской науки  и публицистики, вызывает, как правило, положительные эмоции. Человечество становится «одной семьей». Интернет и английский язык превращаются в инструменты свободного всемирного общения. Удивительно, но у Интернета нет собственника, это самое настоящее «общественное благо», любой человек, имеющий компьютер и модем, может общаться со всем миром, ни у кого не спрашивая разрешения. Международные границы становятся все более прозрачными, и перемещения огромных масс людей по миру сродни «великим переселениям народов» раннего Средневековья. Все так! Тем не менее экономисты — люди по определению недоверчивые, стремящиеся во всех явлениях видеть противоречия, бьют тревогу. Глобализация, говорят эти вечные ворчуны, таит в себе большие опасности политического и социально-экономического свойства.

  Вместе  с обычными людьми, свободно пересекающими  государственные границы, беспрепятственно перемешаются из одной страны в другую крупные капиталы. Крупные настолько, что могут легко оказывать давление на национальные правительства, в буквальном смысле слова покупая снятие для себя всех ограничений. Международный капитал на наших глазах формирует свое «мировое правительство» в виде международных экономических и финансовых институтов. Их условия и требования к отдельным государствам — обычная практика в современном мире.

  Экономическая глобализация все более приобретает  форму финансовой глобализации. Самодовлеющее значение приобретают мировые валютные, кредитные, фондовые рынки, оторвавшиеся от производственной сферы. Финансовые спекуляции приобрели такие масштабы, что решения одного крупного финансового дельца могут привести к кризисной ситуации мирового масштаба. В орбиту финансовых спекуляций вовлекаются средства социальных фондов (пенсионных, социального и медицинского страхования), что, в принципе, может привести к их неожиданному разорению. Финансовый капитал сегодня может игнорировать такие понятия, как «суверенитет государств», «выбор народов», «демократия» и прочие «мелочи». Глобализация не ограничивается экономической сферой. Она мощно воздействует на мораль, культуру, менталитет населения. Глобальные финансово-экономические институты и организации разрушают так называемое гражданское общество, особенно в тех странах, где его формирование только началось. Едва люди почувствовали возможность независимого от государственного давления существования, как на них обрушилась мощь глобализированного капитала. Добавим, что глобализация сопровождается и интернационализацией преступной деятельности и международным терроризмом, способов борьбы с которыми цивилизованное человечество пока не нашло.

  Возможны  ли новые механизмы регулирования  и контроля хозяйственной жизни на национальном уровне? Можно ли преодолеть всесилие транснационального финансового капитала? Можно ли оградить мир от неэффективных решений узкой группы лиц — владельцев основной части всемирного богатства? Ни наука, ни практика пока не дают ответа на эти вопросы.

  2.2. Всемирная интеграция

  Глобализация  — следствие всемирных интеграционных процессов. Человечество переживает сегодня уникальный период всеобщей интеграции. В сфере производства интегрируются различные отрасли промышленного и аграрного секторов, интегрируются отрасли материального производства, информации и духовного производства. Интенсивно, хотя и противоречиво, наука интегрируется с производством. Процессы интеграции перерастают национальные границы, развиваются региональные интеграционные группировки. Наконец, великим новшеством, революционным скачком недалекого будущего может стать прогнозируемое появление всемирной хозяйственной интеграции.

  Однако  в этом вопросе надо различать  теоретические концепции и прогнозы и — реально осуществляющиеся процессы. Прежде всего надо строго различать понятия «мировой рынок» и «мировое хозяйство».

  Формирование  мирового рынка началось по крайней  мере в XVI—XVII вв. А мировое хозяйство — это детище конца XIX — начала XX в., периода глобального господства монополизированного капитала. В условиях мирового рынка процесс воспроизводства капитала осуществлялся в границах национальных государств, а внешнеэкономические связи носили вторичный, производный характер. Производство товаров не было связано с интернационализацией самого труда. На монополистической же стадии интенсивный вывоз капитала, его интернационализация приводит к тому, что процесс расширенного воспроизводства капитала становится международным. Международный характер приобретает производительный труд. Теперь международные экономические связи перестают быть вторичными и производными, без них немыслимо существование капитала как самовоспроизводящегося фактора производства. Именно это обстоятельство и делает хозяйство мировым.

  Если  мы согласимся с тем, что основанная на мировом хозяйстве всемирная экономика — это некая «метасистема» производственных отношений, функционирующих во всемирном масштабе, то теоретически вопрос оказывается не очень сложным, если не смешивать понятие «мировое хозяйство» с понятием «мировой рынок». Мировой, или всемирный, рынок, где продают и покупают свои товары представители различных стран и региональных объединений, — это реальность. Но воспроизводственный подход к системе отношений всемирного хозяйства требует иного ракурса рассмотрения проблемы, а именно: насколько взаимообусловлены воспроизводственные процессы в различных странах и группах стран. Или иначе: возможно ли самовоспроизводство капитала вне мирового хозяйства? Этот критериальный ракурс показывает, что мы не должны преувеличивать степень сформированности всемирного хозяйства и меру его интегрированное™. Тем более если речь идет о России. С сожалением приходится констатировать, что на мировом рынке мы пока выступаем больше в качестве учеников, аутсайдеров, а иногда и просителей при всех безбрежных наших потенциальных возможностях и уникальной емкости нашего рынка. Да, без нас, без России, без нашего экспортного потенциала Западу будет труднее расширенно воспроизводить капитал, национальный и интернациональный. Труднее, но не более того.

  Мировая экономика действительно формируется  как совершенно новое качество отношений, как скачок, который когда-нибудь сыграет главную роль в мировом  социальном обновлении. Но сегодня мы вынуждены согласиться с тем, что ведущее и генерирующее значение в этом процессе остается за странами Запада. И. величины издержек производства и интернациональной стоимости товаров, и мировые цены, и технико-технологические и качественные параметры товаров и услуг на мировом рынке определяются, за редким исключением, не нами, не российскими условиями производства и тем более не условиями стран СНГ. Наше влияние на мирохозяйственные процессы не следует преувеличивать, чтобы не разочаровываться в будущем. Даже обычные товарные связи, структура нашего экспорта и импорта показывают, сколь мало мы можем повлиять на всемирный воспроизводственный процесс.

  2.3. Штрихи к истории  интеграции

  Идеи  всемирной интеграции не новы. Естественно, что исторически они появились  в «тесной Европе», не раз объединявшейся в рамках общеевропейских империй. Еще в XIV в. доминиканский монах Пьер Дюбуа выдвинул идею о создании европейской конфедерации, управляемой единым Советом, как наилучшей форме существования христианского мира. Как видим, идея европейского единения имеет глубокие корни и давние традиции. Но, несмотря

  |на  периодически возникающие общие  интересы европейских стран (особенно  перед лицом внешних угроз), главными препятствиями для интеграционных процессов всегда были:

  - политические амбиции европейских правителей;

  - экономические разногласия;

  - различия в уровнях экономического развития;

  - отсутствие реальных производственных кооперационных связей;

  - религиозные распри.

  Набор препятствий относится к различным  политическим, экономическим и идеологическим сферам, но факт остается фактом: даже самоидентификация как европейцев, родственные отношения европейских королевских домов, общность гуманитарных целей граждан европейских государств — ничто не могло привести к созданию европейского единого политико-экономического пространства до того, как для него не были созданы объективные условия. Условия же эти создавались исподволь. И они не только имели экономическую подоплеку, но и становились следствием разрешения проблем национальной и интернациональной безопасности.

  Вторая  мировая война — самая конфронтационная форма разрешения противоречий, принесшая  неисчислимые бедстрия народам Европы, — подтолкнула интеграционные процессы и вызвала активный поиск точек  согласия европейских государств и народов. Но этот поиск уже не мог быть общеевропейским: война расколола мир, в том числе европейский, на два лагеря. К старому историческому разрыву «Восток — Запад» добавился новый, блоковый разрыв «капитализм — социализм». Начавшаяся в 1940-е гг. «холодная война» стала непосредственным поводом к появлению двух центров интеграционных процессов. Один находился в Западной Европе, другой — в СССР и Восточной Европе.

  Запад продвигался по трассе интеграции достаточно эффективно. В СССР и на социалистическом востоке Европы лидеры, ставя перед собой амбициозные задачи, плохо рассчитали свои потенциальные возможности, несмотря на опыт макроэкономического планирования. Во всяком случае, Россия не смогла быстро осуществить реконверсию промышленного производства и перенести достижения военной экономики периода Отечественной войны в гражданские отрасли. Мы хотели сделать «всё и сейчас»: