В одну из главных угроз
экономической и социальной безопасности
России превратилась коррупция. Общим
местом стало сравнение её с раковой
опухолью, грозящей гибелью всему
социальному организму России. Общий
коррупционный оборот в России приближается,
по оценкам, к 320 млрд. долл. в год, что
составляет ощутимую часть мирового
коррупционного оборота (1,6 трлн. долл.)
и в относительном исчислении
многократно превышает долю России
в мировом валовом продукте. На
микроуровне прямой финансовый ущерб
российских компаний от экономических
преступлений их сотрудников в 5 раз
превышает среднемировые показатели
[21]. Реальная борьба с коррупцией может
начинаться только с её верхних этажей,
и проявиться не просто в принятии,
наконец, Думой многострадального
антикоррупционного закона, уже много
лет саботируемого депутатами, но
и в привлечении к ответственности
самих коррумпированных депутатов,
министров, олигархов и иных представителей
так называемой «элиты», причём с
обязательной конфискацией имущества
и с выявлением источников доходов
их родственников.
Известно, что криминальный
рынок коррупционных «депутатских»
услуг оперирует миллиардов долларов,
а порядка 50% депутатов берут взятки,
лоббируя те или иные решения [22]. И
здесь необходимостью является не демонстративное
наказание отдельных, по тем или
иным причинам избранных в качестве
«козлов отпущения», воров и взяточников,
а борьба против всей системы коррупционных
социальных отношений. Пока же официальная
риторика и преследование отдельно
взятых коррупционеров напоминает политику
Екатерины II в отношении системы
крепостного права: Салтычиха была
отправлена на каторгу, но вся система
крепостничества укреплялась.
Одновременно с «обезглавливанием»
коррупционной пирамиды на высших этажах
законодательной и исполнительной
власти, первейшей необходимостью является
преодоление коррумпированности судебной
системы, превратившейся в один из главных
инструментов воспроизводства криминального
характера социальных взаимоотношений
в российском обществе. Трансформация
состязательности сторон судебного разбирательства
в соревнование кошельков делает невозможным
не только поиск справедливости в суде,
но и выполнение хотя бы тех, весьма скромных,
антикоррупционных требований, которые
содержит официальное законодательство.
Вместе с тем, обесценивается вся предшествующая
работа милиции и следствия по выявлению
и привлечению взяточников и других преступников
к ответственности – в тех случаях, когда
она действительно проводится и не блокируется
ещё на досудебных этапах теми же взятками
или начальственным давлением.
Противоречивость позиции
российской политической верхушки в
отношении проблемы коррупции проявляется
в том, что, с одной стороны, саботируются
всякие реальные антикорррупционные меры,
которые, естественно, в первую очередь
затронули бы интересы этой верхушки,
а, с другой, - для поддержания
«цивилизованного» имиджа, подписаны
международные документы по борьбе
с коррупцией, в том числе Конвенцию
ООН против коррупции, Конвенцию
ООН против транснациональной организованной
преступности, Конвенцию СЕ об уголовной
ответственности за коррупцию, Конвенцию
СЕ об отмывании, выявлении, изъятии
и конфискации доходов от преступной
деятельности. В отношении работников
правоохранительных органов существуют
специальные требования «Всеобщих
стандартов борьбы с коррупцией в
полицейских ведомствах и органах»,
принятые Генеральной ассамблеей Интерпола
в 2002 г.
Одной из наиболее актуальных
задач является «возвращение в российское
законодательство нормы о конфискации
имущества, полученного преступным
путём»[23]; между тем, именно эта норма
встречает наиболее упорное и
последовательное неприятие и сопротивление
со стороны депутатов, хотя ещё в
мае 2001 г. ГД РФ ратифицировала «Конвенцию
СЕ об отмывании, выявлении, изъятии
и конфискации доходов от преступной
деятельности», содержащую, в частности,
следующее положение: «Борьба против
опасных форм преступности … требует
использования современных и
эффективных методов… Один из этих
методов заключается в лишении
преступника доходов, полученных преступным
путём» [24] .
В Южном федеральном округе
проблема коррупции ещё более
остра, чем в целом в России,
поскольку военные конфликты, террористическая
и экстремистская активность неизбежно
усиливают общую криминализацию
общественных и экономических отношений.
Угрозы нормальному экономическому
воспроизводству исходят от преобладания
теневых форм экономической активности
(на долю теневого сектора приходится
до 60% всей экономики округа), доминирование
неконтролируемых теневых и нелегальных
форм занятости (особенно в аграрном
секторе некоторых республик
– до 90% всех занятых); торговля наркотиками
и оружием, реликты архаичных
социально-экономических укладов (особенно
похищения людей по коммерческим
мотивам, работорговля и применение
рабского труда в частных хозяйствах).
С точки зрения перспектив
и предпосылок обеспечения экономической
безопасности в будущие периоды
особую опасность представляет коррумпированность
в сфере образования. Она ведёт
к формализации учебного процесса и
любых, самых прогрессивных нововведений
в нём; «вектор» коррупции как
бы направляется в будущее и препятствует
подготовке квалифицированных кадров,
способных осуществлять эффективные
изменения в обществе и экономике.
По формальным количественным показателям
развитие системы высшего образование
в РФ в целом и в ЮФО в
частности выглядит вполне благополучно.
Существенно выросло количество
вузов, особенно негосударственных, больше
стало студентов. Практически все
выпускники средних учебных заведений
стремятся поступать в вузы, а
в последние годы количество вузовских
первокурсников превысило число
выпускников средних школ и колледжей
за счёт абитуриентов, желающих получить
второе высшее образование. По относительному
количеству студентов современная
Россия оставила далеко позади как
Советский Союз, образовательная
система которого официально признавалась
Организацией Объединённых Наций лучшей
в мире, (495 студентов на 10000 человек
населения в настоящее время
в сравнении со 170 в СССР в середине
80-х гг.), так и нынешний Китай (177
студентов), страны ЕС (350), Южную Корею
(390), и вплотную приблизилась к США
(500 студентов). Относительно благополучно
выглядит и ситуация в ЮФО (428 студентов
на 10000 человек) – эта цифра хотя
и ниже, чем в других федеральных
округах, но выше, чем в большинстве
зарубежных стран, в том числе высокоразвитых
[25]. Всего в вузах южных регионов России
обучается свыше миллиона студентов.
Показательно, что специалисты,
получившие бесплатное образование
в советскую эпоху, особенно по блоку
математических, естественных и технических
наук, оказались высоко востребованы
в ведущих научных державах мира,
некоторые из которых, в том числе
США и Израиль, в течение последних
двух десятилетий обеспечили в за
счёт иммигрантов из стран бывшего
СССР значительную часть прироста занятых
в целых отраслях науки и производства,
и прежде всего – в военно-промышленном
комплексе. Осуществлённые же в последние
годы изменения не способствовали росту
качества образовательного процесса и
декларированным целям интеграция
в мировое образовательное пространство;
складывается впечатление, что действительной
их целью является облегчение процедур
и механизмов «выкачивания умов»
из России и усиление интеллектуального
потенциала стран-конкурентов. В настоящее
время порядка 20 тыс. российских учёных
работают на различные структуры
ЕС, географически находясь на территории
России и являясь штатными сотрудниками
российских научных учреждений [26].
Широко распространившаяся
коррумпированность сферы образования
существенно снижает качество образования,
заменяя процессы передачи и усвоения
знаний формализованными ритуалами
и рыночными сделками. Из числа
людей, так или иначе связанных
с получением образовательных услуг
в вузах (студенты всех форм обучения,
их родители и другие категории населения,
имеющие отношение к поступлению
в вуз, сдаче зачётов и экзаменов,
защите дипломов) никогда не прибегают
к взяткам, судя по данным опросов, лишь
7%, в то время как 93% делают это
по принуждению или по собственному
желанию, а 67% участвуют в коррупционных
операциях многократно. В 2006 г. в
вузах, например, только Ростовской области
выявлено 254 преступления экономической
направленности, преимущественно коррупционного
характера [27].
Одной из актуальных современных
проблем стала разработка и внедрение
инновационных образовательных
технологий; некоторые вузы претендуют
на то, чтобы официально именоваться
«инновационными образовательными
учреждениями». Особое значение с точки
зрения инноваций и экономической безопасности
имеет экономическое образование («В качестве
урока следует говорить о необходимости
повышения качества экономического образования.
Нынешней России, как и советской, не везёт
в этом отношении» [28]). Если в учебном заведении
нет реального процесса передачи и усвоения
знаний в ходе учебного процесса, нет реального
производства и приращения нового знания
при подготовке диссертаций [29], то остаётся
лишь формальная вывеска, оболочка образовательного
учреждения, за которой скрываются денежные
сделки, не имеющие никакого отношения
ни к образованию, ни к науке. Поставленная
на конвейер «выпечка» псевдодипломов
и псевдодиссертаций, формирование теневого
рынка диссертационных работ имеет крайне
негативное значение в контексте проблем
перехода к экономике знаний, т.к. фальсифицируется
научный продукт, который по самой своей
природе должен содержать приращение
нового знания. Как отмечает академик-секретарь
Отделения общественных наук РАН В.Л. Макаров,
необходимо «бороться с так называемыми
«мифическими вузами» (коих теперь уже
больше трёх тысяч), дающими студентам
не образование, а только диплом, а также
с системой купли-продажи докторских и
кандидатских корочек» [30].
В ЮФО проблемы, связанные
с криминализацией вузовского образования
и диссертационной сферы, усугубляются
спецификой полиэтнического региона:
установкой на создание в каждом из
субъектов Федерации собственных
Советов по максимально возможному
перечню специальностей и влиянием
кланово-этнических критериев при
оценке работ, а также при формировании
научных и образовательных учреждений
и подразделений. Коррумпированность
сферы образования имеет решающее
значение для воспроизводства всей
коррупционной модели социальных взаимодействий,
поскольку коррупция в образовательных
учреждениях ведёт к формализации
всех действий и мер по развитию
инновационных образовательных
технологий, снижает фактическую
квалификацию выпускников и препятствует
подготовке специалистов, способных
обеспечить переход к экономике
знаний.
Состояние и динамические
параметры экономической безопасности
могут быть также отражены обобщёнными
количественными оценками, критериями
и показателями, которые для страново-государственного
уровня, как было отмечено выше, находят
отражение в абсолютных и относительных
показателях производства валового продукта,
демографического роста, затрат на оборону,
внешнего и внутреннего долга, дефицита
государственного бюджета, конкурентоспособности
страны на мировом рынке. Соответствующие
показатели отражают состояние экономической
безопасности внешней для региона социальной
среды. Кроме того, существуют количественные
оценки пороговых величин экономической
безопасности, которые могут, по-видимому,
рассматриваться в качестве общих как
для страново-государственного, так и
для регионального уровня; к ним, в первую
очередь, относятся: доля инновационной
продукции, которая должна составлять
не менее 15% в общем объёме произведенной
продукции, доля машиностроения в промышленном
производстве – 20-25%, уровень безработицы
по методологии МОТ – 5-7%, уровень инфляции
– 20-25% за год, производство зерна – 1 т
на человека [31]. В южном макрорегионе России
основные количественные показатели экономической
безопасности хуже, чем в среднем по стране.
Так, доля ЮФО в производстве валового
продукта составляет примерно 8%, в то время
как в населении России – 16%, что свидетельствует
о примерно вдвое более низкой интегративной
экономической эффективности регионального
хозяйственного комплекса. Доля инновационных
предприятий в их общем количестве в 3-4
раза ниже общероссийского уровня, который,
в свою очередь, в полтора раза ниже пороговой
величины, обеспечивающей минимальную
экономическую безопасность по этому
критерию. В ЮФО ощутимо более высоки в
сравнении со среднероссийскими показатели
безработицы, особенно в северо-кавказских
республиках, что представляет угрозу
не только экономической, но и социально-политической
стабильности. Это же можно сказать и о
миграционной угрозе, чреватой в будущем,
как демонстрирует опыт западно-европейскизх
стран, расовыми, национальными и конфессиональными
конфликтами. Демографическая динамика
в разрезе проблемы экономической безопасности
выглядит в ЮФО дифференцированно по субъектам
Федерации: экономике краёв и областей
угрожает депопуляция населения, в то
время, как в северо-кавказских республиках
экономические проблемы могут обостряться
вследствие высокого демографического
прироста.
Относительно благополучно,
вследствие, главным образом, естественно-географических
причин, выглядят показатели аграрного
производства, особенно в Краснодарском
крае (в 2007 г. произведено более 8 млн.
т зерновых при населении немногим
более 5 млн. чел., в то время, как в РФ в
целом валовой сбор зерна – 82 млн. т). Ростовская
область наращивает внешнюю конкурентоспособность:
за 2007 г. внешнеторговый оборот вырос на
40%, превысив в абсолютном стоимостном
выражении 7 млрд. долл. [32].
Взаимосвязь количественных
и качественных критериев региональной
экономической безопасности отражается
в показателях величины инвестиционной
привлекательности региона, которые,
в свою очередь, зависят от инвестиционного
потенциала и от инвестиционных рисков.
В настоящее время эксперты аналитических
центров изучают и дают количественные
оценки по восьми видам региональных
инвестиционных рисков: законодательному,
политическому, экономическому, финансовому,
социальному, криминальному, экологическому,
управленческому. Так, по критерию минимального
экономического риска инвестирования
Ростовская область в 2006 г. занимала
третье место в стране после Москвы
и Башкирии; по интегральным критериям
инвестиционного риска, обобщающим
указанные восемь показателей, - шестое
место; Краснодарский край занимал
по этим критериям десятое место;
другие субъекты Федерации в рамках
ЮФО оценивались как имеющие
гораздо более высокие риски
инвестирования [33]. Данная проблема требует
дальнейшего изучения и уточнения
качественных и количественных критериев
оценки рисков и безопасности. В
этом отношении особо актуальными
становятся идеи ак. В.А. Легасова, считавшего
необходимым придать безопасности
«новый смысл и новое содержание
как науке о рисках… Риск –
это математическое понятие, это
число, которое можно рассчитать
как вероятность некоторого события.
Наука о безопасности – это
наука о вычислении риска, о его
главных составляющих и путях
его снижения» [34].
В целом, таким образом, можно
отметить высокую зависимость региональной
экономической безопасности как
от внешних для региона факторов
социальной, экономической и военно-политической
безопасности страны, так и от правильного
выбора стратегии развития региона
и эффективности реализации его
внутреннего экономического потенциала.
----------------------------------------------------------------------------------------------
О безопасности: Закон Российской
Федерации/ - http//bit.tsure.ru/books/prot_in_ec/z20.htm
Глотов С.А. Социальная политика
и социальная безопасность. – М.:
РГСУ, 2007. С. 114. – (подчёркнуто мной –
Н.Е.).