Социология спорта. Международные перспективы и глобализация

СОЦИОЛОГИЯ СПОРТА. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ.
 

«Тур де Франс» дает французам самовыражение
и раскрепощение через единую для всех фабулу…
конечная выгода [велогонки] состоит в
порождении идеологических алиби.

Ролан Барт. Мифологии. «Тур де Франс» как эпопея (1955)

Сборник обзорных статей, написанных социологами из разных стран мира (Великобритании, США, Канады, Франции, Австралии, Новой Зеландии, Реюньона), можно считать своего рода промежуточным балансом достижений социологии спорта, отражающим основные ее направления. Как отмечает редактор книги Фабьен Оль, профессор Лозаннского университета и член редколлегии журнала International Review for the Sociology of Sport, в последнее время в мировой социологии все большее внимание уделяется изучению народных культурных практик, что благотворно влияет на развитие социологии спорта. Однако во французской науке, в отличие от англосаксонской, эта проблематика пока представлена сравнительно слабо. Одна из главных целей сборника как раз и состоит в том, чтобы, активизировав уже наметившиеся исследовательские тенденции, позволить Франции на равных вписаться в международную научную традицию. Ибо социология спорта вслед за своим объектом все больше приобретает международный характер.

Среди ее основных течений Д. Харви и Ф. Оль, авторы вступительной статьи к сборнику, особо выделяют: структурно-функциональную социологию, социологию понимания, критическую и неомарксистскую социологию, социологию конфигураций и социологию постмодерна. Как замечают сами авторы, их схема не может не быть приблизительной и неполной, тем более что в разных странах близкие типы исследования могут развиваться под влиянием разных теорий. Так, на англосаксонскую социологию спорта в последние два десятилетия большое влияние оказывали работы М. Фуко, тогда как во франкоязычных странах социологи ориентировались преимущественно на П. Бурдье. С другой стороны, не всегда легко отнести того или иного автора к определенному направлению: все большее число социологов не связывают себя с одной-единственной «великой теорией» или какой-либо школой. Поэтому легче проследить, как складывалось международное пространство социологических исследований спорта, нежели описать его современное состояние.

Отдаленными предшественниками социологии спорта можно считать Дж. Стратта, писавшего об истории спортивных развлечений в Англии, и Т. Веблена, чье сочинение стоит на пересечении экономики и социологии досуга. Первым собственно социологическим исследованием спорта авторы называют труд Хайнца Риссе, не имевшего последователей в политических и экономических условиях кризиса 1920-х и, позже, в гитлеровской Германии. С 1950-х годов спортивная проблематика стала упоминаться в работах, посвященных трансформации, которую английская культура спорта претерпела в США, а также роли спорта в воспитании и спорту как зрелищу. Во франкоязычных странах эта проблематика постепенно выделялась из социологии труда Ж. Фридмана, а затем из социологии досуга Ж.-Р. Дюмазедье.

С 1960-х годов социология спорта обособляется, становясь самостоятельной областью науки: складываются научные организации, регулярно издаются книги, начинают выходить специальные журналы. Однако вплоть до середины 1970-х в ней преобладают описательные работы или исследования в духе структурно-функциональных теорий. Этот первый этап обособления социологии спорта был обусловлен историческими обстоятельствами: с одной стороны, в англосаксонском мире спорт вошел в число университетских дисциплин, с другой — в странах восточного блока, где многое в общественной жизни определялось ситуацией холодной войны, прилагались большие усилия для научного обоснования социальной роли физической культуры. В США социология спорта возникла в 1960-е годы — это было вызвано необходимостью создать академическую базу для подготовки преподавателей физкультуры, их интересом к социальным и философским теориям воспитания. Аналогичные связи между социологией спорта и задачами физического воспитания прослеживаются в Канаде, Австралии и Новой Зеландии, Корее, Японии. Несколько иначе дело обстояло в Германии и особенно, в Англии, где под влиянием традиции исследований в области народной культуры сложилась так называемая «лейстерская школа» Н. Элиаса и Э. Даннинга (известная, среди прочего, своими исследованиями глобализации спорта и роли средств массовой информации в этом процессе), а также развивалось направление cultural studies.

В странах восточного блока научная теория физической культуры, получавшая поддержку коммунистических режимов, поначалу не включала в себя социологию спорта: в отличие от педагогики, истории или медицины, психология и социология считались «буржуазными науками». Лишь в 1960-е годы здесь (прежде всего в Польше и ГДР) возникла социология спорта — одна из первых разновидностей социологии на социалистической почве, естественно, противопоставленная западной. Исследователи из этих стран начинают принимать активное участие в различных международных проектах: например, в создании главного международного журнала по социологии спорта — International Review for the Sociology of Sport (который в 1969–1984 годах выходил в Польше, а затем, до середины 1990-х, в Германии). Однако социология спорта выполняла в первую очередь идеологическую функцию: поддержка режима, улучшение воспитания молодежи, критика буржуазных практик. Критические работы, посвященные использованию допинга, здоровью спортсменов и роли спорта высоких достижений, либо запрещались, либо подвергались строгой цензуре. Например, в работах А. Воля критика буржуазного спорта сочетается с игнорированием практически всех измерений спорта, кроме его экономических структур.

В 1960-х годах в социологии намечается противоборство между квантитативными методами и методами социоисторическими, опирающимися на теорию конфигураций. В 1970-х годах возрастает влияние неомарксизма: многие видят свою цель в обличении разрушительного воздействия, которое оказывает на спорт капитализм. В Германии, Франции, Канаде приверженцы социологии франкфуртской школы и идей Грамши даже приходят к выводу об исключительно негативной роли спорта в обществе. Новые формы протест против спорта как такового закономерным образом получил в работах, посвященных социальным меньшинствам, и в феминистской социологии— например, в США критике подвергается в первую очередь засилье в спорте мужчин и представителей белой расы. Новое поколение исследователей, пришедшее в науку в 1980-х, испытало влияние таких значимых для 1960-х годов форм протеста, как борьба против войны во Вьетнаме, феминизм, студенческие бунты, сексуальная революция. В социологических опросах на первый план вышли проблемы социального неравенства и роли спорта в идеологическом воспитании. Сюда же относится и вторая волна феминистской критики, ставившей целью определение видов спорта, социально приемлемых для женщин.

Анализируя развитие структурно-функционального направления в социологии спорта, авторы вступления подчеркивают, что оно довольно быстро приобрело международный характер и имело успех не только в США (Г. Эдвардс) и Канаде (Ч. Стивенсон), но также в Японии (Х. Татано) и Финляндии (К. Хейнила). В 1950–1960-х годах это направление (во главе с Т. Парсонсом) господствовало в англосаксонской науке. Во многих работах выявлялись социально полезные функции спорта: приобретая под пером их авторов гармоничный, нормативный характер, он, среди прочего, даже наделялся новыми религиозными функциями, отвечающими потребностям современных цивилизаций: сакральное измерение спорта противопоставлялось повседневному, профанному пространству и времени. Исходя из теории коллективных представлений, социологи сравнивали спортивные ритуалы с ритуалами религиозными; была выявлена своеобразная тотемическая функция отдельных видов спорта, становившихся символами идентичности для определенных групп.

В рамках других подходов спорт исследовали как средство компенсации, позволяющее отвлечься от проблем на работе или дома. Последователи Дюркгейма изучали роль спорта в укреплении и поддержании социальных связей: отмечалось, например, снижение количества самоубийств во время крупных спортивных мероприятий. Спорт и иные формы досуга рассматривались также в контексте усвоения культурных ценностей: анализировались утилитарные аспекты спорта, его роль в социализации, укреплении здоровья, воспитании, а также в распространении социальных правил и норм. Например, в работах о спорте и молодежи приверженцы функционального направления стремились показать, что социализация посредством спорта — один из способов подготовки к жизни в обществе. В обобщающей работе Ч. Стивенсона выделены пять основных функций спорта: социоэмоциональная (поддержание психологического равновесия); социализирующая (усвоение верований и социальных норм); интегрирующая (расширение социального круга общения); политическая (участие спорта в идеологических процессах); поддерживающая социальную мобильность (возможность повышения социального статуса через спорт).

Напротив, в некоторых работах анализ спорта как средства усвоения ценностей и социальных ролей (тренер, капитан, арбитр и т. д.) приводил к развернутой критике спортивных организаций. Выяснилось, например, что распределение ролей в команде основывается на социальных стереотипах: «расовых» и гендерных признаках, социальном происхождении. «Функционалистов» упрекали также в стремлении «чрезмерно социализировать» связанные со спортом группы и их членов, в действительности отнюдь не пассивных по отношению к внешним социальным силам. Одновременно началось обсуждение социальной роли самой социологии спорта. Так, А. Яннакис призывал социологов спорта перейти от слов к делу, найти для своей науки общественное применение, дабы способствовать улучшению положения людей (для этого социологические знания, по его мнению, должны получить максимально широкое распространение в спортивных кругах). На развитии прикладной социологии спорта настаивали также представительницы феминизма.

Развитие интерактивных методов в социологии спорта было вызвано растущим интересом к социологии понимания. Первые сторонники символической интерактивности появились в США в 1960-х годах. Предтечей или даже основателем этого подхода в социологии спорта может считаться Г. Стоун, который, рассматривая спорт как зрелище, анализировал возрастающую роль «презентации» спортивной игры под действием экономических факторов, прежде всего спортивной индустрии. В работах, использующих символическую интеракцию, основным объектом выступают социальные «субкультуры»: в них, например, разрабатывалось понятие спортивной карьеры. Социологические труды Х. А. И. Гофмана послужили основой для исследований о ритуальных и «фатальных» аспектах спорта, а также многочисленных работ о риске, физических страданиях и травмах в спорте. М. О’Нил, также отталкиваясь от Гофмана, доказывает, что понять насилие в футболе можно, лишь обратившись к социальному взаимодействию зрителей и полиции, а значит, к присущей и тем и другим специфической культуре и способам функционирования «в команде».

В целом можно отметить сближение социологии понимания с этнографией и культурологией (cultural studies). Примером может служить подход Б. Каррингтона, рассматривающего в этнографическом ключе один из английских крикетных клубов, посещаемый преимущественно чернокожими. Он показывает, каким образом в состязаниях в этом виде спорта проявляются связи Великобритании с ее прежними колониями, а также «расовые» отношения, существующие в английском обществе. Его выводы подкрепляются и другими работами. Так, Дж. Сагден, в течение двух лет проводивший этнографические наблюдения в ходе путешествий с «Большим Томми» — распорядителем турфирмы, процветающей под крышей клуба «Манчестер Юнайтед», — раскрыл ряд аспектов околофутбольной экономики, а М. Робиду показал, как индустрия профессионального хоккея ограничивает самостоятельность игроков и усиливает роль спортивных организаций.

Параллельно с развитием социологии понимания в 1970-х годах получает распространение критическая социология спорта, возникшая на фоне движений протеста 1960-х и утвердившаяся в науке как противовес эмпирическому позитивизму и структурно-функциональной социологии. Неомарксистские подходы к спорту, однако, сильно варьируются в странах Запада и восточного блока. Так, последователи франкфуртской школы (Адорно, Маркузе) критикуют массовые культурные практики как одну из форм отчуждения. Профессиональный спорт, учитывая постепенное проникновение в него рыночных отношений, не мог считаться допустимой формой пролетарской культуры: капиталистическая идеология рассматривалась как способ отчуждения народной культуры, обрекающий народ на пассивность. Так, Б. Ригауэр, исходя не столько из идей экономического детерминизма, сколько из взаимной обусловленности экономики и культуры, видит в спорте один из элементов идеологической надстройки, поскольку тот в основном подчиняется капиталистической организации труда. Другие социологи, разоблачая идеологическую функцию спорта, указывали на то, что он снижает политическую сознательность и социальную автономию личности, особенно в силу отчуждающего аспекта спортивных зрелищ. Одновременно звучала и критика в адрес коммунистических режимов, использующих спорт как инструмент репрессивной идеологии на службе у социалистического государства.

Хотя до сих пор не создано ни одного собственно марксистского исследования о спорте, некоторые идеи неомарксизма, в частности уподобление спорта идеологическому аппарату государства, сыграли значительную роль в эволюции социологических исследований. В 1980–1990-х годах эти тенденции приобретут значительное влияние даже в англосаксонском научном мире, прокладывая путь социологии постмодерна. Но здесь критическая социология находит опору преимущественно в трудах М. Вебера, используя предложенные им понятия «идеального типа» и социальной дифференциации. Образцовые работы Э. Ингема об американской индустрии спорта сделали его культовой фигурой для целого поколения социологов. Еще одним важным методологическим источником для мировой социологии спорта стала разработанная А. Грамши теория гегемонии, согласно которой идеология не обязательно детерминирована экономикой и условиями жизни, а социальная гегемония осуществляется через культурные и политические практики — язык, науку, СМИ, семью, школу и пр. Например, в работах канадского социолога Р. Грюно, посвященных критическому анализу спорта, акцент ставится на диалектическом взаимодействии социального принуждения со способностью агентов производить социальные трансформации: спорт представлен как пространство не только гегемонии, но и протеста. Теория гегемонии повлияла и на ряд феминистских работ о спорте, показывавших, каким образом классовые и гендерные различия способствуют поддержанию социального господства.

Среди ведущих современных социологов наибольшее внимание уделял проблемам спорта Норберт Элиас. Интерес к историческому измерению социальных феноменов сделал его труды действенным противовесом структурным методам, с одной стороны, и неомарксизму, с другой. В аналогичном ключе работали и основатели «Центра современных культурных исследований» (Centre for Contemporary Cultural Studies) при Бирмингемском университете, показавшие бесплодность марксистских подходов для осмысления новых форм поведения различных социальных групп (действительно, стычки между группами фанатов затруднительно объяснить с точки зрения классовой борьбы). Наиболее значительным исследованием в этой области стала книга Э. Даннинга и К. Ширда. Именно предложенный в ней анализ такого феномена, как хулиганство футбольных болельщиков, обусловил в конечном счете признание в науке и в СМИ «лейстерской школы».

Работы Элиаса (в сотрудничестве с Э. Даннингом) повлияли на многочисленные исследования в области социологии конфигураций. Среди них выделяются работы Джозефа Магуайра, одного из авторов настоящего сборника. В статье «Социология конфигураций и глобализация спорта» Магуайр формулирует главную задачу исследований в этой области: нужно определить, способствует ли глобализация спорта ослаблению или, наоборот, укреплению эмоциональных идентификаций, объединяющих членов различных сообществ и групп. Помогает ли спорт устанавливать более прочные связи между нациями и государствами. Приводят ли международные соревнования, которые смотрят миллиарды зрителей в разных странах, а также мобильность спортивных звезд, выступающих за команды чужих стран, к зарождению космополитических эмоций Или же, напротив, процесс глобализации может сопровождаться мощным негативным движением, когда различные социальные группы отвергают чуждые им ценности и культурные продукты, включая и спорт Несмотря на то что международные спортивные соревнования сглаживают культурные контрасты, спорт по-прежнему сохраняет тесную связь с национальной культурой. Поэтому в ближайшем будущем международный спорт, по мнению социолога, будет активно сопротивляться политике интеграции, проводимой Европейским сообществом: «французское правительство может поддерживать ЕС, но вряд ли захочет потерять свою олимпийскую сборную!» (р. 37).