Издательская и журналистская деятельность Н.М. Карамзина

К лучшим представителям издательского  дела и журналистской мысли, который завещал последующим поколениям журналистов правдивость, гражданское достоинство, скромность как непременные профессиональные качества, является Н.М. Карамзин.

 

1.2. Начало журналистской деятельности Н.М. Карамзина.

«Детское чтение»

 

В возрасте девятнадцати лет Н.М. Карамзин попал в среду московских масонов. Случилось так, что однажды в  Симбирске Карамзина увидел И.П. Тургенев, известный масон и литератор новиковского круга. Он убедил молодого человека ехать вместе с ним в Москву, вовлек его в масонскую организацию, заставил его серьезно заняться литературой и углублением своего научного кругозора. Так Карамзин сделался одним из участников литературно-издательских начинаний Н.И. Новикова, одним из учеников розенкрейцерского ордена. Он жил в доме, принадлежавшем масонской организации, как бы в своеобразном монастыре.

Годы, проведенные писателем в  масонском обществе (1985 – 1789), были временем интенсивного образования, в процессе которого он испытывает различные влияния, шедшие и от друзей-масонов, и еще больше от книг, с которыми он познакомился в тот период. Позже он напишет: «Мы любили книги и не думали ни о чем на свете… Прелести разума, прелести душевные казались нам всего любезнее – ими пленялись мы»³.

Но масонство Новикова Карамзин понял неглубоко. Как масон Новиков мечтал о той утопии, которая тревожит людей и в наше время, – о чистом христианстве, которое завещано Христом и под чьим знаменем могли бы объединиться люди без различия национальностей и церквей. Наперекор духу своего времени Новиков был человеком в высокой степени религиозным; его поражала и мучила ненависть католика к протестанту и ненависть протестанта к православному. Создать единое христианское стадо было его конечной целью, оттого-то обряд формы так тяготил его. Но чтобы люди составили единое стадо – их надо просвещать, и Новиков потратил на это просвещение все свои силы, средства и жизнь. Карамзин не понял Новикова, а Новиков понял его и сразу нашел для него подходящее дело. Он привлек его к работе в основанном им первом журнале для детей «Детское чтение для сердца и разума».

«Детское чтение», в котором Карамзин принял весьма значительное участин, было незаурядным явлением русской литературы. Это был первый детский журнал в России, вообще первое крупное издание, предназначенное для детей. Собственно с «Детского чтения» начинается история русской детской литературы.

 «Детским чтением» Карамзин заведовал не один, а вместе со своим другом А.А. Петровым, личность которого нам неизвестна. Журнал этот в основном заполнялся переводами, но это не уменьшало его значения. Политическая консервативность его редакторов не помешала им строить свой журнал на передовых педагогических идеалах. «В “Детском Чтении” Карамзин следует принципам той филантропической педагогики, которую ввел в обиход «Эмиль» Руссо... Отсутствие принуждения и страха, отсутствие зубрения и телесных наказаний, развитие чувства и сердца – вот ее основы»⁴, - пишет А. Кирпичников.

Что же делал Карамзин в «Детском чтении»? В основном, переводил. Кроме  статей, он переводил философские и мистические трактаты, например «Размышления» Штурма, сочинения Галлера «О происхождении зла» и многое другое. Среди его переводов – и зарубежные художественные сентиментальные  произведения, пользовавшихся европейской известностью. Например, сентиментально-нравоучительные повести m-me Жанлис, вызвавшие интерес у русских читателей.

Но однажды он рискнул создать  нечто оригинальное, в результате чего и появилась «Русская старинная  повесть: Евгений и Юлия» –  первая «чувствительная повесть» на руссом языке.

По свидетельстуву многих историков  и литературоведов, Карамзин не был расположен к мистической стороне масонства, оставаясь сторонником его деятельно-просветительского направления. Ему, в сущности, всегда была чужда мистика, и ему надоели мистические увлечения «братьев»-розенкрейцеров, вероятно, подействовавших на него первоначально и эффектными обрядами, и атмосферой тайны, и своеобразной рыцарской романтикой их ритуалов. Но более всего Карамзина смутил в новиковском масонстве налет конспирации, свойственной ему и – как для Карамзина стало ясно, наконец, – имевшей не столько эстетический, сколько политический характер. Карамзин не хотел участвовать в замыслах масонов; он устранялся от прямых политических действий; практический, деловой размах предприятий Новикова также был неприятен ему. В то же время ему надоело и монастырское послушание, и монастырское удаление от живой жизни. К тому же он хотел видеть Европу, хотел расти как писатель.

«Я, - рассказывал он впоследствии Н.И.Гречу, - был обстоятельствами вовлечен в это общество в молодости моей и не мог не уважать в нем людей, искренно и бескорыстно искавших истины и преданных общеполезному труду. Но я никак не мог разделить с ними убеждения, будто для этого нужна какая-либо таинственность, – и не могли мне нравиться их обряды, которые всегда казались мне нелепыми. Перед моею поездкою за границу я откровенно заявил в этом обществе, что, не переставая питать уважение к почтенным членам  его и признательность за  их постоянное доброе ко мне расположение, я, однако ж, по собственному убеждению принимать участие далее в их собраниях не буду и должен проститься»⁵.

Уезжая за границу, Карамзин был уже весьма образованным молодым  человеком. Он следил за новинками западных литератур еще в Москве. Теперь он мог черпать непосредственно у источников европейской культуры. Он пробыл за границей 18 месяцев, побывал в Германии, Швейцарии, Франции и Англии. Он старался наблюдать природу и нравы чужих стран, он читал, добивался знакомства с выдающимися людьми на Западе – с писателями, учеными, философами; он старался тут же разобраться в своих впечатлениях, понять увиденное, осмыслить его. Он наблюдает общественную жизнь, посещает достопримечательные места, общественные собрания, научные заседания, музеи, театры, знакомится с местными изданиями, встречается с известными людьми – философами, учеными, литераторами (первым посетил в Кенигсберге великого философа Канта), находившимися за рубежом соотечественниками. И уже тогда привлекает всех своей незаурядностью, образованностью, простотой в обращении.

На протяжении всего своего заграничного путешествия Карамзин размышляет о  самостоятельном литературно-художественном поприще и, вероятно, еще за границей принимает решение издавать журнал.

Осенью 1790 года Карамзин возвратился  в Петербург, полный силы, надежд и  веры в себя. Он окончательно решил  заняться издательской деятельностью, расчитывая таким образом не только удовлетворить свою страсть к литературе, но и обеспечсить свое сущствование. О службе, бывшей тогда в обычае, он и не помышлял и отказался даже от легкой должности секретаря, предложенной ему Г.В. Державиным при себе. Как бы то ни было перед нами был первый кровный литератор, всегда расчитывающий на свои силы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

II. ИЗДАТЕЛЬСКАЯ И ЖУРНАЛИСТСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Н.М. КАРАМЗИНА

 

2.1. «Московский журнал»  Н.М. Карамзина 

как образец европейского литературно-критического журнала

 

По возвращении из-за границы Карамзин приступает к изданию  журнала. Заручившись согласием Державина, Хераскова и других известных тогда поэтов на участие в его начинании, в ноябре 1790 г. помещает в газете «Московские ведомости» объявление об издании ежемесячного «Московского журнала» и намерении печатать «русские сочинения в стихах и прозе» и переводы. Вот что он пишет: «С января будущего 91 года намерен я издавать журнал, если почтенная публика одобрит мое намерение. Содержание сего журнала будут составлять:

1) Русские сочинения в стихах и прозе, такие которые, по моему уверению, могут доставить удовольствие читателям. Первый наш поэт – нужно ли именовать его? – обещал украшать листы мои плодами вдохновенной своей музы. Кто не узнает певца мудрой Фелицы? Я получил от него некоторые новые песни. И другие поэты, известные почтенной публике, сообщили и будут сообщать мне свои сочинения. Один приятель мой, который из любопытства путешествовал по разным землям Европы, – который внимание свое посвящал натуре и человеку, преимущественно пред всем прочим, и записывал то, что видел, слышал, чувствовал, думал и мечтал, – намерен записки свои предложить почтенной публике в моем журнале, надеясь, что в них найдется что-нибудь занимательное для читателей.

2) Разные небольшие иностранные сочинения, в чистых переводах, по большей части из немецких, английских и французских журналов, с известиями о новых важных книгах, выходящих на сих языках. Сии известия могут быть приятны для тех, которые упражняются в чтении иностранных книг и в переводах.

3) Критические рассматривания русских книг, вышедших, и тех, которые вперед выходить будут, а особливо оригинальных; переводы, недостойные внимания публики, из сего исключаются. Хорошее и худое замечаемо будет беспристрастно. Кто не признается, что до сего времени 
весьма немногие книги были у нас надлежащим образом критикованы.

4) Известия о театральных пиесах, представляемых на здешнем театре, с замечаниями на игру актеров

5) Описания разных происшествий, по чему-нибудь достойных примечания, и разные анекдоты, а особливо из жизни славных новых писателей.

Вот мой план. Почтенной публике остается его одобрить или не одобрить; мне же в первом случае исполнить, а во втором молчать.

Материалов будет у меня довольно; но если кто благоволит присылать мне свои сочинения или переводы, то я буду принимать с благодарностью все хорошее и согласное с моим планом, в который не входят только теологические, мистические, слишком ученые, педантические, сухие пиесы. Впрочем, все, что в благоустроенном государстве может быть напечатано с указного дозволения,— все, что может нравиться людям, имеющим вкус, тем, для которых назначен сей журнал, – все то будет издателю благоприятно.

Журналу надобно дать имя; он будет  издаваем в Москве, итак, имя  готово: Московский журнал»⁶.

Издатель подчеркивал, что его задача – «доставить удовольствие читателям». В программе «Московского журнала», как мы видим, он заявлял о своем расхождении с масонами тем, что отказывается печатать «теологические, мистические, слишком ученые, педантические сухие статьи». Однако, отойдя от масонства еще до отъезда за границу, мистическое направление которого было всегда чуждо Карамзину, он в 1792 г., во время разгрома московских масонов правительством, напечатал в «Московском журнале» оду «К милости» в защиту Новикова. Карамзин высоко ценил просветительскую деятельность Новикова, сохранив к нему до конца дней своих глубокое уважение. 

«Московский журнал», первая книжка которого вышла 1 января 1791 г издавался ежемесячно на протяжении 1791 – 1792 гг. – двенадцать книжек в год, соединенных в четыре части. Всего вышло восемь частей «Московского журнала», переизданного в силу успеха у читателей в 1801 – 1803 гг.

«Московский журнал» был очень живой, интересный журнал, дававший читателю хорошие стихи и прекрасную прозу, знакомивший его систематически с западной литературой, развивавший его литературный вкус и расширявший его культурный кругозор. Сам Карамзин в одном из первых номеров журнала говорил своим читателям: «Постараюсь, чтобы содержание журнала было как можно разнообразнее и занимательнее»⁷.

Это был первый русский литературный журнал, рассчитанный на сравнительно широкий круг читателей и – чего не знала прежде русская словесность – читательниц.

Карамзинский журнал был  журналом нового типа, в котором публиковались произведения оригинальные и переводные, отличавшиеся высоким эстетическим вкусом. И поэтому сразу был принят читающей публикой. Он имел 300 подписчиков.

«В выполнении своей задачи, - пишет  Я.К. Грот, - Карамзин показал много искусства, такта, понимания потребностей современной публики»⁸. Ему удалось добиться сотрудничества в «Московском Журнале» лучших поэтов его времени. Так, Державин был постоянным вкладчиком его издания. За ним шли М.М. Херасков, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, В.В. Капнист и другие. И.И. Дмитриев поместил в журнале своего друга много стихотворений, и можно сказать, что именно в «Московском Журнале», под влиянием его издателя, оформилось и окрепло его дарование. Значительную долю журнала занимали переводы из известнейших в то время писателей французских, немецких и английских: из Мармонтеля, Флориана, Гарве, Морица, Стерна. Сверх того, Карамзин познакомил русскую публику с Оссианом, песни которого в немецком переводе приобрел он в Лейпциге, также с индийской драмой «Саконталой» и с мнением о ней Гете. Большую цену придавал он биографии славных новых писателей и напечатал, между прочим, статьи о любимых им поэтах: Клопштоке, Виланде и Геснере.

Там напечатаны прозаические произведения Карамзина, стихотворения, рецензии, занимательные информационные материалы. Четко проявилась просветительская направленность и независимость его суждений и поведения: когда арестовали Новикова, в ожидании суда над ним Карамзин осмелился напечатать свою оду «К Милости», упрекая Екатерину II в попрании ею же провозглашенных принципов просвещенного правления.

Необычайную популярность обрела трогательная повесть «Бедная Лиза» о трагической любви и верности. Впечатление, ею произведенное на русских читателей, сопоставимо с тем, которое было в Германии 1770-х годов от появления «Страданий молодого Вертера» Гёте. Повесть признается одним из вершинных сочинений порожденного идеями «века Просвещения».

Самым обширным был отдел «Русских сочинений в стихах и прозе», в котором большая часть произведений принадлежала самому издателю. Здесь были напечатаны такие произведения Карамзина, как «Письма русского путешественника», печатавшиеся из номер в номер по частям, «Бедная Лиза», «Фрол Силин», очерк «Деревня», баллады «Раиса», «Граф Гваринос», стихотворения, театральные рецензии, разборы русских и иностранных книг и т.д.

Самым главным для успеха журнала у читателей Карамзин считал «разнообразие» и «хороший выбор сочинений». Он стремился публикацией материалов в журнале способствовать нравственному и эстетическому воспитанию читателей. До Карамзина в России были периодические издания, но не было ни одного журнала.

Впервые в журнале появился регулярный отдел критики и библиографии (об этом, как мы помним, он уведомлял российского читателя в объявлении о выходе в свет нового журнала). Разделы критики были следующие: «Разные небольшие иностранные сочинения в чистых переводах», «Критические рассмотрения русских книг», «Известия о театральных пьесах». Это было новое понимание задач критики: «Хорошее и худое замечено будет беспристрастно».