Территориальные варианты арабского литературного языка и их отражение в прессе

Французский язык всегда играл огромную роль в жизни тунисцев. На протяжении долгого времени именно Франция оказывала свое влияние на сознание тунисцев. Даже сейчас, когда колонизаторское прошлое во многом забыто и арабизация добилась явного прогресса (хотя и не во всех странах), последствия французской оккупации арабских стран Северной Африки все еще ощутимы. В силу исторических условий французский язык все еще сохраняет свои позиции в тунисском территориальном варианте арабского литературного языка. Например, большое распространение получил прием, когда тунисские авторы вставляют французские слова и словосочетания после арабских, дабы разъяснить их значение (La Personnalite de Base aš-šahs#iyyatu l-qā‘idiyyah «типовая личность»). По их мнению, подобная постановка может помочь тунисцам разобраться в не самых ясных тунисских терминах.

Заимствования из французского языка  можно разделить на две группы: арабизированные заимствования  и неарабизированные заимствования. Арабизированные заимствования  представляют в тунисском территориальном  варианте арабского литературного языка самую малоизученную группу, однако в то же время самую интересную для исследователей. Заимствованные лексемы diwānah (от франц. douane) «таможня» и maġāzah (от франц. magasin) «магазин», приведенные в качестве примеров, уже настолько вошли в состав арабского языка Туниса, что их зачастую довольно трудно отличить от исконно арабских слов. Например, производное от diwānah прилагательное dīwāniyy «таможенный» уже воспринимается тунисцами как отдельная исконно арабская  единица.

Более многочисленную группу составляют прямые заимствования из французского языка, это так называемые «чужие» заимствования (заимствованные слова, не претерпевшие морфологической ассимиляции и сохранившие свою первоначальную форму). Здесь также можно выделить два пласта лексики: 1) обычные заимствования из французского языка, которые встречаются во всех странах арабского мира; 2) заимствования из французского языка, которые употребляются только в узусе тунисского территориального варианта.

К первой группе относятся, например, такие слова, как barlamān «парламент», sīnimā «кино», film «фильм», duktūrāh «звание доктора», tilīfizyūn «телевидение», dīktātūr «диктатор» и т.д. Их можно с равной долей вероятности увидеть и в Тунисе, и в Саудовской Аравии, и в Египте. Тем не менее, встречаются и более интересные случаи, когда одно слово может иметь отличные значения в зависимости от страны. Так, существительное s#ālūn «салон» в Тунисе приобретает значение «выставка», в Саудовской Аравии – «кузов-пикап», в Египте – «гостиная, приемная».

 Вторую группу составляют  арабские заимствования из французского  языка, бытующие только в Тунисе. Сюда можно отнести такие существительные,  как ’aksiswar (от фран. accessoire) «принадлежность, аксессуар», ’arabistīk (от франц. arabistique) «арабистика», mīkānīk (от франц. mecanique) «механика», а также ряд прилагательных типа bīdāġūğiyy (от франц. pedagogique) «педагогический», ’īkūlūğiyy (от франц. ecologique) «экологический» и ’iliktrūnīkiyy (от франц. electronique) «электронный».

В данный момент в современном арабском газетном языке прослеживается тенденция выбирать между близкими по звучанию парами слов dīnāmiyy-dīnāmīkiyy «динамичный»,  ’istātiyy-’istātīkiyy «статический», однако в последнее время преимущество отдается именно более простой первой структуре. Однако это не касается стран Магриба, которые при равном выборе однозначно предпочтут второй вариант из-за влияния французского ассимилированного корня на их сознание, например, в Тунисе местные корреспонденты всегда пишут именно dīnāmīkiyy, а не dīnāmiyy.

Названия месяцев, используемые в  странах Магриба, и, в частности, в Тунисе, полностью дублируют  соответствующие им французские  названия. При этом если большинство  из этих названий частично совпадает  с общепринятыми в арабском мире европейскими названиями месяцев, то некоторые французские названия месяцев могут быть незнакомыми для арабистов, не владеющих французским, так как зачастую они не отмечаются в словарях. Например: ğānfī «январь», fīfrī «февраль», ’afrīl «апрель», māy «май», ğwān «июнь», ğwīliyah «июль», ’ūt «август».

Административное деление каждой арабской страны представляет собой  уникальное явление, которое главным  образом сформировалось под влиянием различных исторических условий. Такие  особенности находят свое отражение  в территориальных вариантах арабского литературного языка, и необходимо принимать их во внимание. В административно-территориальном отношении Тунис делится на 24 провинции, или вилайета (wilāyah), во главе каждого из них стоит вали (wālin). Вилайеты подразделяются на 262 округа, или муатамадията (mu‘tamadiyyah), которые возглавляют муатамады (mu‘tamad). Далее идут шейхаты (mašyahah) во главе с шейхами (šayh) (в русском языке шейхат по значению близок к району).

 Морфология тунисских текстов  также представляет большой интерес, так как данный территориальный вариант характеризуется наибольшим количеством отличий от общеарабского литературного языка по сравнению с другими территориальными вариантами. В Саудовской Аравии и Египте подобных морфологических отклонений не наблюдается.

Среди тунисских регионализмов  встречаются многочисленные случаи переоформления морфологической структуры  слова, что в основном касается такой  части речи, как глагол. В данный момент глагол tah#as#s#ala повсеместно заменил здесь глагол h#as#ala в значении «получать». Понятие «выгонять кого-л., увольнять кого-л.» обозначается в Тунисе при помощи глагола ’at,rada, однако саудовцы и египтяне в подобных случаях используют словоформу t,arada (тот же корень, только глагол первой породы). Тунисцы также используют в значении «запрещать» глагол второй породы h#ağğara в противовес его общемашрикскому употреблению в первой породе. Глагол ’abhara активно используется в Тунисе в значении «ослеплять, поражать, изумлять», в то время как в Саудовской Аравии и Египте употребляется глагол первой породы bahara.

Другой особенностью морфологии тунисских  текстов является большое распространение  относительных прилагательных с  окончанием /-iyy/, образующихся от множественного числа существительных женского рода. Это такие слова, как mu’assasātiyy «относящийся к организации, учреждению», hadamātiyy «относящийся к услугам», ma‘lūmātiyy «информационный» и т.д.

В отличие от богатой лексической  вариативности в Тунисе, рассмотренной  нами выше, грамматические различия здесь  проявляются не так явно вследствие постоянного стремления всех без исключения арабов соблюдать многовековую письменную традицию. Тем не менее, имеется достаточное количество примеров, показывающих уникальность местного грамматического строя достаточно полно.

Например, распределение ряда имен по грамматическом роду различно в Тунисе и других странах. Так, существительное silm «мир, примирение» считается в Тунисе именем женского рода, а в Саудовской Аравии и Египте – мужского, что находит свое отражение в согласовании определения. Другой особенностью грамматического строя тунисского территориального варианта арабского литературного языка можно считать колебания в оформлении множественного числа существительных.  Например, от слова sult,ah «власть» здесь образуется так называемое «разбитое» множественное число sulat, «власти», в то время как в Саудовской Аравии и Египте встречается исключительно «целое» множественное число sulut,āt.

В области синтаксиса также можно  найти несколько расхождений, особенно это касается порядка слов в предложении. Обычное арабское глагольное предложение подразумевает следующий порядок слов: 1) глагол-сказуемое; 2) подлежащее (если оно выражено именем существительным); 3) дополнение (объект действия); 4) обстоятельство. Однако в тунисских текстах очень часто встречаются случаи, когда на первом плане находится не подлежащее со сказуемым, а обстоятельство, представленное падежными формами имен существительных (с предлогами и без), причастиями, инфинитивом и т.д. Кроме того, между глагольным сказуемым и его предложным дополнением в тунисском предложении также могут ставиться второстепенные члены предложения, раскрывающие больше информации о субъекте действия. Как правило, это обстоятельства места и времени.

Можно также отметить предложения  с неординарной структурой типа: kānat munāsabah fa‘ala hilāla-hā ’ah#ad šay’an «Во время встречи кто-то сделал что-то» (досл. «Был случай, во время которого кто-то сделал что-то»). В подобных случаях в начало предложения вынесена группа слов, называющая предмет или явление, о котором идет речь, и которая может быть связана или не связана с субъектом действия посредством притяжательного местоимения. В соседнем Алжире зачастую используются аналогичные конструкции.

Третья глава диссертации – «Саудовский территориальный вариант арабского литературного языка и его отражение в прессе» – посвящена описанию особенностей арабского литературного языка в Саудовской Аравии.

Государства Персидского залива, в  общем, и Саудовская Аравия, в частности, всегда рассматривались как хранители арабо-мусульманских традиций, обычаев и устоев. Поэтому пресса стран Персидского залива в большей мере сохранила традиции классического арабского языка по сравнению с прессой других арабских стран. В связи с этим в саудовской прессе содержится множество лексики религиозного характера, которую часто можно встретить в книгах, посвященных исламу. Это, например, такие фразы, как h#afiżahu-llah «да хранит его Аллах», ’ayyadahu-llah «да поддержит его Аллах», bi-h#afżi-llah wa ri‘āyatihi «под защитой Аллаха и его покровительством», bi-l-’i‘timād ‘alā-llah «полагаясь на Аллаха» и т.д. Подобные субстантивированные конструкции являются одними из многочисленных эпитетов короля Саудовской Аравии, однако активно используются в саудовской прессе без прямого указания на обозначаемое ими лицо, что может вызвать непонимание у реципиентов.

Обороты типа h#afiżahu-llah в саудовских текстах выделяются при помощи различных способов пунктуации. Здесь могут быть использованы дефис, скобки или вообще же опущены любые знаки выделения. Также в данном случае слитное местоимение hu играет номинальную роль, так как сюда может быть поставлено любое слитное местоимение, принимающее форму винительного падежа, в зависимости от того, на какое лицо оно указывает, например h#afiżahum ’allah «да хранит их Аллах», h#afiżakum ’allah «да хранит вас Аллах» и т.д.

Форма h#afiżahumā ’allah «да хранит их обоих Аллах» в последнее время стала очень популярна, так как король Саудовской Аравии и наследный принц часто упоминаются вместе (как правило, она употребляется только при наименовании этих особ королевской крови). Более того, если словосочетание waliyyu l-‘ahd «наследный принц» используется во всех странах арабского мира, то в случае упоминания рядом с ним короля Саудовской Аравии в тексте это выражение слегка трансформируется, принимая присущую только Саудовской Аравии форму waliyyu ‘ahdihi l-’amīn досл. «верный блюститель его срока (правления)». Кроме того, довольно распространенное общеарабское слово ‘āhil «владыка, властитель, государь», часто употребляемое в других странах, в Саудовской Аравии используется лишь для обозначения иностранных монархов и практически никогда для короля Абдаллы аль-Сауда.

Обширное употребление религиозной  лексики непосредственно связано с еще одной интересной особенностью саудовской прессы: частое использование длинных титулов при упоминании высших лиц государства. Благодаря этому создается своего рода смысловая градация, возвеличивающая описываемый объект. Подобный прием художественной выразительности очень часто употребляется в официально-деловом стиле, например при обращении к главам стран и высшим лицам государства в официальном письме. Однако для языка прессы других арабских стран он менее характерен, чем для прессы стран Персидского залива и в особенности Саудовской Аравии.

Подобная титулатура зачастую наблюдается  в саудовской прессе в контексте  особых протокольных ситуаций на переговорах, встречах и т.д. Здесь употребляются  такие фразы, как fī widā‘ «во время проводов», fī stiqbāl «во время встречи (например, в аэропорту)», h#ad#ara l-muqābalah… «на встрече присутствовали …» и т.д. С одной стороны, монархическая форма правления обуславливает использование таких слов и выражений при титулатуре, как s#āh#ibu s-sumuww «его высочество», s#āh#ibu l-ğalālah «его величество», s#āh#ibu l-ma‘āli «его превосходительство» (титул всех министров за исключением премьера) и т.д. С другой стороны, исламское восприятие мира также играет важнейшую роль, и в связи с этим в саудовской прессе можно встретить следующие лексические единицы: šayh «шейх» (при обращении к религиозным деятелям), ’ah «брат» (при обращении мусульманина к мусульманину) и т.д. Титул fahāmah «величие» употребляется в саудовском территориальном варианте при обозначении президентов других стран.

В приведенных выше примерах отмечается следующая закономерность: сначала  саудовцы ставят титул определенного  государственного деятеля, затем его  имя и фамилию, а дальше следует  его должность (или должности). В  данном случае можно говорить об употреблении большого количества должностей, которые также буквально наслаиваются друг на друга и создают необходимый культурный фон наряду с титулом. В Саудовской Аравии высшие лица государства зачастую занимают множество различных постов и отвечают за различные виды деятельности, что приводит к возникновению подобного разнообразия.

По сравнению с общественно-политической лексикой Туниса саудовский территориальный  вариант имеет сравнительно небольшое  количество отличий, характерных только для этого региона. Там не менее, примером саудизмов могут служить такие лексемы, как ‘as#r «вечер» (особенно в словосочетаниях типа ‘as#ra ’ams «вчера вечером», ‘as#ra l-yawm «сегодня вечером» и т.д.), qudūm и maqdam «прибытие, приезд», manhağ в значении «путь» и прилагательное ġālin в значении «дорогой, любимый», которое вообще характерно для стран Персидского залива (в то время как в других вариантах оно употребляется для обозначения стоимости предмета).

Отдельно стоит сказать о  заимствованиях в саудовском территориальном  варианте арабского литературного  языка. В данном случае их использование ограничено, и при любой возможности их заменяют арабскими эквивалентами. Так, например, для выражения понятия «вертолет» преимущественно используются его арабские эквиваленты mirwah#iyyah или t,ā’irah ‘amūdiyyah, «автобус» h#āfilah, «зал» qā‘ah, «компьютер» h#āsib ’āliyy и т.д. Именно здесь четко прослеживается тенденция в современном арабском языке подбирать при обозначении нового понятия равноценный и удобный эквивалент на базе арабского корнеслова. Благодаря этому арабский язык сохраняет свою чистоту.