Намек как способ косвенной передачи смысла

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Декабря 2013 в 15:28, статья

Описание работы

Рассматриваются существенные семантические и прагматические характеристики намека. Показывается, что намек может выражаться не только вербальными формами, но и невербальными действиями с нерегулярной семантикой. Вводится противопоставление истинного (сложного) намека и регулярного (продуктивного) намека. Показывается, что намек отличается от косвенных речевых актов тем, что приводит к имплицитному способу представления содержания, а косвенные речевые акты эксплицитны.

Файлы: 1 файл

НАМЕК КАК СПОСОБ КОСВЕННОЙ ПЕРЕДАЧИ СМЫСЛА.doc

— 107.00 Кб (Скачать файл)

 

 

НАМЕК КАК СПОСОБ КОСВЕННОЙ ПЕРЕДАЧИ СМЫСЛА

HINT AS AN INSTRUMENT OF INDIRECT COMMUNICATION 

 

А.Н. Баранов (baranov_anatoly@hotmail.com)  
Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН, Москва

Рассматриваются существенные семантические и прагматические характеристики намека. Показывается, что намек может выражаться не только вербальными формами, но и невербальными действиями с нерегулярной семантикой. Вводится противопоставление истинного (сложного) намека и регулярного (продуктивного) намека. Показывается, что намек отличается от косвенных речевых актов тем, что приводит к имплицитному способу представления содержания, а косвенные речевые акты эксплицитны.

1. Постановка  задачи

Намек относится  к числу способов косвенной передачи информации и одновременно приемом имплицитного речевого воздействия. В толковых словарях слово намек толкуется как ‘слова (а также жест, поступок), предполагающие понимание по догадке’ [Ожегов и Шведова 1992], ‘слово или выражение, в котором мысль высказана неясно, не полностью и может быть понята только по догадке’ [МАС].

В статье И.М. Кобозевой и Н.И. Лауфер «Об одном способе косвенного информирования» предлагается определение категории намека и дается типология контекстов «намекания» [Кобозева, Лауфер 1988]. Несмотря на подробное рассмотрение феномена намека в указанной работе, остается целый ряд вопросов, решение которых необходимо как для прояснения сущности этой категории, так и для использования понятия намека как инструмента анализа семантики и прагматики текста, дискурса (например, в лингвистической экспертизе).

Определение и исследование феномена намека может основываться на двух различных теоретических  допущениях. Во-первых, можно считать, что это искусственная категория, не имеющая отношения к семантике  слова намек и глаголу намекать. В таком случае определение обсуждение данной категории оказывается привязанным к конкретной семантической теории и задачам, которые стоят пред нею. Такой подход можно назвать искусственным. При противоположном – естественном – подходе предполагается, что использование категории намека как элемента семантического метаязыка тесно связано со значение соответствующих слов русского языка – намек и намекать. Большинство дальнейших рассуждений имеют смысл только при естественном подходе к категории намека. (Аналогичный подход выбран и в [Кобозева, Лауфер 1988].)

Далее изложение строится таким образом, что сначала обсуждаются  спорные и неясные аспекты  семантики и прагматики намека, а  затем делаются существенные теоретические  разграничения типов намеков  и формулируются соответствующие определения.

2. Вербальный vs. невербальный носитель намека

В приведенном  выше определении слова намек по словарю С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой в качестве носителя намека могут выступать как слова, так и жесты и поступки – то есть невербальные сущности. В дефиниции МАСа намек может передаваться только вербальными формами – словами и выражениями. В работе [Кобозева, Лауфер 1988] носитель намека также ограничен только «речевыми действиями». В качестве примера авторы статьи указывают на явную неудачность использования деепричастия намекая во фразе с коммуникативно значимым действием: Иван Иванович встал из-за стола, давая понять (?намекая), что разговор окончен.

Анализ показывает, однако, что в контекстах аутореферентного[1] употребления глагола намекать, процент примеров с невербальным носителем намека довольно велик. Так, в Корпусе «Русская проза (60-90 гг.)» (порядка 25 млн. словоупотреблений)[2] всего было обнаружено 86 контекстов употребления деепричастия намекая, при этом 26 из них (более 22 %) приходилось на невербальный носитель намека:

(1) а. Той порой собаки, подобравшие всю бросовую рыбу с приплесков, незаметно вползали под стол и, по сапогам, по запаху ли отыскав своего малого хозяина и друга, тыкались мокрыми носами в колени,намекая насчет себя. В. Астафьев. Царь-рыба б. Нищий посмотрел на мятую шляпу, наполовину наполненною медными деньгами, намекая. Старик торопливо достал портмоне. А. Шендарев. Дом для пилигримов в.Цокая каблуками, проходили мухусские модницы, и дядя Сандро, встречаясь с ними глазами, подкручивал ус, намекая на веселые помыслы. Ф. Искандер. Сандро из Чегема

Контексты (1а-в) воспринимаются как совершенно нормальные[3]. Следовательно, намек может передаваться не только вербально, но и невербально. Заметим, однако, что невербальное действие всегда оказывается коммуникативно значимым: так или иначе ему приписывается какая-то семантика. Для намека с невербальным носителем существенно, чтобы соответствующая семантика не была регулярной для этого носителя, то есть жесты с фиксированным значением не могут быть носителями намека. Ср. Он, пожал Роману руку, ??намекая на прощание/приветствие; При виде входящего начальства капитан вскочил и приложил руку к фуражке,??намекая на приветствие. По тем же причинам неудачна фраза Иван Иванович встал из-за стола, ??намекая, что разговор окончен при норме Иван Иванович углубился в бумаги, намекая, что разговор окончен. «Углубление в бумаги» нельзя рассматривать как общепринятый невербальный знак конца разговора в то время, как пожатие руки и «отдание чести» - стандартные формы невербального приветствия.

3. Проблема  «нетривиальности» намека: истинный  намек vs. регулярный намек

В упоминавшихся словарных определениях слова намек ключевое слово в понимании феномена намека – это догадка. Догадка предполагает, что читатель должен сам прийти к каким-то выводам по неполным данным, по редуцированному способу языкового выражения содержания намека. Эксплицитный комментарий автора текста превратил бы намек в обычное речевое высказывание, не несущее скрытого содержания, реализующего скрытую же интенцию автора. В [Кобозева, Лауфер 1988] говорится в этой связи о «нетривиальности» намека. Там же отмечается, что противопоставление по тривиальности -нетривиальности не бинарно, а градуально. Действительно, догадка в намеке может основываться и на решении простой задачи, и на разгадывании сложной головоломки.

Центр категории намека –  его прототипическую часть –  образуют намеки, требующие решения сложной задачи. Такой намек можно назвать истинным намеком или сложным намеком. На существовании такой категории намека косвенно указывает («намекает») сочетаемость слова намек: тонкий намек, туманный намек, хитрый намек, искусный намек, смутный намек, отдаленный намек.

Важная особенность истинного  намека заключается в том, что  он необязателен в том смысле, что  непонимание намека не приводит к  явной коммуникативной неудаче  – текст не теряет осмысленность  и семантическую связанность. Истинный намек формирует альтернативное семантическое пространство текста, доступное только посвященным и закрытое от профанов, при этом поверхностное прочтение текста остается открытым для любого адресата. Сложные намеки – это истинные намеки, намеки в точном смысле. Они не обязательно прочитываются и не позволяют однозначно реконструировать свое содержание. Как отмечает Стросон, «суть намека заключается в том, что слушающий должен подозревать (не более того) наличие определенного намерения, например, намерения вызвать или раскрыть определенное убеждение». И далее продолжает: «Намерение, которое имеет человек, говорящий намеками, по существу своему не предназначено к открытому узнаванию (nonavowable)» [Стросон 1986, с. 144]. Стросон, конечно, имеет в виду сложные намеки, образующие центр этой категории.  Можно выделить следующие основные свойства центральной части феномена намека – истинного намека:

·                     содержание намека представлено в поверхностной форме высказывания в осложненном для понимания виде (редуцированно, в виде следов, либо, наоборот, в расширенном усложненном варианте);

·                     содержание намека должно быть угадано адресатом;

·                     открытие содержания намека предполагает привлечение экспертных знаний адресата о мире или конкретной проблемной ситуации, обсуждаемой в тексте;

·                     непонимание истинного намека не должно вести к коммуникативной неудаче в том смысле, что текст, содержащий такой намек, не должен терять связность и осмысленность, если намек не понят;

·                     содержание намека образует альтернативный – и более глубокий – уровень понимания текста.

Из сказанного следует, что истинный, или сложный, намек в определенном смысле факультативен, а реконструкция его содержания допускает значительную вариативность – особенно в отношении коммуникативной направленности намека, иллокуции, которая должна была бы сопровождать содержание намека. Рассмотрим некоторые примеры.

В сетевом издании www.grani.ru была опубликована статья «Госдума отложила рассмотрение закона об НКО[4]» (05.12.2005). Статья посвящена реакции В. Путина на критику закона об НКО, который в ответ на критические замечания поручил главе своей администрации в пятидневный срок подготовить пакет возможных поправок от имени президента в этот законопроект. Статья сопровождается рекламным баннером и текстовым фрагментом, напоминающим врезку, который расположен под рекламой и содержит следующие строки из поэмы Н. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: Днем с полюбовницей тешился, / Ночью набеги творил, / Вдруг у разбойника лютого / Совесть господь пробудил. Такой намек можно и не понять, поскольку формально статья и текстовый фрагмент не образуют единого текста: цитата из Н. Некрасова не оформлена как врезка к статье, а, скорее, воспринимается как автономное образование. Более того, на нее можно просто не обратить внимание, однако если читатель обращает внимание и «взыскует» смысла, то предположение о неидиотизме отправителя текста (не всегда, впрочем, оправдывающееся) позволяет реконструировать такие формы, как ‘Путин напоминает разбойника’, ‘Путин как разбойник’, ‘Некоторые действия Путина напоминают действия разбойника’ и т.д. Иными словами, перед нами типичный пример использования намека как средства имплицитного речевого воздействия, затрудняющий точную реконструкцию вербальной формы передаваемого смысла.

Еще менее очевидна вербальная форма истинного намека в контекстах, совмещающих свойства аллюзии[5] и намека. Примером такой нейтрализации является начальный комментарий к пьесе-шутке А. Вампилова «Свидание»: Сценка из нерыцарских времен. Сюжет пьесы анекдотичен. Юноша и девушка, будучи знакомы только по телефону, спешат на первое свидание друг к другу. Юноша вдруг обнаруживает, что его ботинок просит каши, и он договаривается с сапожником о быстром ремонте. У девушки, проходящей мимо, ломается каблук и она просит юношу уступить ей место, но тот не соглашается, происходит ссора. В конце концов, герои, страшно обиженные друг на друга, узнают, что спешили на свидание друг к другу.

Комментарий к пьесе представляет собой намек-аллюзию на «Сцены из рыцарских времен» А.С. Пушкина, причем содержание намека-аллюзии весьма неопределенно. Это может быть установление аналогии по объему (оба произведения сравнительно невелики), указание на сходство в поведении персонажей (главные герои ведут себя совсем не по-рыцарски), указание на сходство в развитии событий – неуспех главного героя и т.д. Сложный намек-аллюзия построен таким образом, что недогадливость читателя никак не мешает пониманию текста в целом, поскольку прилагательное нерыцарский во фразе Сценка из нерыцарских времен само по себе семантически самодостаточно и не требует обязательной интертекстуальной отсылки к тексту А.С. Пушкина. Оно воспринимается как языковая игра: это одновременно и ‘современный’ и ‘лишенный моральных норм, приписываемых в обыденном сознании рыцарям’. Намек-аллюзия в данном случае формирует альтернативный план понимания текста, который, конечно, обогащает его содержание, но не приводит к очевидной коммуникативной неудаче, если не будет понят адресатом.

На основании сказанного можно дать следующее определение  категории истинного (сложного) намека:  

 

Истинный  намек – это такой способ косвенной передачи информации, который с формальной точки зрения основан на усложнении описания информации языковыми формами (реже – на использовании многозначных действий или действий с нестандартной семантикой), а с содержательной – допускает вариативность реконструкции своего содержания в процессе угадывания, в основе которого лежат, преимущественно, нерегулярные правила вычисления смысла и использование знаний адресата о мире или конкретной проблемной ситуации, обсуждаемой в тексте, при этом намек формирует альтернативный уровень содержания текста, непонимание которого не ведет к коммуникативной неудаче в понимании основной части текста. 

 

На другом полюсе параметра  нетривиальности находится легко  вычисляемые, реконструируемые намеки - прозрачный намек, прямой намек, обычный намек, открытый намек, явный намек, несомненный намек, недвусмысленный намек, грубый намек. Регулярные, или продуктивные, намеки стоятся по регулярным правилам реконструкции содержания и основываются на знаниях о мире, присущих подавляющему большинству членов языкового социума. Их аналогом в сфере лексической семантики можно считать типы регулярной многозначности слов. Продуктивные намеки образуют периферию феномена намека. К числу продуктивных относятся намеки, построенные, например, по следующей схеме: ‘напоминание кому-л. того, что этот некто имеет X, эквивалентно указанию этому лицу на необходимость использования X-а’.

Информация о работе Намек как способ косвенной передачи смысла