Когнитивная лингвистика

 

Однако справедливости ради следует заметить, что есть ряд  работ, в которых гипотеза лингвистической  относительности подвергается резкой критике. Так, Б. А. Серебренников обосновывает свое отношение к этой гипотезе следующими положениями: 1) источником понятий  являются предметы и явления окружающего 

 

1 Уорф Б. Л. Отношение  норм поведения и мышления  к языку // Новое в зарубежной  лингвистике. -- М., 1960. -- Вып. 1. -- С. 174.

 

61

 

мира. Любой язык в своем  генезисе -- результат отражения  человеком окружающего мира, а  не самодовлеющая сила, творящая мир; 2) язык приспособлен в значительной степени к особенностям физиологической  организации человека, но эти особенности  возникли в результате длительного  приспособления живого организма к  окружающему миру; 3) неодинаковое членение внеязыково-го континуума возникает  в период первичной номинации. Оно  объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох.

 

Отрицательную оценку гипотезе Сепира--Уорфа дают также Д.Додд, Г.В.Колшанский, Р.М.Уайт, Р.М.Фрумкина, Э.Холлен-штейн.

 

Таким образом, гипотеза лингвистической  относительности оценивается современными учеными далеко не однозначно. Тем  не менее к ней обращаются все  исследователи, серьезно занимающиеся проблемой взаимоотношения языка  и культуры, языка и мышления, так как именно с помощью данной гипотезы могут быть осмыслены такие  факты языка, которые трудно объяснить  каким-либо другим способом. Примером могут служить этнолингвистические  работы школы Н. И. Толстого, лингвоантропологические  работы школы Е. Бартминьского и  др.

 

Дальнейшие рассуждения  о взаимосвязи языка и культуры мы относим к третьему подходу.

 

Язык -- факт культуры потому что: 1) он составная часть культуры, которую мы наследуем от наших  предков; 2) язык -- основной инструмент, посредством которого мы усваиваем  культуру; 3) язык -- важнейшее из всех явлений культурного порядка, ибо  если мы хотим понять сущность культуры -- науку, религию, литературу, то должны рассматривать эти явления как  коды, формируемые подобно языку, ибо естественный язык имеет лучше  всего разработанную модель. Поэтому  концептуальное осмысление культуры может  произойти только посредством естественного  языка.

 

Итак, язык -- составная часть  культуры и ее орудие, это действительность нашего духа, лик культуры; он выражает в обнаженном виде специфические  черты национальной ментальности. Язык есть механизм, открывший перед человеком  область сознания (Н.И.Жинкин).

 

Как заметил К.Леви-Строс, язык есть одновременно и продукт  культуры, и ее важная составная  часть, и условие существования  культуры. Более того, язык -- специфический  способ существования культуры, фактор формирования культурных кодов.

 

Отношения между языком и  культурой могут рассматриваться  как отношения части и целого. Язык может быть воспринят как  компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Однако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, т.е. отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике.

 

Согласно нашей концепции, поскольку каждый носитель языка  одновременно является и носителем  культуры, то языковые знаки приобретают  способность выполнять функцию  знаков культуры и тем самым служат средством представления основных установок культуры. Именно поэтому  язык способен отображать культурно-национальную ментальность его носителей. Культура соотнесена с языком через концепт  пространства.

 

Так, у каждой культуры свои ключевые слова, например, для немцев внимание, порядок, точность. Для того чтобы признать то или иное слово  концептом, ключевым словом культуры, нужно, чтобы оно было общеупотребительным, частотным, было в составе фразеологизмов, пословиц, поговорок и т.д.

 

Языковые нормы соотносимы с установками культуры, которые, правда, не столь же облигаторны (обязательны), как нормы языка: за носителем  культуры, распределенным по разным социумам, остается право на более широкий  выбор.

 

Итак, культура живет и  развивается в «языковой оболочке». Если примитивные культуры были «вещными», то современные становятся все в  большей степени вербальными. Язык обслуживает культуру, но не определяет ее. Язык способен создавать вербальные иллюзии, как бы словесный мираж, который подменяет собой реальность.

 

Вербальные иллюзии играют большую роль в создании социальных стереотипов, например, национальных стереотипов  «немца», «чукчи», «лиц кавказской национальности», которые формируют национальные предрассудки. В умы людей внедряются словесные штампы, которые окрашивают мир в нужный цвет: светлое будущее, великая нерушимая дружба народов, великие свершения и т.д. Неслучайно правители тоталитарных государств проявляют особое внимание к языку: борьба Ленина за «очистку» языка, статья Сталина о языке, борьба Брежнева с «заражением» языка иностранной лексикой и т.д.

 

Ведь именно благодаря  языку человек воспринимает вымысел  как реальность, переживает и осмысливает  несуществующее, страдает и наслаждается, испытывает катарсис (ср. слова русского поэта -- «над вымыслом слезами обольюсь»). Все это возможно лишь благодаря  естественному языку, а также  другим семиотическим системам (языкам кино, красок, жестов). Ведущее место  среди всех языков занимает естественный язык, ибо языковой знак способен стать  экспонентом культуры. Язык тесно  связан с мифологией, религией, наукой и другими формами познания мира. X. Г. Гадамер писал, что философия  срослась с языком и только в языке  имеет свое бытие.

 

Задачи и цели лингвокультурологии 

 

При всем различии в существующих направлениях предметом современной  лингвокультурологии является изучение культурной семантики языковых знаков, которая формируется при взаимодействии двух разных кодов -- языка и культуры, так как каждая языковая личность одновременно является и культурной личностью. Поэтому языковые знаки  способны выполнять функцию «языка»  культуры, что выражается в способности  языка отображать культурно-национальную ментальность его носителей. В этой связи можно говорить о «культурном барьере», который может возникнуть даже при условии соблюдения всех языковых норм. В качестве примера можно привести описанный А. Вежбицкой случай с английским дирижером, когда его пригласили руководить немецким оркестром. Работа не ладилась. Дирижер решил, что это из-за того, что он говорит по-английски и музыканты не воспринимают его как «своего». Он стал заниматься немецким языком, и первое, что спросил у учителя, как ему сказать по-немецки такую фразу: «Послушайте, мне кажется, было бы лучше, если бы мы играли так». Учитель задумался, потом сказал: «Конечно, можно построить фразу и так, но лучше сказать: "Надо играть так"». Отсюда вывод: культурный барьер связан с различиями в нормах речевого поведения, а еще с различными значениями, которые вкладывают участники общения в, казалось бы, одни и те же слова, с неадекватными фоновыми знаниями и т.д.

 

Мы всегда различали те ситуации, когда можно привлекать данные языка для того, чтобы узнать нечто о культуре, как и те, когда мы обращаемся к культурным реалиям, чтобы понять факты языка. На рубеже веков изменилось место  и вес культурологической аргументации в современной науке о языке -- прежде всего в когнитивной  семантике. Анализ языковых единиц в  контексте культуры привел к постановке ряда новых для лингвистики проблем. Лингвокультурология как самостоятельная  отрасль знаний должна решать свои специфические задачи и при этом ответить прежде всего на ряд вопросов, которые в наиболее общем виде можно сформулировать так:

 

1) как культура участвует  в образовании языковых концептов; 

 

2) к какой части значения  языкового знака прикрепляются  «культурные смыслы»; 

 

3) осознаются ли эти  смыслы говорящим и слушающим  и как они влияют на речевые  стратегии; 

 

4) существует ли в реальности  культурно-языковая компетенция  носителя языка, на основании  которой воплощаются в текстах  и распознаются носителями языка  культурные смыслы. В качестве  рабочего определения культурно-языковой  компетенции принимаем следующее:  это естественное владение языковой  личностью процессами речепорождения  и речевосприятия и, что особенно  важно, владение установками культуры; для доказательства этого нужны  новые технологии лингвокультурологического  анализа языковых единиц;

 

5) каковы концептосфера  (совокупность основных концептов  данной культуры), а также дискурсы  культуры, ориентированные на репрезентацию  носителями одной культуры, множества  культур (универсалии); культурная  семантика данных языковых знаков, которая формируется на основе  взаимодействия двух разных предметных  областей -- языка и культуры;

 

6) как систематизировать  основные понятия данной науки,  т.е. создать понятийный аппарат,  который не только позволил  бы анализировать проблему взаимодействия  языка и культуры в динамике, но обеспечил бы взаимопонимание  в пределах данной научной  парадигмы -- антропологической,  или антропоцентрической. 

 

Приведенный перечень задач  нельзя считать окончательным, ибо  продвижение в их решении породит  следующий цикл задач и т.д.

 

Это так называемые высокие, или общеэпистемологические, задачи, которые Р.М.Фрумкина считает общими для всех наук, но есть еще частные  задачи, связанные с проблемой  перевода, обучения языку, составления  словарей, где была бы учтена культурная информация, и т.д. Думается, что они  могут быть решены только после решения  «высоких» задач либо хотя бы при  некотором опережении решения эпистемологических задач.

 

При решении данных задач  нужно учитывать одну чрезвычайно  важную особенность, создающую дополнительную трудность в изучении данной проблемы: культурная информация языковых знаков имеет по преимуществу имплицитный  характер, она как бы скрывается за языковыми значениями.

 

Например, русский фразеологизм выносить сор.из избы имеет следующее  значение, зафиксированное в словаре: «Разглашать сведения о каких-то неприятностях, касающихся узкого круга  лиц» (Словарь образных выражений  русского языка. -- М., 1995. -- С. 211), а культурная информация здесь глубоко запрятана -- это славянский архетип: выносить сор из избы нельзя, ибо тем самым  мы ослабляем «свое» пространство, делаем его уязвимым и можем причинить  вред членам своей семьи, а человеку недостойно заниматься ослаблением  ближних. Поэтому маркером культурной информации при фразеологизме становится помета «неодобр.», имеющаяся в большинстве  современных фразеологических словарей.

 

Другой пример: идиома ни кола, ни двора означает: нет ни своего двора, ни хозяйства, а культурным знаком она становится, выражая следующую  культурную установку: недостойно человека не иметь своего дома и имущества.

 

В. Н.Телия предлагает свой способ интерпретации национально-культурных смыслов языковых единиц -- с позиции  внутреннего наблюдателя, «изнутри»  языка. Например, при интерпретации  коллокации больная совесть в  лингвокультурном аспекте важна  не только ценностная модальность (как  если бы совесть страдала от болезни), но и то, что это обусловливает  психологический дискомфорт, потому что нравственный изъян вызывает неодобрение, осуждение в обществе, и говорится это в неформальных условиях речи при определенном раскладе социально-культурных статусов и ролей  собеседников.

 

В рамках нашей концепции  кроме предлагаемого В.Н.Телия  способа интерпретации необходимым  следует признать и анализ языковых фактов с позиции внешнего наблюдателя.

 

Сегодня уже нельзя работать в лингвистике, делая вид, будто  лингвокультурологии не существует. Ее игнорирование нарушает этос научного сообщества, где одной из базовых  посылок является требование преемственности (даже если оно идет в виде аргументированного отрицания). Нельзя не видеть, что есть многие вещи в жизни и поведении  нации, которые объясняются культурными  факторами. Например, обязательное присутствие  отчества у русского человека -- это  особый почет и уважение, которые  ему оказывают соплеменники. Русские  говорят: по имени называют, по отчеству -- величают.

 

Методология и методы лингвокультурологии 

 

Философия определяет методологию  как систему принципов и способов организации теоретической и  практической деятельности, а также  учение об этой системе (Философский  энциклопедический словарь. -- М., 1983. -- С. 365). Это совокупность наиболее существенных элементов теории, конструктивных для  развития самой науки; методология  в отличие от теории не приносит нового знания, в отличие от концепции  не служит основой для практики, но развивает в науке такие  элементы, без которых невозможно развитие самой науки. Методология -- это концепция развития науки, а концепция -- это методология  перехода от теории к практике.

 

С методологией теснейшим  образом связан метод, который представляет собой определенный подход к изучаемому явлению, определенный комплекс приемов, применение которых дает возможность  изучить данное явление. Поэтому  метод всегда является системой. Его  специфика определяется объектом исследования и целью исследования. Каждый метод  прямо или косвенно зависит от общефилософских теорий.

 

Методология всякой науки (в  том числе и лингвокультурологии) включает в себя три уровня: философскую, общенаучную и частную методологию (учение о методах научного исследования).

 

Философская методология -- самый высокий уровень, для него важны законы, принципы и категории  диалектики, сформулированные еще Гераклитом, Платоном, Кантом, Фихте, Шеллингом  и др. Это закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количества в качество, закон отрицания  отрицания; категории общего, частного и отдельного, необходимости и  случайности и т.д.

 

Общенаучная методология -- обобщение методов и принципов  изучения явлений разными науками, это наблюдение, эксперимент, моделирование, интерпретация. Общенаучная методология меняется вместе с прогрессом науки, результатом которого становится возникновение новых методов и значительная модификация старых.