Специфика репрезентации концепта PR фразеологическими средствами американского и британского вариантов английского языка

Утверждение В. фон Гумбольдта, что разные языки по-своему преобразуют итоги мыслительной деятельности, создавая побочные представления, внося поправки и даже создавая иллюзии, было развито и уточнено А.А. Потебней. На базе гипотезы о существовании в душевной деятельности человека понятий сильнейших, выдвигаемых вперед, и понятий, остающихся вдали, А.А. Потебня конкретизировал теорию «внутренней формы» слова, разработал концепцию ближайшего и дальнейшего значения слова, и, таким образом конкретизировал механизм участия языка в процессах познания нового, в процессах становления и развития человеческих знаний о мире на основе психологических процессов апперцепции и ассоциации, на основе разных по силе представлений человека о явлениях, имеющих название в языке, что позволяет увидеть в его учении предмет когнитивной лингвистики [Потебня: 1999].

Понимание языка как продукта познавательной деятельности и мышления человека, как обобщения всего жизненного опыта народа привело к формулированию положения, согласно которому способность человека обобщать явления окружающего мира и закреплять результаты познания в языке, должна быть положена в основу изучения человеческого общества в целом.  Согласно данному положению, значение слова может быть объектом изучения не только в лингвистике, но и представлять интерес для антрополога [Crick 1982: 15; Tonkin, 1982: 107-121].

Актуализация в последнее десятилетие ХХ века идей о языке как  «пространстве мысли» и «доме духа» [см. Степанов 1995: 7-34;] связано с интересом ученых к изучению языка в когнитивном аспекте. В лингвистических трудах начала XXI века ощущается перенос акцента с исследования самодовлеющей языковой системы на анализ концептуальной системы. Антропоцентричность, экспансионизм – активный и широкий вход в другие науки, экспланаторность являются характерными признаками современных исследований [Степанов 1997; Вежбицкая 1996; Конькова 2001, Кругликова 2001; Фесенко 1999 и др.].

Одна из центральных задач современной лингвистики – выявить, каким предстает сам человек в языковой единице, языковых построениях, в самом строе языка, который им создан и которым он пользуется [Караулов: 1987]. Поэтому в иерархии языковедческих интересов главное место занимают  проблемы, решение которых позволит ответить на вопрос о степени взаимообусловленности языка и всех аспектов человеческого бытия, от концептуальной системы до контекста эпохи и культуры.

Изучение человека в языковом микрокосме привело к разработке понятий   «картина мира», «человек говорящий», «языковая личность» и др.; усилилось внимание к вопросу взаимовлияния языка и культуры [см. Кацнельсон 1965; Jespersen 1922; Кубрякова 1992; Роль человеческого фактора в языке… и др.].

Термин «картина мира» возник в конце ХIХ – начале ХХ века в процессе разработки данного понятия в рамках точных наук, что привело к различению структуры научной картины мира и структуры самого мира.

Научная картина мира определяется как «наглядный, характерный для определенной исторической эпохи интегральный образ мира, служащий важным средством синтеза конкретных знаний о мире» [Заботкина, 1989: 40], а также как система наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся положения данной науки [Роль человеческого фактора в языке…: 14].

Научной картине мира противопоставлена наивная модель мира, конструируемая из обыденных понятий человеческого мышления. Как отмечает С.Д. Кацнельсон, «тривиальные понятия, составляющие содержание слов обыденной речи, отличаются от научных понятий некоторой расплывчатостью; их границы плохо очерчены, а лежащие в их основе квалификационные признаки и представления недостаточно точны, иногда даже ошибочны (ср.: рыба-кит, солнце поднялось; sunrise и т.д.). Но, в принципе, они однородны с абстрактными понятиями науки и отличаются от них только «допуском», аппроксимацией, степенью приближения к действительности» [Кацнельсон 1965: 10].

В лингвистике под картиной мира в самом общем виде понимают «упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшуюся в общественном (а также в групповом, индивидуальном) сознании» [Попова, Стернин 2003: 4].

Вопрос о том, можно ли установить тождество между языковыми значениями и концептуальными единицами, представляется весьма сложным и не имеет на сегодняшний день однозначного ответа. Некоторые отечественные ученые, в частности Ю.Д. Апресян, придерживаются следующих положений: каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира; свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному; с другой стороны, он «наивен», так как во многих существенных деталях отличается от научной картины мира [Апресян 1995: 37-67].

Сторонники данной точки зрения ссылаются также на гипотезу «культурных знаков» Л.С. Выготского, согласно которой человек и воспринимаемый им объект «связаны не только «прямо», но и одновременно «непрямо», через посредника, состоящего из артефактов, - культуры» [Коул 1997: 142]. Основной единицей опосредования при этом является слово, т.е. единица определенного этнического языка, следовательно, сознание оказывается опосредованным языком и находится от него в прямой зависимости.

Такой подход основывается на положениях теории лингвистической относительности Сэпира-Уорфа, в которой формулируется утверждение о влиянии языка на жизнь общества, им пользующегося. То есть, познание мира зависит от языка, который использует субъект познания – сходные языки задают сходные картины мира, а сильно различающиеся языки, напротив, весьма непохожие [Кронгауз 2001: 399].

В последние десятилетия ХХ века с появлением трудов по  лингвокогнитологии [см. Ardener 1982], авторы которых во многом опирались на достижения психолингвистики, стало формироваться относительно четкое понимание механизма участия языка в познании мира.

Проводя убедительную критику теории Сэпира-Уорфа, отечественные ученые, такие как И.Н. Горелов, К.Ф. Седов, З.Д. Попова, И.А. Стернин и др., доказывают невербальность мышления. Их исследования позволяют считать установленным фактом в современной науке, что мышление народа не обусловлено, а опосредовано языком.

Противники теории лингвистической относительности высказывают предположения, что существует особый универсальный язык мысли, имеющий невербальную природу и единый для всех людей, говорящих на разных этнических языках, что позволяет осуществлять перевод с одного языка на другой, носителю одного языка проникать в семантику другого. Этот язык мысли именуется по-разному: Н.И. Жинкин говорит об «универсальном предметном коде (УПК)», Дж. Фодор – о языке врожденных когнитивных примитивов, единых для всех языков [цит. по Попова, Стернин 2002: 29-31].

Г.В. Колшанский также утверждает, что нет оснований ставить вопрос об особом «языковом мире», об особом членении мира через язык, что «языковые формы не образуют своего «особого царства», и понятийным миром человека остается отражение единого объективного мира, укладывающегося в единую познавательную систему, в целом адекватно передаваемую любым конкретным языком, являющимся по своим существенным характеристикам единым для всего человеческого рода» [Колшанский 1990: 78].

Многие видные ученые, в основном отечественных школ, придерживаются точки зрения, что язык не может полностью определить содержание мышления народа – последнее всегда богаче любого языкового выражения. Так, Б.А. Серебренников и другие полагают, что «концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в ее образовании, по всей видимости, участвуют разные типы мышления» [Роль человеческого фактора в языке: 107]. Схожую точку зрения о параметрах концептуальной и языковой картины мира высказывает Е.С. Кубрякова. Согласно Е.С. Кубряковой, картина мира это то, каким себе рисует мир человек в своем воображении – феномен более сложный, чем языковая картина мира, то есть та часть концептуального мира человека, которая имеет привязку к языку и преломление через языковые формы. Не все воспринятое и познанное человеком, не все прошедшее и проходящее через разные органы чувств и поступающее извне по разным каналам в голову человека, имеет или приобретает вербальную форму [Кубрякова 1992: 4-38].

В поисках ответа на вопрос, в каком виде существуют в человеческом  сознании единицы хранения информации об окружающей действительности, А.А. Леонтьев утверждает, что понятие «образ мира» ни в коей мере нельзя считать тождественным таким понятиям, как «языковая картина мира» и «когнитивная картина мира». Очевидно, «языковая картина мира» обозначает «мир в зеркале языка», а «когнитивная картина мира» оказывается противопоставленной «образу мира» на основании того, что последний понимается как отображение в психике человека предметной окружающей действительности, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами, и поддается сознательной рефлексии [Леонтьев 1993: 18].

З.Д. Попова и И.А. Стернин считают, что «языковая картина мира не равна когнитивной, последняя неизмеримо шире…» [Попова, Стернин 2003: 6]. Именно когнитивная картина мира в той или иной ситуации влияет на непосредственное мышление и поведение человека. Язык же, по мнению ученых, это результат фиксации концептосферы вторичными знаковыми системами, «которые материализуют, овнешняют существующую в сознании когнитивную картину мира» [Попова, Стернин 2003: 5]. Особенности истории и культуры народа, прежде всего, проходят осмысление, входят в мир мысли народа, становятся частью его концептосферы, а затем, получая языковое выражение, включаются в семантическое пространство языка.

Д.С. Лихачев вводит понятие концептосферы языка для определения совокупности потенций, открываемых в словарном запасе, как отдельного человека, так и всего языка в целом. «Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации,…она соотносима со всем историческим опытом нации и религией особенно» [Лихачев, 1993: 6].

Большинство концептов, формирующих концептосферу (или национальную картину мира), носят всеобщий характер  и не зависят от языка их вербализации (это подтверждается экспериментально в трудах  многих ученых). Однако содержание концептов, отражаемых в зеркале языка, фиксирует несходство в культурном опыте тех или иных народов.

Таким образом, о национальных картинах мира можно говорить только на уровне содержательной стороны концептосферы языка (а не на уровне ее формальной организации). Через язык, как средство доступа, можно частично проникнуть в концептосферу и лучше осмыслить миропонимание и поведение людей.

Большой вклад в изучение процессов концептуализации мира и отражения его в семантических категориях внесли так же и западные ученые. Центральной идеей, объединяющей многие исследования, стало представление о том, что знания людей организуются с помощью определенных структур – когнитивных моделей. Эта идея прослеживается в теории фреймовой семантики Ч. Филлмора, в теории метафоры и метонимии Дж. Лакоффа и М. Джонсона, в когнитивной грамматике Р. Ленекера, в теории ментальных пространств Ж. Факонье, и в теории прототипов Э.Рош и др. Она лежит в основе объяснения общих процессов концептуализации и категоризации и того, что обеспечивает действие этих процессов: категоризация мира и языка осуществляется с помощью определенных когнитивных моделей, или схем [см.Филлмор 1988: 52-92]; [Lakoff, Johnson: 1980]; [Fauconnier, 1994].

Теория когнитивных моделей, согласно Ж. Факонье [Fauconnier, 1994]  и Дж. Лакоффу [Lakoff 1990] включает ментальные пространства и когнитивные модели, которые эти пространства структурируют. Под ментальными пространствами понимается определенная мыслительная область, область концептуализации, которая может охватить  понимание людьми различных реальных ситуаций, прошлого и будущего, гипотетические ситуации и ситуации возможных миров, абстрактные категории. Ментальные пространства имеют сугубо когнитивный статус и не существуют вне мышления. Они существуют независимо от языка,  не создаются  языком, однако язык не может обойтись без них. 

М. Джонсон и Д. Лакофф рассматривают способы концептуализации мира с онтологической точки зрения, на базе которой они разработали теорию об универсальных принципах построения концептуальных систем на основе физиологии человека и его социального окружения, подтвердив ее на многочисленных примерах  [Johnson 1992: 345-365; Lakoff, Johnson: 1980]. Онтология процесса концептуализации, по мнению ученых, подсознательна. Индивид осмысляет и семантизирует реальность согласно тому опыту, который приобретается при взаимодействии человеческого организма с окружающей средой. М. Джонсон приходит к выводу о том, что человек понимает мир главным образом на основании своего физического опыта; физический опыт, основанный на  наших пяти чувствах, является тем, что мы понимаем буквально и многие абстрактные концепты являются расширением физических концептов. Этот опыт организуется вокруг схематических структур – образных схем (image schema). «Образная схема – это повторяющийся динамический образец (pattern) наших процессов восприятия и наших моторных программ, который придает связность и структуру нашему опыту» [Johnson 1992: 351].

Плодотворная работа ведется с целью моделирования схем построения «концептуальных сфер для отдельно взятых концептов [Croft 1993: 335-370]. Д. Эйтчинсон предлагает строить концептуальную модель, проводя границу между «языковыми концептами» (concepts in language) и «идеями в чистом виде» (pure thoughts), обращается к проблеме моделирования и организации лексикона человека, связи процессов мышления с языковыми категориями [Aitchinson 1999].

Поскольку в процессе концептуализации происходит, с одной стороны, обобщение субъективного индивидуального знания и опыта, а, с другой стороны, общего из множества индивидуальных знаний, общего для социальной группы и/или всего народа, то картина мира может также быть индивидуальной и коллективной (в силу того, что носители отдельных культур являются носителями коллективного языкового сознания, обогащенного индивидуальным опытом) [Бухаров 2001: 79].

Итак, подводя некоторые итоги обзора существующих теорий относительно соотношения языковой и концептуальной картин мира следует сделать следующие выводы: