Искусство индейской маски Северной Америки

Высока была роль женщины в обществе, потому что великим делом считалось быть матерью.

Как смогут жить и процветать люди, как сможет крепнуть народ без  женщины-матери, способной подарить племени сыновей и дочерей? Оскорбить женщину - значит оскорбить Природу и навлечь на народ несчастья, голод, мор, нищету. Поэтому именно женщине принадлежит главная исполнительная власть. Правительница и совет матерей выбирали военного старейшину рода. Все вместе они составляли совет племени.

Индейцы прерий.

Перечень племен Северной Америки  был бы неполон без упоминания индейцев Великих Равнин (прерий) - аппачей, навахо, команчей и других, которые вошли в сознание европейцев в виде злодеев в боевой раскраске с томагавками (изогнутая деревянная палица) и человеческими скальпами (военный трофей в виде кожи, снятой с головы вместе с волосами) руках.

Действительно, обычай смешивать жир  с краской и наносить эту смесь  на кожу был чрезвычайно распространен среди индейцев вообще и жителей прерий в том числе. Раскраска не просто украшала человека, а защищала его от внешнего вредоносного влияния и должна была приносить удачу. Помимо этого она содержала информацию о родовой и племенной принадлежности, общественном положении, о личных качествах и пр. Воинская окраска служила для отпугивания врагов и злых духов в бою. Из всех цветов красная краска считалась предпочтительной, за что индейцы и были прозваны краснокожими.

Реальностью жизни племени на тропе войны было снятие скальпов, но это были скальпы врагов, нарушивших нормы жизни и справедливости. Снимая с головы кожу вместе с волосом - средоточием энергии, магическую силу противника подчиняли и использовали после его смерти. Считалось, что скальпы способствовали плодородию, приносили здоровье, мощь и духовную силу. Чем могущественнее была жертва, тем больше магической силы давал ее скальп.

Охота за людьми была характерна лишь для военного времени. В обыденной жизни индейцы прерий - охотники на бизонов. Они не занимались ни земледелием, ни ремеслом, часто кочевали вслед за стадами животных, перевозя имущество на собаках. Охотились пешими, с луком и стрелами, часто используя протяжный, пронзительный вопль, сбивающий бизонов с ног (этому крику специально обучались у девушек). Такая охота была сложна и опасна, но риск стоил того - бизоны давали пищу, топливо (жир), а также кожи для одежды, лодок и переносных домов в виде конических палаток (типи). Такие дома ставились по кругу, в центре которого находилась палатка племенного совета еще материнского рода.

Несмотря на кочевой охотничий  быт, в прериях велись даже летописи. В виде рисунков, начертанных на тщательно выделанных шкурах бизонов, отмечались главные события года. Развивалось изобразительное искусство: вышивание по коже или ее разрисовка. Часто использовались символы: солнце - счастье, бабочка - вечная жизнь, глаз знахаря - наблюдение и мудрость, перья орла - вождь, рог буйвола - успех и т. д.

Образцом религиозной скульптуры могут считаться курительные трубки. Они имели различные формы и размеры, были богато орнаментированы и носили ритуальный характер. Существует легенда о том, что первая трубка была дана людям духом грома для того, чтобы они могли использовать ее при вызывании священных сил и установлении гармонии между ними и человеком. Поэтому трубка была не только символом духов, но и символом защиты. Своей энергией и силой она охраняла людей. Отсюда ее название - Трубка  Мира. Тот, кто ею владел, был другом всех индейцев и мог свободно путешествовать от племени к племени.

Племена пуэбло.

Последнюю группу составляют жители северной части юго-запада США (зуни, хохокамы, хопи и пр.). Их называют пуэбло, что в переводе с испанского означает поселение, народ. Этим словом называли не только постройки и ту область, для которой они были характерны, но и людей, населявших их.

Типичные пуэбло - это внутрискальные, многосемейные жилища, вмещающие до тысячи человек. Они имели вид замкнутого двора с отвесной внешней стороной и внутренней стеной в форме амфитеатра, ступени которого представляли собой ряды жилых построек. На склонах каньонов и в скалах создавались колоссальные сооружения в четыре-пять этажей. Правда, были и небольшие поселения.

Все пуэбло, независимо от размеров, представляли собой общины с принадлежащими им землями и охотничьими угодьями. Люди этих племен прослыли великолепными агрономами и инженерами. Используя ирригационные системы, длина которых достигала 300 миль, они получали высокие урожаи, несмотря на крайне скудные почвы. Под руками этих индейцев пустыня расцветала, повсюду зеленели посевы маиса, фасоли, хлопка и тыквы. Были приручены собаки и индейки, высоко ценившиеся из-за перьев, используемых для украшений и обрядовых целей.

Жители юго-запада были не только хорошими земледельцами и строителями, но и отменными ремесленниками. Их гончарные изделия имели кремовый, оранжевый, желтый цвета, изящную форму и рисунок, богато украшались разноцветными глинами, антропо- и зооморфными фигурами с миндалевидными глазами или просто черным геометрическим орнаментом. Эта керамика очень напоминает произведения гончаров Древнего Востока и Европы. Изготовление глиняной посуды такого качества требовало высокого мастерства и отнимало достаточно много времени - ведь ее делали без гончарного круга. Однако все затраты были оправданы, поскольку изделия из глины для индейцев пуэбло - не просто предметы обихода. Совершенством и пластикой форм, способностью вмещать в себя любое содержимое они воплощали образ Космоса. Искусство гончара отождествлялось с искусством Бога - Творца Мира и было поэтому значимым и почетным.

Среди пуэбло популярностью пользовалось и ремесло ткачей. Они делали цветные  покрывала и накидки, пояса, фартуки  и юбки, которые до сих пор славятся по всему миру.

В мире индейцев юго-запада преобладал материнский род, во главе которого стояла мать, и личная собственность наследовалась только по женской линии. Но несмотря на это, главой семьи считался мужчина. Он же выполнял жреческие функции и руководил кланом.

Мировоззрение североамериканских индейцев.

Различные племенные жизненные  стили североамериканских индейцев выливались в контрастирующие друг с другом религиозные ориентации: старые охотничьи религии и новые земледельческие.

В первом случае человек в одиночку искал помощи и защиты у сверхъестественных сил, необходимых ему в жизни и охоте. Лишь в экстремальных случаях, когда иссякали собственные ресурсы, он обращался либо к знахарю, либо к помощи коллективного ритуала. В аграрных обществах, напротив, индивидуализм подавлялся, и основными были ритуализм, кооперация и коллективизм, концентрирующие энергию членов племени для достижения общего результата.

Несмотря на различия бытовой и  ритуальной жизни индейских племен, у них была основа, которая объединяла их всех. Эти люди пребывали в общей гармонии с одухотворенной Природой, в которой существуют рядом боги и люди, животные, растения и души умерших; с природой, в которой все взаимосвязано, сбалансировано, имеет одни и те же божественные корни. Задача человека заключалась не в том, чтобы создать новую внешнюю цивилизацию, а в том, чтобы, сотрудничая со священной Вселенной, поддерживать уже существующие Красоту и Порядок.

По верованиям индейцев, Вселенная  состоит из трех основных уровней: верхнего - небесного, нижнего - подземного и среднего - земного. Они соединены так называемым Мировым деревом - моделью космоса и символом связи. Его корни уходят в преисподнюю, крона достает небо, ствол соединяет их и одновременно представляет мир людей.

2. Индейская маска в Северной Америке.

У нас нет оснований сомневаться в том, что это многообразное искусство не развивалось в одном и том же ритме от самых наиболее отдаленных своих истоков, которые остаются неизвестными. Тем не менее несколько предметов из камня, полученных благодаря раскопкам, доказывают, что это искусство могучей индивидуальности, идентифицируемое уже в его архаических произведениях, восходит к весьма древней эпохе, придавая этому термину относительную значимость, применительно к американской археологии. "Как бы то ни было, в конце XIX в. еще выстраивалась цепочка деревень на берегу и на островах от залива Аляски до юга Ванкувера. В период их наибольшего процветания племена северо-западного побережья могли сосредоточивать в себе сто — сто пятьдесят тысяч душ. На севере мы обязаны тлинкитам скульптурами, выполненными с тонким поэтическим воображением, изысканно украшенными; затем, к югу, хайда — монументальными творениями, полными строгости; цимшиан, у которых они, возможно, сопоставимы с более человеческой чувственностью; белла-кула, маски которых выражают помпезный стиль и где 
доминирует голубой кобальт; квакиутль, с разнузданным воображением, в изготовлении своих танцевальных масок предающимся изумительной открытости формы и цвета; нутка, сдерживаемым более мудрым реализмом; наконец, на крайнем юге, — сэлиш, чей весьма упрощенный стиль делается угловатым и схематичным, и у кого сглаживаются северные влияния. Для зрителей ритуалов инициации эти танцевальные маски, неожиданно раскрывающиеся двумя створками, позволяя разглядеть второе лицо, а иногда и третье позади второго, — все они запечатляли тайну и суровость, доказывали вездесущность сверхъестественного и существование мифов. Для примера можно назвать  
сумрачный облик "Ворона-каннибала", вместо хлопанья крыльев щелкающего зубами, и "хозяина морских приливов", вызывающего прилив и отлив миганием своих искусно сочлененных глаз".Ибо почти все эти маски — механические, наивные и пылкие одновременно. Игра веревок, блоков и шарниров позволяет ротовым отверстиям осмеять страхи новичка, глазам — оплакать его смерть, клюву — проглотить его. Уникальное в своем роде, это искусство объединяет в своих изображениях созерцательную безмятежность статуй. Это дарование, эта почти чудовищная способность постигать в качестве сходного то, что другие люди воспринимают различным, несомненно составляют 
исключительное и гениальное своеобразие искусства Британской Колумбии.

В большинстве своем все маски  почти одного типа. Одни были странного стиля и формы. Хотя и тщательно проработанные резцом скульптора и наделенные приставными частями, несмотря на эти выступающие части, они имели массивный вид: сделанные, чтобы держать перед лицом, а не с изнанки, едва вогнутой, просто примыкающей к рельефу. Гораздо более крупные, чем лицо, эти маски округлены сверху, но их боковые стороны, сначала искривленные, сближаются и становятся параллельными или даже наклонными друг к другу; таким образом, последняя треть приблизительно принимает вид прямоугольника или перевернутой трапеции. По нижнему краю небольшое основание совершенно горизонтально, как если бы маску отпилили с основанием, изображающим осевшую нижнюю челюсть, в середине которой свисает большой язык с вырезанным на нем барельефом либо раскрашенный красным. Примерно на треть высоты маски выступает верхняя челюсть. Непосредственно сверху — нос, часто указанный схематично либо даже отсутствующий, а чаще всего замещенный приставленной птичьей головкой с приоткрытым или закрытым клювом; две или три похожих головки возвышаются сверху маски подобно рогам. По вариациям в форме носа, в числе и расположении рогов различаются разные типы масок, названные: Бобр, Крохаль, Ворон, Сова и Весенний Лосось. Но каков бы ни был этот тип, общая форма остается одинаковой, как и форма глаз в виде двух деревянных цилиндров, вырезанных из того же куска либо приставленных и сильно выступающих из орбит. Рассматривая эти маски,  непрерывно можно поставить перед собой одни и те же вопросы. Для чего эта необычная и столь мало приспособленная для своей функции форма? Несомненно,  в том виде, в котором они дошли до нас, они выглядели неполно, ибо некогда над ними возвышалась диадема из перьев лебедя или горного орла (одни целиком белые, а другие — на концах), среди которых поднимались несколько тонких палочек, украшенных шариками из пуха, колеблющимися при каждом движении того, кто держал маску. Кроме того, низ маски располагался на большой кайме, некогда из жестких перьев. Но эти приклады, которые видны на старых фотографиях, акцентируют скорее странное своеобразие маски, не высвечивая таинственных черт ее облика: для чего этот широко открытый рот, эта отвисшая нижняя челюсть, выставляющая огромный язык? Для чего эти птичьи головки, по видимости не связанные с остальным и расположенные совсем иначе? Для чего эти выступающие глаза, образующие инвариантную черту всех типов? Отчего, наконец, этот демонический стиль, не сходный ни с чем в соседних культурах и даже в данной, где он зародился? Ученые остаются неспособными ответить на все эти вопросы. Рассмотренный с точки зрения семантики, миф обретает значение, только будучи помещен в группу из своих трансформаций; таким же образом какой-либо тип маски, рассмотренный лишь с точки зрения пластики, отвечает другим типам, контуры и цвет которых он рансформирует, обретая свою индивидуальность. Для того чтобы эта индивидуальность противопоставлялась индивидуальности другой маски, необходимо и достаточно, чтобы доминировало одно и то же отношение между сообщением, передать или обозначить 
которое является функцией первой маски, и сообщением, которое в той же либо в соседней культуре должна передавать другая маска. С этой точки зрения, следовательно, надо будет установить, что социальные или религиозные функции, приписываемые маскам различного типа, которые мы для сопоставления противополагаем, находятся между собой в том же отношении трансформации, что и пластика, графика и колорит самих масок, рассмотренных как материальные объекты. И поскольку с каждым типом масок связаны мифы, имеющие целью объяснить их легендарное либо сверхъестественное происхождение и обосновать их роль в ритуале, экономике, социальной жизни, то гипотеза, состоящая в том, чтобы распространить на произведения искусства (но которые являются не только таковыми) метод, апробированный в изучении мифов (а они также являются таковыми), найдет свое подтверждение, если в конечном счете нам удастся обнаружить отношения трансформации между мифами, обосновывающими каждый из типов маски, — гомологичные тем отношениям, что, исключительно с пластической точки зрения, доминируют между, собственно говоря, масками.                                             

Тип маски, только что нами описанной, свойственен дюжине индейских групп, входящих в лингвистическую семью  сэлиш. Эти группы занимали две территории, каждая приблизительно длиной в триста километров: к северу и к югу  от лимана реки Фрейзер и по другую сторону залива Джорджии, в восточной части острова Ванкувер. Эти 
маски обычно называют swaihwe — название, которое они носят в долине Фрейзер; термины, обозначающие ее в других местах, весьма близки, и кажется ненужным составлять их перечень, разве что для того, чтобы отметить, что в регионе Пьюджет Саунд, где эта маска неизвестна, почти идентичное слово sqweqwe обозначает потлач — род церемоний, по ходу которых хозяин распределяет богатства среди приглашенных им гостей, чтобы узаконить их присутствием свое приобщение к новому титулу или свой переход в новый статус.

В костюме держателей маски доминировал  голубой цвет. Уже упомянутая кайма  делалась из лебединых перьев, как  и юбка, как и поножи и нарукавные повязки — иногда из шкурки нырка, — надевавшиеся танцорами. Некоторые из северных групп, клаус и слайямун вместо перьев использовали какую-то блестящую и также белую солому. У масок в руке был специальный систр, сделанный из раковин морского гребешка, нанизанных на деревянный обруч.                                                                                                                                                                         

Когда индейцы желали дать праздник, то платили обладателям маски, с  тем чтобы снискать их расположение. Те танцевали, указывая пальцем на небо, чтобы призвать, как они верили, своих предков спуститься оттуда. Племя Мускем, получившие маску от групп верховья, предназначали ее для потлача, для свадеб и похорон и для церемониальных танцев, сопровождающих инициацию. В некоторых группах залива церемониальный клоун, надев немного другую маску, с копьем в руке нападал на маски swaihwe, как бы стремясь проткнуть им глаза, и танцоры делали вид, что гоняются за ним. Маски swaihwe, как и право держать их во время церемоний, принадлежали исключительно нескольким линиям высокого ранга. Эти привилегии передавались по наследству или через брак: женщина, член линии — обладательницы маски, передавала это право детям, рожденным ею от своего мужа. Так объясняется, что, происходя, возможно, из одного-единственного источника, маска оказалась распространенной начиная с континента до острова Ванкувер и от лимана Фрейзер почти на двести километров к северу и на тысячу к югу. На острове, у каучан и их соседей нанаймо, выход масок играл очистительную роль: маска "мыла" присутствующих. И повсюду в рассматриваемом ареале маски приносили удачу 
и благоприятствовали обретению богатств. Хотя эта последняя функция присутствовала повсеместно и хотя в ней можно усматривать инвариантный признак масок, мифы об ее 
происхождении отчетливо различались в зависимости от того, относились ли они к острову или к континентальному побережью.