Искусство индейской маски Северной Америки

При незначительных различиях все  группы среднего и нижнего Фрейзер  излагают одинаковое повествование. Некогда  был юноша, пораженный проказой. Даже его близкие избегали его. Несчастный решил покончить с собой, бросившись в озеро. В толще воды он наткнулся на крышу жилища, охраняемого нырками, все обитатели которого страдали от какой-то таинственной болезни (были пораженны судорогами). В обмен на собственное исцеление он излечил больных, получил девушку в жены и впервые увидел маски, систры и костюмы танцоров swaihwe. Вслед за тем он оказался чудесным образом перенесенным на то место, откуда нырял; либо бобр и лосось — названия масок — открыли ему подземный переход, выходящий наружу вблизи нынешнего города Ель. Герой отправил  свою сестру на озеро и приказал ей забросить рыболовную удочку с крючком. Она поймала и вытащила на поверхность водяных духов. Они освободились и снова ушли вглубь, оставив маску и систр. Молодые люди поместили эти драгоценные предметы в декорированную корзинку. Герой поручает носить ее своему кузену. Маска переходит в приданое сестре или дочери героя, когда та выходит замуж. Так маска распространилась на другие племена. Также говорилось, что маска попала в руки врагов. В самом деле, она была драгоценной; своего первого обладателя она наделила силой излечивать от судорог и от болезней кожи и в общем виде, говорилось «все идет легко у того, кто владеет маской».

К югу от границы Канады и США штата Вашингтон называют маску sxoaxi и придают ей несколько отличную форму: большая лицевая часть, во рту спереди нет одного или двух зубов, что позволяет носителю маски немного видеть сквозь скважину. Головка ворона с клювом, заостренным книзу, занимает место носа; кверху она продолжается человекообразной формой: возвышается круглая голова, ощетинившаяся тонкими палочками, к которым приклеен лебединый пух. Танцор, обнаженный до пояса, надевал юбку из шерсти дикой козы, поножи, сделанные из шкурки лебедя, и в руке держал систр. У всякого, кто узурпировал маску, болел различными болезнями. В танцах принимал участие церемониальный клоун. Он надевал маску — красную с одной стороны и черную — с другой, с кривым ртом и волосами, лежавшими в беспорядке. Зрители должны были не смеяться при виде его, в противном случае и они также были бы 
поражены болезнью. Этот клоун гонялся за танцорами в масках и особенно стремился проткнуть им глаза, сильно выступавшие, как и в других случаях. 

Маски sxoai представали по случаю церемоний, таких, как потлач. От этого отстранялись танцоры, имевшие покровительство духа-охранителя, из опасения как бы он, проявившись некстати, не утратил во время церемонии своего качества. Заслуживает особого внимания миф о происхождении.

Мальчик, сирота по матери, готовился  к инициации. Отец длительное время  его тренировал, предлагая ему  все виды испытаний, и запрещал даже приближаться к его единственной сестре. Та, испытывая чувство жалости, отправилась тайком повидать брата; она пообещала сопровождать его во время предстоящего испытания, чтобы помочь ему отыскать немного пищи. Она дала ему корни папоротника, но по возвращении юноша почувствовал себя больным. Подозревая какое-то непослушание, отец изгнал его и посулил ему скорой смерти. 

Герой отправился куда глаза глядят, а его тело покрылось язвами. Уверенный  в том, что пошел умирать, он решил  отправиться так далеко, чтобы  не нашли его труп. Однажды, истощенный от усталости и болезни, он остановился  у ручья. Во сне к нему явились два человека, один раскрашенный красным, а другой черным, и предсказали, что наутро он найдет двух лососей, соответственно красного и черного. Надо будет приготовить их согласно ритуалу, отварить и расположить на листе зловонной капусты, но, как бы ни хотелось, воздержаться от того, чтобы их поесть. При этом условии он больше не будет страдать от голода. Эта двухцветная пара лососей, побуждающих героя, заставляет подумать о танцоре, украшенном маской — с одной стороны красной, а с другой — черной, — и эта пара по-своему напоминает держателей маски sхоахi. Герой точно исполнил предписания своих ночных гостей; из его щек и из груди вышли лягушки и запрыгнули на лососей. Следующей ночью снова появились эти два человека; они приказали своему протеже следовать за потоком, углублявшимся в горы. Он предался течению потока — вплоть до обширного жилища, на стенах которого были прицеплены 
танцевальные костюмы. Его принял старик, извинился за то, что ничего не смог дать ему на месте: "Возвращайся в свою деревню и потребуй, чтобы провели очищение твоего дома и сплели две корзинки". На следующее утро, продолжил хозяин, сестра героя должна будет отрезать у себя три длины волос, связать их концы и погрузить в воду, подобно 
рыболовной удочке. Сестра подчинилась и потащила удочку, когда ощутила тяжесть. Она 
услышала глухой шум, шедший из толщи воды; девушка вытянула на берег маску, показавшуюся ей безобразной, к которой были привязаны два систра. Затем она выловила вторую маску; каждую из них брат положил в корзинку. Когда опустилась ночь, то перед собравшейся деревней он запел песню масок, надев ее с помощью сильных юношей, 
отобранных среди близких родственников. Впоследствии в разных деревнях в период проведения церемоний его приглашали показывать маски, и он стал очень богат.

Мы видели, что в каждом мифе фигурируют рыбы. Это не спроста, не потому ли маски уподоблены рыбам, буквально или фигурально, что у них значительно свисает язык? Один миф сэлиш, но происходящих из внутренней части, — говорит о духе вод, выловленном женщиной, которая приняла его язык за рыбу. Сопоставление более или менее отдаленных мифов нередко подтверждает такого рода трансформацию, так в племенах чинук, клакамас нижнего течения Колумбии известна людоедка, названная «язык», соответственно своему огненному языку. Пожирательница, которую рассекают рыбы с режущим плавником. Эти рыбы принадлежат, несомненно, к семейству скорпеновых. Сэлиш острова Ванкувер ведут свое происхождение от скульптуры, представляющей маску swaihwe, у которой в части, занимаемой языком, имеется рельефное изображение рыбы; тогда как от лаиллуэт до шусвап, внутри континента, предпочитают верить в акватических духов: полулюдей-полурыб. Все эти данные подсказывают двоякую близость масок swaihwe с рыбами: метафорическую, поскольку большой свисающий язык, являющийся одним из их характерных признаков, сходен с рыбой, их можно спутать; и метонимическую — ведь их вылавливают как раз за язык, за который на удочку ловят рыб: «Акватический женский монстр, — рассказывает 
другой миф кёр-д-ален, — остался там, с рыболовным крючком во рту...»

Из всего предыдущего проистекают два предварительных вывода. Мы выявили определенные инвариантные черты масок swaihwe, рассмотренных как в их пластическом аспекте, так и в аспекте мифов об их происхождении. Эти пластические инварианты включают в себя: белый цвет костюма, поскольку часто используются лебединые перья или пух; свисающий язык и выступающие глаза масок; наконец, птичьи головки, иногда замещающие нос либо возвышающиеся над головой. Если теперь мы перейдем на социологическую точку зрения, то заметим, что обладание масками либо содействие с их стороны благоприятствовали обретению богатств; что они представали в потлачах и в других профанных церемониях, но исключались из сакральных зимних обрядов; что они 
были собственностью нескольких высокородных линий и передавались исключительно по наследству или через брак. Наконец, с точки зрения семантики мифы подчеркивают двоякого рода близость масок swaihwe, с одной стороны, с рыбами, а с другой — с медью. Возможно ли понять основание этих разрозненных черт и сочленить их в систему?                                       

На острове Ванкувер группы языка  сэлиш соседствовали на западе с нутка и на севере с квакиутль. Такая близость объясняет тем, что эти два народа заимствовали у сэлиш маски swaihwe и даже имя, которое на квакиутль произносится xwexwe, или кweekwe. Выполненные в более реалистической манере, маски нутка и квакиутль изображают лицо, воодушевленное неистовой экспрессией, но с сохранением всех характеристик, знакомых нам у swaihwe. Некоторые экземпляры, происходящие от 
квакиутль, разрисованы белым и в верхней части содержат стилизованные мотивы, напоминающие перья, которыми украшены такие же маски у сэлиш. И у масок xwexwe, нутка и квакиутль, свисающий язык, выступающие глаза и отростки в форме птичьих головок — иногда они более своенравно размещены. Танцоры держат систр, идентичный с систром swaihwe. Невозможно усомниться, что речь идет об одной и той же маске, переданной в менее строгом, но более лирическом и взволнованном стиле. Квакиутль ассоциировали маски xwexwe с подземными толчками. Считалось, что их танцы сотрясали землю, что было определенным средством приведения хаматса, то есть новообращенного в более высокое братство, а именно братство «каннибалов». Во время инициации новичок, становившийся свирепым и диким, удалялся в лес, и требовалось добиться того, чтобы он вернулся и снова водворился в деревенском сообществе. Эта ассоциация между xwexwe и подземным толчком проявилась уже в мифах сэлиш и, что любопытно, она проливает свет на символику систров, которыми снабжены танцоры, как, впрочем, и на символику колеблющегося древка, украшенного шариками из пуха, венчающими маску у сэлиш.

В работе «От меда к пеплу» я привлек внимание к тому, как Плутарх объясняет роль систров у древних египтян: «Систр дает понять, что надо, чтобы вещи встряхивались и никогда не переставали трястись, как бы пробуждались и содрогались, как если бы они уснули и ослабли». Систр был символом божества с сомкнутыми бедрами, «таким образом, что как бы из стыдливости он пребывал в уединении, но Исида их разрезала и поделила их с ним сообща — заставив его двигаться правильно и к своему удовольствию». Вспомним о герое, которого в мифах о происхождении swaihwe болезнь делает калекой, а также о демиурге у индейцев каража — связанном, чтобы, будучи свободным в своих движениях, он не разрушил землю. По свидетельству г-жи Глории Кранмер Уэбстер, хранителя музея антропологии Ванкувера и по происхождению квакиутль, маски xwexwe, начав свой танец, уже не желали останавливаться; требовалось физически принуждать их. Они также мешали детям ухватить подарки, подбрасываемые в воздух во время спектакля.

Чтобы дать представление о происхождении  масок у квакиутль, имелось два типа повествований: одни откровенно мифологические, а другие — скорее легендарного характера. В значительном согласии с исторической истиной эти последние повествования относятся к бракам, заключавшимся с комокс — народностью сэлиш, смежной с южными квакиутль на острове Ванкувер. Одно из повествований берет начало с того момента, как вождь региона Форт Руперт, территории подгруппы квакиутль, объявил через своего вестника, что хочет жениться на дочери вождя комокс. Сразу после этого заявления он с многочисленным войском поплыл по морю. Комокс оказали ему хороший прием, приняли свадебные подарки, занимавшие две лодки, а невеста упаковала свои вещи. Тут послышался шум грома, и в то же время зазвучали раковинные систры. Появились четыре человека в масках и принялись танцевать. Во время последовавшего за тем пира квакиутль впервые отведали камас (вид пищи). Вождь комокс приказал, чтобы «успокоили» маски, а затем он передал их в дар своему зятю. Тот получил также новое имя и двадцать сундуков камас, которыми по возвращении угостил своих сородичей. Затем он приказал им танцевать swaihwe. Жена родила ему троих детей, но после рождения четвертого супруги расстались; жена возвратилась в свою родную деревню с двумя детьми и с правом исполнять для комокс несколько танцев из зимнего церемониала квакиутль. Двое детей носили имена квакиутль, которые через них и «пришли» впервые к комокс.

Другое легендарное повествование  касается двух комокс, которые отправились к квакиутль в надежде добыть женщину для своих внука и сына. Претендент был благосклонно принят, получил новое имя и подарок - маску сисиула — змея с двумя головами, которую он мог использовать в танце перед своими родственниками комокс, 
никогда прежде ее не видевшими. Сам он устроился у квакиутль, но его отец взялся передать комокс маску сисиула. С этой поры индейцы проводят зимний церемониал, куда входит и танец сисиула.

Итак, если маски xwexwe у сэлиш дают богатство людям, то эти же маски  
у квакиутль по-другому проявляют свой мерзкий характер, препятствуя детям собирать подарки, подброшенные в воздухе. 
 
         Достаточно сформулировать а priori условия, которым должна будет удовлетворять эта идеальная маска, чтобы распознать ее реальное существование. Итак, следующая маска про которую я расскажу, будет маска, называемая dzonokwa, имеющаяся у квакиутль, а в то же время и во  многих других племенах. Впрочем, повествования квакиутль, имеющие легендарный разворот, устанавливают связь между двумя типами: герой одного из этих повествований, которому удается мирная победа над масками xwexwe , — сын сверхъестественного существа Dzonokwa, и его магическая сила особенно зависит от способности издавать крик подобно своему родителю.

В более общем виде термин dzonokwa обозначает класс сверхъестественных существ, чаще всего женских существ. Поэтому будем использовать это слово в женском роде. Dzonokwa живут в самой чаще леса, это свирепые великанши, а также людоедки, похищающие у индейцев детей, чтобы съесть их. Вместе с тем они поддерживают с людьми двойственные отношения — то враждебные, то наделенные определенным сотрудничеством. Ваятелям квакиутль нравится изображать Dzonokwa; известны и ее многочисленные маски, с характерными чертами, позволяющими легко ее идентифицировать.

Эти маски — черные или, скорее, в их декоре превалирует черный цвет. Чаще всего у них отделка из черной шерсти, изображающей волосы, бороду, усы (чем украшены даже женские экземпляры), а держатели масок накрывались черной накидкой либо медвежьим мехом или мехом темной масти. Вместо выступающих и вытаращенных глаз, какие у масок swaihwe, глаза, погруженные в глубь орбит, пустые либо полуприкрытые. На деле вогнутость не ограничивается глазами: щеки также алые и аналогично — другие части тела, когда Dzonokwa изображается стоящей.

Один из мифов квакиутль выводит  героя, «увидевшего в реке утес, изрытый впадинами. Он увидел, что дыры были глазами Dzonokwa. Он нырнул в воду, в глаза Dzonokwa». Согласно другому мифу, череп Dzonokwa служит ванной. Церемониальные блюда, иногда огромные, символизируют людоедку. Основное блюдо вырезано на месте живота персонажа, спящего на спине, согнув ноги. Это как бы сервировка стола, где вогнутые предметы соответственно изображают лицо, грудь, пупок и коленные чашечки.

Рот у масок и других изображений  не широко раскрыт, а, наоборот, наморщен от надувания губ, производимого чудищем в момент испускания им своего характерного крика «у! у!». Эта позиция губ исключает, чтобы язык был высунут либо даже видим.

Вспомним, что, согласно сэлиш, прототипы  масок swaihwe происходят с неба либо из толщи воды, иначе говоря, сверху либо снизу. Людоеды или людоедки, как известно, происходят с гор либо из леса, издалека. С точки зрения функциональной маски swaihwe представляют предков: они воплощают социальный порядок, в оппозиции к Dzonokwa,        которые представляют не предков — ведь, по определению, это творцы следующих за ними поколений, — но похитители или похитительницы детей, препятствующие этому следованию. Во время танцев маскированный персонаж стремится ослепить маски swaihwe ударами копья. Как объясним ниже, Dzonokwa слепа либо поражена дефектом зрения и сама стремится ослепить, налепляя смолу на веки тем детям, которых она похищает, неся их в корзине, тогда как маски swaihwe сами переносятся в корзинке. Наконец, если маски swaihwe никогда не появляются во время зимних сакральных ритуалов, то маски dzonokwa по праву принимают там участие.