Алексей Петрович Бестужев-Рюмин

Связи руководителя российского  внешнеполитического ведомства  с видными сановниками и иностранными дипломатами отразились в источниках. Имена же служителей главы Коллегии (секретарей, камердинеров, курьеров, лиц, выполнявших особые поручения, и т. д.) практически неизвестны. Сохранилось свидетельство П. И. Рычкова, которому в 1751 г., на начальном этапе его карьеры, оказал покровительство А. П. Бестужев53. Неясно, было ли оно вызвано ходатайством некоего влиятельного вельможи перед канцлером или же явилось следствием службы или какой-то услуги Рычкова. В записках польского дворянина, имя которого неизвестно, рассказывается о том, как автор поступил на службу к Бестужеву. Дворянин оказался на одном из таких вечеров у Бестужева, и в игре заложил банк на большую сумму. Это заинтересовало хозяина дома. Канцлер пригласил его для беседы в свой кабинет, выяснил все подробности карьеры игрока. Последнему было предложено переписать бумагу, только что написанную на 4 листах по-французски Бестужевым. Канцлер остался доволен проделанной работой. Дворянин был принят на службу и стал выполнять тайные поручения в Нарве и Шлиссельбурге. Готовность рисковать и образованность этого дворянина послужили критериями, обусловившими данный выбор. Дворянин прослужил полгода: "Граф Бестужев не оставлял меня без дела: я имел тайные и щекотливые поручения в Нарве и в небольшой Шлиссельбургской крепости. Дабы я не нуждался в средствах, его сиятельство снабжал меня время от времени деньгами от 50 до 100 рублей"54.

В начале 1755 г. английский посланник М. Гюи Дикенс сообщил об уменьшении кредита главному канцлеру. "Канцлер никогда не видит императрицу и никогда не говорит с ней... Все делается письменно: он адресует свои депеши молодому фавориту Ивану Шувалову, который передает их государыне тогда, когда она в настроении заниматься делами". Вице-канцлер гр. М. И. Воронцов не только упрочил свое положение при дворе и в Коллегии, но и втайне от А. П. Бестужева вел переговоры с французскими дипломатами, однако внешнеполитический курс России по-прежнему определялся пристрастиями канцлера.

Но вскоре ему был нанесен  сокрушительный удар: Англия и Пруссия  подписали Уайтхоллский договор (январь 1756 г.), который разрушал подписанную несколькими месяцами раньше союзную англо-российскую конвенцию, направленную против Пруссии. В то же время руководители Австрии и Франции пошли на сближение. Произошла так называемая "дипломатическая революция", которая разрушила "систему" Бестужева55. К середине лета 1756 г. канцлер, как-будто восстановил утраченное им влияние, хотя на самом деле определяющая роль во внешних делах все более и более переходила к вице-канцлеру. Именно с ним вели переговоры австрийские и французские дипломаты.

А. П. Бестужева продолжали преследовать финансовые трудности. Фридрих II через британского посланника Уильямса попытался подкупить российского  канцлера, предложив тому в обмен  за получение денег "усмирить свою ненависть к Пруссии". Канцлер  ответил отказом. Установлено, что  в ноябре 1755 г., австрийский представитель  Н. Эстергази, передал канцлеру 2 тыс. дукатов. Вероятно, в 1756 г. русский министр воспользовался также поддержкой английского двора (в Лондоне было решено дать ему пенсию 2,5 тыс. фунтов)56.

Канцлера окружали недоброжелатели, которые энергично интриговали  против него. Со своей стороны, он принимал, как ему представлялось, достаточные  меры для нейтрализации соперников. Но здоровье императрицы ухудшалось. Будучи дальновидным политиком, А. П. Бестужев задумывался о престолонаследии. Уже в начале 1750-х гг. он изменил  свое отношение к "молодому двору" и, прежде всего, к вел. кн. Екатерине Алексеевне. В 1756 г. замыслы канцлера приобрели четкие очертания. Екатерина Алексеевна отмечала в "Записках", что она не относилась к этому серьезно, но "не хотела противоречить упорному старику" ". Исследователи интерпретируют их сближение по-разному. Одни предполагают, что А. П. Бестужевым был составлен план совершенного устранения от престола Петра Федоровича. С. М. Соловьев считал, что на Екатерину Алексеевну рассчитывали как на соправительницу мужа. Современные исследователи отмечают, что А. П. Бестужев-Рюмин и Екатерина Алексеевна совместно разрабатывали план захвата власти, но их беседы не носили заговорщический характер58. Обе группировки (Бестужева и Шуваловых) могли надеяться на С. Ф. Апраксина. Однако "партийные" связи не означали, что за ним спиной стоит военная сила, готовая сражаться за власть. Поэтому все проекты остались "на бумаге". Здесь можно усмотреть некоторое сходство с положением цесаревны Елизаветы весной 1741 г., когда некая "партия" оказывала поддержку и ряд вельмож сочувствовал ей.

Все эти замыслы оставались тайными до начала 1758 года. Н. Эстергази в 1756 - 1757 гг. писал о прочности положения А. П. Бестужева59. Однако позиции М. И. Воронцова и его роль в Коллегии иностранных дел усиливались. Противники и соперники Бестужева при дворе оказались сильнее - канцлер допускал ошибки и промахи. Против него составился заговор, во главе которого стоял вице-канцлер. Отступление русской армии, которой командовал С. Ф. Апраксин, близкий к руководителю Коллегии, совпало с ухудшением здоровья Елизаветы Петровны (сентябрь 1757 г.). Императрице сообщили, что фельдмаршал переписывается с Бестужевым и вел. кн. Екатериной Алексеевной. Решающим оказалось обращение к государыне вел. кн. Петра Федоровича с жалобами на канцлера. 14 февраля 1758 г. А. П. Бестужев-Рюмин был взят под стражу. Советник французского посольства Мессельер вспоминал, что канцлер во время ареста "улыбался сардонически"60. Польский дипломат С. -А. Понятовский отмечал, что российский министр "не выказал ни страха, ни отчаяния", был спокоен и "почти весел, даже угрожал своим врагам"61. В тот же день были арестованы лица, близкие к канцлеру и Екатерине Алексеевне: бриллиантщик Бернарди, адъютант гр. А. Г. Разумовского И. П. Елагин, учитель русской словесности В. Е. Ададуров, голштинский советник Штамбке, генерал-квартирмейстер Вермач (все они впоследствии были сосланы). Была создана следственная комиссия. Ее возглавили кн. Н. Ю. Трубецкой, А. Б. Бутурлин, гр. А. И. Шувалов. Протоколы допросов было поручено вести конференц-секретарю Д. В. Волкову.

Дело выглядело странным. После ареста стали устанавливать  вину этих лиц. Только 27 февраля 1758 г. был  опубликован манифест об аресте бывшего  канцлера. В нем отмечалось, что  его поведение "всегда было раздражающим", и он "всегда совершал безбожные  и бесчеловечные поступки". Его  обвиняли в том, что он "в государство  вводил соправителей и сам соправителем сделался", не исполнял указы (или  противился их исполнению) "для прихотей своих"62. Дипломат подвергся "опале  по подозрению", так как сумел  уничтожить все компрометировавшие его документы и лишил следствие  улик63. Разбирательство дела продолжалось полтора месяца и то лишь потому, что канцлер давно давал Елизавете  поводы к неудовольствию и раздражал  ее.

А. П. Бестужеву задали следующие  вопросы: какой характер имели его отношения с великим князем и великой княгиней; что обозначал совет Екатерине Алексеевне "поступать смело и твердо"; для чего он стремился добиться "предпочтительной милости" у великой княгини; в чем суть переписки с С. Ф. Апраксиным; почему имели место столь частые конференции с польским дипломатом С. -А. Понятовским и с голштинским советником Штамбке; сумел ли он предупредить об аресте ювелира Бернарди. Бестужев отрицал какие-либо серьезные переговоры и заговоры. Он настаивал на том, что в отношениях с Екатериной Алексеевной "не искал себе милости" и желал лишь утвердить ее в "правильных суждениях" о прусском короле, политике Швеции и Франции. Слова "смело и твердо" означали совет в отношении ее переписки с С. Ф. Апраксиным: если в письмах великой княгини нет ничего предосудительного, то она может продолжать писать к фельдмаршалу. Опытный царедворец утверждал, что не успел кого-либо предупредить и не знал об аресте Бернарди64. На повторных допросах следствие больше интересовали контакты руководителя Коллегии с польско-саксонскими дипломатами.

17 апреля 1758 г. следственная  комиссия представила отчет. Было  признано, что "дело не докончено". Бывший канцлер обвинялся в  том, что жаждал большей власти - "не разбирал он путей и  способов, какими достигнуть любимое свое желание, поэтому присвоил себе власти больше, чем надлежало, а все свои труды употребил на интриги". Было установлено, что А. П. Бестужев вмешался "в имперскую переписку с Апраксиным" и тем самым, во-первых, оскорбил особу, обладающую высшей властью; а во-вторых, совершил преступление "противу царства, должности и присяги". Доказательств злого умысла против жизни и благополучия Елизаветы Петровны найдено не было65. Таким образом, наличие заговора против царствующей императрицы с целью захвата власти не подтвердилось. Однако следствие продолжалось еще год. Дознавателей интересовали долги бывшего канцлера, подарки, которые он получал от великой княгини Екатерины Алексеевны, его участие во внутренних делах Голштинии.

Долги Алексея Петровича  были огромны. Особенно велики были суммы, взятые из казны. 3 марта 1749 г. из "субсидных" денег, находившихся в распоряжении Коллегии, ему было выдано "на личные нужды" 15 тыс. рублей. 9 марта 1754 г. Елизавета Петровна распорядилась о выдаче канцлеру 50 тыс. руб. (ежегодно он должен был возвращать по 5 тыс. рублей, но ни копейки не вернул). В середине 1750-х гг. с московского почтамта было взято 6141 руб. 37 копеек. Подобные займы могли, по-видимому, иметь место и на других почтамтах. Для печатания книг и планов в Академии наук А. П. Бестужев занял 543 руб. 90 копеек. С 1747 г. сохранялся долг за "иллюминацию и магазины к ней" в размере 963 руб. 65 1/2 коп., взятых в канцелярии артиллерии и фортификации. Главная полицмейстерская канцелярия не дополучила с дворов старого графа 461 руб. 84 1/2 копеек.

На содержание Бестужевых-Рюминых  в ссылке деньги были отпущены из Камер- и Штатс-конторы, а также из конторы консификации. Доходы с имений за 1759 г. не покрыли всех расходов, и к 1760 г. долг А. П. Бестужева увеличился еще на 2,5 тыс. рублей. В 1760 г. задолженность бывшего канцлера казне и различным государственным учреждениям составляла 75610 руб. 76 3/4 копеек. Было принято решение продать вещи опального дипломата и его дома на берегу Невы, а также в Москве. Петербургский особняк оценили в 30 тыс. руб. При Петре III этот дом был передан в распоряжение Сената. Тогда же Каменный остров был признан собственностью казны. Вещевые аукционы принесли казне доход в 13445 руб. 87 1/2 копеек. Впоследствии, правда, выяснилось, что лица, занимавшиеся имуществом Бестужева, сами совершили крупные хищения. Их доход составил не менее 30 тыс. рублей. Партикулярные долги опального министра также были значительны (138514 руб. 67 копеек)66. Но если государству удавалось немного восполнять недостачу, то частным лицам надеяться было не на что.

5 апреля 1759 г. был опубликован  манифест об окончании работы  следственной комиссии. В нем говорилось, что А. П. Бестужев-Рюмин присвоил себе решение многих дел и "искал способы распространить свою власть", не исполнял повеления, которые противоречили его желаниям, полученные сведения "для своих видов таил", рассылал свои повеления и "делал себя через то соправителем", "обносил злостными вымышлениями" великого князя и наследника престола Петра Федоровича и его супругу67. Эти обвинения свидетельствовали не только о необычайной вовлеченности бывшего канцлера в придворные интриги, но и о его внешнеполитическом курсе. А. П. Бестужев был приговорен к смертной казни, которую заменили ссылкой в д. Горетово Можайского уезда, куда вместе с ним отправились его жена и сын. В деревне опальный министр через своих людей вступил в переписку с богатым заводовладельцем П. А. Демидовым, надворным советником У. Ларионовым и духовником Елизаветы Петровны Ф. Я. Дубянским68, с помощью которых он надеялся вернуть себе былое положение.

Английский посланник  Р. Кейт в донесении от 30 марта 1758 г. уверял британского министра, что при дворе усилилось господство французской "партии" и "сам вице-канцлер пляшет под дудку французского посла". Но французский дипломат Л'Опиталь с горечью сообщал в Версаль, что "ничего не изменилось" и "несмотря на отсутствие Бестужева, мы всего лишь имеем на одного врага меньше"69.

А. П. Бестужева-Рюмина на посту  канцлера сменил М. И. Воронцов. Он подал  Елизавете доклад о преобразовании Коллегии иностранных дел, утверждая, что в ней при его предшественнике  царил беспорядок. Руководствуясь Генеральным  регламентом о коллегиях, следовало  все дела решать коллегиально, назначить  экспедиции, каждому указать его  должность. Он ликвидировал особую канцелярию, находившуюся в доме Бестужева. Помощниками  нового канцлера стали два конференц-министра. Для докладов императрице назначался один день в неделю70. Впрочем все это не возродило принцип коллегиальности.

Ссылка бывшего канцлера закончилась летом 1762 г., когда к  власти пришла Екатерина II. 12 июля опальный дипломат прибыл в Петербург. За 30 верст  от столицы его встречал гр. Г. Г. Орлов71. Не все обрадовались возвращению  А. П. Бестужева. При дворе ходили разговоры о его слабом здоровье и неспособности заниматься делами. Поэтому 7 августа А. П. Бестужев обратился  к Екатерине II с просьбой об опубликовании  оправдательного манифеста. Его  составление было поручено Н. И. Панину. В те же дни о содействии Бестужев писал к своему племяннику, кн. М. Н. Волконскому, пользовавшемуся расположением  новой правительницы72. Наконец, 31 августа вышел манифест, оправдывавший опального дипломата. В нем говорилось, что Елизавета Петровна в 1758 г. была введена в заблуждение его врагами. Бестужеву было возвращено графское достоинство, пожалован ежегодный пенсион в размере 20 тыс. рублей. В тот же день он был произведен в генерал-фельдмаршалы и назначен членом Императорского совета73. Однако гр. М. И. Воронцов сохранил пост канцлера.

В 1762 - 1763 гг. А. П. Бестужев-Рюмин  участвовал в выработке внешнеполитической программы Екатерины II и в придворных интригах. Тогда при дворе сложились  две политических группировки, одну возглавлял Н. И. Панин, другую - братья Орловы74. Бывший канцлер являлся  активным членом "партии" Орловых. А. П. Бестужев не достиг того влияния  при дворе, которое имел в 1740 - 1750-х  годах. Он был слишком обязан фавориту государыни и его братьям. Императрица  признавалась в письме к С. -А. Понятовскому: "Бестужев почти не имеет кредита у меня, и я советуюсь с ним лишь для виду". Это отмечал и австрийский посланник гр. Мерси д'Аржанто75. С 1764 г. А. П. Бестужев отошел от дел, потерпев очередное поражение в придворной борьбе (он отстаивал идею брака императрицы с Григорием Орловым).