Декабристы. Их роль в истории России

31 декабря  в 12 часов дня Муравьев собрал солдат на площади. По его приказу полковой священник прочел перед фронтом революционный "катехизис". Этот агитационный документ, написанный в форме вопросов и ответов, сочинен был Сергеем Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым. После чтения "катехизиса" восставшие черниговцы отправились в брусиловском направлении к Мотовиловке. Вечером роты Черниговского полка вступили в это местечко. Переночевав в Мотовиловке, восставшие не двинулись, однако, дальше. Была объявлена "по случаю Нового года" дневка.

В распоряжении Муравьева здесь было уже около  тысячи человек. В Василькове к двум приведенным Муравьевым ротам присоединились еще три — 2-я, 4-я и 6-я мушкетерские. 1 января утром в Мотовиловку поручик  Быстрицкий привел 2-ю мушкетерскую роту, которая с готовностью присоединилась к восставшим.

В Мотовиловке  как солдаты, так и руководители восстания имели возможность  убедиться в том сочувствии, которое  встречает их борьба со стороны украинских крепостных крестьян.

2 января  утром восставший полк оставил Мотовиловку, взяв направление на Белую Церковь, а не на Брусилов, как это предполагалось раньше. Изменение направления в сторону Белой Церкви, т. е. отказ от первого и третьего вариантов плана, которым Муравьев отдавал предпочтение, и выбор второго, который казался ему вначале наименее выгодным, объясняется рядом моментов.

Вопрос  о выборе киевского или житомирского направления должен быть разрешен, как мы уже знаем, в Брусилове. Но, остановившись на ночевку в Мотовиловке, Муравьев, судя по некоторым данным, утром 2 января получил сведения, что движение на Брусилов не только не безопасно, но при создавшихся условиях совершенно бесцельно.

2 января  утром в Мотовиловку приехал  офицер Черниговского полка Маевский.

1 января, в тот же день, когда Муравьев с таким нетерпением ждал возвращения своего посланца, Мозалевский в момент выезда из Киева был арестован.

Ничего  не зная о судьбе Мозалевского, Муравьев, однако, понял, что движение на Киев столь же неосуществимо, как и  движение на Житомир через Брусилов, поэтому было решено двинуться на Белую Церковь, где Муравьев рассчитывал на присоединение 17-го Егерского полка.

В 4 часа дня 2 января Черниговский полк занял  деревню Пологи, расположенную в 15 верстах от Белой Церкви.

3 января 1826 г. Черниговский полк оставил Пологи и направился вновь на Ковалевку и Трилесы, откуда он начал свое движение, намереваясь дойти до Житомира. Таким образом вновь всплыл третий вариант плана, к тому же теперь мало реальный ввиду значительной потери во времени.

Во второй половине дня на пути из Ковалевки в Трилесы Черниговский полк внезапно был обстрелян картечью. Это был отряд генерала Гейсмара, посланный для разгрома черниговцев. "Первый картечный выстрел, — рассказывает Горбачевский, — ранил и убил несколько человек. С. Муравьев хотел вызвать стрелков; новый выстрел ранил его в голову, поручик Щепилло и несколько рядовых пали на землю мертвыми. С. Муравьев стоял, как бы оглушенный, кровь текла по его лицу. Он собрал все свои силы и хотел сделать нужные распоряжения, но солдаты, видя его окровавленным, поколебались; первый взвод бросил ружья и рассыпался по полю; второй следовал его примеру; прочие, остановясь сами собою, кажется, готовились дорого продать свою жизнь. Несколько метких картечных выстрелов переменили их намерение... Мужество солдат колебалось: Сухинов, Кузьмин и Соловьев употребили все усилия к возбуждению у них прежних надежд и бодрости... но все было тщетно. Вид убитых и раненых, отсутствие С. Муравьева нанесли решительный удар мужеству восставших черниговцев: они, бросив ружья, побежали в разные стороны".

Шесть дней миновало с того момента, как восстала 5-я мушкетерская рота Черниговского  полка. За эти шесть дней ненамного  возросла численность восставших и  не велик был путь, ими пройденный. Из Трилес 19 декабря выступила одна рота, в Трилесы 3 января возвращались шесть рот все того же Черниговского полка. В маршруте движения восставших повторяются названия одних и тех же населенных пунктов. Руководители движения думали о походе на Киев, они стремились к Житомиру или, в крайнем случае, к Белой Церкви, а в то же время, в сущности, так и не вышли из района мелких поселков, где был расположен Черниговский полк.

В чем  же причины неудачи восстания  Черниговского полка?

Мне кажется, что общие причины неудачи  восстания в Петербурге, продолжавшегося несколько часов, и восстания на юге, продолжавшегося несколько дней, совершенно тождественны. И в том, и в другом мы наблюдаем полное игнорирование основных принципов, обеспечивающих успех вооруженного восстания:

"1. Никогда  не играть с восстанием, а, начиная его, знать твердо, что надо идти до конца.

2. Необходимо  собрать большой перевес сил  в решающем месте, в решающий  момент, ибо иначе неприятель, обладающий  лучшей подготовкой и организацией, уничтожает повстанцев.

3. Раз  восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. "Оборона есть смерть вооруженного восстания".

4. Надо  стараться захватить врасплох  неприятеля, уловить момент, пока  его войска разбросаны.

5. Надо добиваться ежедневно хоть маленьких успехов (можно сказать: ежечасно, если дело идет об одном городе), поддерживая во что бы то ни стало "моральный перевес".  

Мне кажется, что отказ накануне восстания  некоторых офицеров, связанных с  тайным обществом, поддерживать своими силами черниговцев или их преждевременный арест, неминуемый при пассивности солдатской массы, оставшейся вне поля зрения декабристов, означал, что часть, в которой данный офицер служил, не только не примет участия в движении, но и сможет быть использована для его подавления.

Непосредственно столкнувшись в Мотовиловке с  сочувственными отношениями крепостных крестьян, сообщив им, что борются  они "за волю", руководители восстания, однако, не приняли никаких мер  для привлечения крестьян к активному участию в движении. А ведь к этому имелись все предпосылки, и не случайно в 1826—1827 гг. Украина и, в частности, район, где проходил Черниговский полк, стали ареной активных крестьянских выступлений. 

IV. СУД  НАД ДЕКАБРИСТАМИ

"Какими  красками описать отвратительный вид, который представляли царь и его дворец в эти часы, посвященные мести?!"

Декабрист А. М. Муравьев

Аресты  в Москве продолжались весь январь 1826 г. Последним 27 января был арестован  В. С. Норов. Всего, как установлено, в Москве было арестовано по делу декабристов 28 человек; 4 февраля через Москву в Петербург провезли арестованного Грибоедова. А потом наступил неправедный суд...

Жестокость  нового императора не знала границ. "Если явилась бы необходимость, я приказал бы арестовать половину нации ради того, чтобы другая половина осталась незараженной", — цинично заявлял он, когда ему напоминали о снисхождении. Чем больше привозили в Петербург закованных в кандалы декабристов, тем быстрее проходил у Николая I страх за свой престол. Теперь он сам хотел руководить следствием, опасаясь, как бы без него следственный комитет не оказался слишком либеральным. Поэтому в следственный комитет вошли девять вернейших царю сановников, в том числе брат, великий князь Михаил Павлович, и "6 генерал-адъютантов, по званию и по душе усердных николаевских холопов".

Несмотря  на все унижения, которым Николай I и члены следственного комитета старались подвергнуть заключенных  Петропавловской крепости, большинство  узников держалось на допросах с  достоинством и честью.

"Я  никогда не был изменником  моему Отечеству, которому желал  добра, которому служил не из-за  денег, не из-за чинов, а по  долгу гражданина...", — с гневом  сказал С. Г. Волконский генерал-адъютанту  Дибичу, назвавшему его изменником. За оскорблением следовали и прямые угрозы: "Я вас в крепости сгною...", — закричал Николай I на Ивана Александровича Анненкова, отказавшегося на допросе выдать своих товарищей по обществу. Иногда император особенно хитрил, выступал как умелый инквизитор с хорошими артистическими задатками. Он разыгрывал на допросах мелодрамы, внешне начинал жалеть допрашиваемого, особенно если перед ним находился совсем молодой человек. "Что вы, батюшка, наделали? — говорил он елейным голосом поручику Александру Гангеблову. — Вы знаете, за что вы арестованы?.. Я с вами откровенен, платите и вы мне тем же..."* Все методы были пущены в ход, и иногда это достигало цели.

Но те из декабристов, кто был постарше и хорошо знал царские "милости", не поддавались ни посулам, ни угрозам  нового императора. Так, свой первый разговор с Николаем I Иван Дмитриевич Якушин запомнил во всех подробностях на всю жизнь: "Что вам угодно, государь, от меня?" — "Я, кажется, говорю вам довольно ясно: если вы не хотите губить ваше семейство и чтобы с вами не обращались как со свиньей, то вы должны во всем признаться". — "Я дал слово не называть никого; все же, что знал про себя, я уже сказал его превосходительству", — ответил я, указывая на Левашова, стоящего поодаль в почтительном положении. "Что вы мне с его превосходительством и с вашим мерзким честным словом!" — "Назвать, государь, я никого не могу!" Новый император отскочил три шага назад, протянул ко мне руку и сказал: "Заковать его так, чтобы он пошевелиться не мог". 

Но были среди арестованных люди, вызывавшие особенное пристрастие следственного комитета. Больше всех допросов и очных ставок было у схваченного в Тульчине 13 декабря 1825 г., накануне восстания в столице, командира Вятского пехотного полка полковника Павла Ивановича Пестеля. Царь и его приближенные быстро поняли роль и значение Пестеля как вождя всего революционного движения, поэтому считали его особенно опасным "государственным преступником". "Никто из подсудимых не был допрашиваем в комиссии более него; никто не выдержал столько очных ставок, как опять он же; и везде и всюду он был верен себе самому. Ничто не поколебало твердости его", — вынужден был признать мужество Пестеля и очевидец всего происходящего протоиерей Мысловский. Царские слуги хорошо понимали, что, окажись Пестель 14 декабря на Сенатской площади, — неизвестно, кто бы кого допрашивал.

С тяжелой  раной на голове, закованный в кандалы, был доставлен в Зимний дворец Сергей Иванович Муравьев-Апостол, руководитель восстания Черниговского полка. Несмотря на сильные страдания, он также  мужественно держался на допросах, полностью убежденный в правоте своего дела.

"Одаренный  необыкновенным умом, получивший  отличное образование... он был  в своих мыслях дерзок и  самонадеян до сумасшествия, но  вместе скрытен и необыкновенно  тверд", — писал о Муравьеве-Апостоле много лет спустя сам император Николай I.

Судьба  декабристов была предрешена Николаем I, его личным отношением, степенью антипатии  к каждому подсудимому, а также  воздействием на императора родственников  и друзей несчастных узников. Результатом  работы суда стал список, состоящий из ста двадцати одного "государственного преступника", разделенных на одиннадцать разрядов, по степени виновности.

Вне разрядов были поставлены П. И. Пестель, К. Ф. Рылеев, С. И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин  и П. Г. Каховский, "осуждаемые к смертной казни четвертованием". В число тридцати одного "государственного преступника первого разряда, осуждаемых к смертной казни отсечением головы", вошли многие, связанные с Москвой декабристы-северяне: С. П. Трубецкой, Е. П. Оболенский, В. К. Кюхельбекер, Н. М. Муравьев, И. И. Пущин, И. Д. Якушин, южане — М. И. Муравьев-Апостол, В. П. Давыдов, С. Г. Волконский и другие члены тайных обществ, дававшие личное согласие на цареубийство, а также проявившие наибольшую активность в период восстания как в Петербурге, так и на юге. К ссылке на вечную каторгу приговаривались В. И. Штейнгель и Г. С. Батеньков. Большая часть членов Московской управы, среди которых были М. М. Нарышкин, М. А. Фонвизин, П. А. Муханов и некоторые другие, попали в четвертый разряд и были осуждены на 15 лет каторжных работ с дальнейшим поселением в Сибири.

И хотя чуть позже для первого разряда  смертная казнь была заменена вечной каторгой, такой суровой расправы над декабристами не ожидал никто. И  самые ярые приверженцы монархии увидели жестокость нового императора. "Даже мой отец, — вспоминал А. И. Герцен, — несмотря на свою осторожность и на свой скептицизм, говорил, что смертный приговор не будет приведен в действие, что все это делается для того, чтобы поразить умы. Но он, как и все другие, плохо знал юного монарха".

Сразу же после свершения казни Николай I со всеми приближенными едет на коронацию в Москву, словно хочет  спастись от преследования теней  повешенных, укрыться за толстыми кремлевскими стенами. 19 июля московское духовенство устраивает ему в Кремле "очистительное молебствие". Но не все было спокойно в многосотенной толпе народа, окружившего соборную площадь Кремля. Тут и там шныряли при полной форме и переодетые полицейские.