Характер присоединения Сибири в новейшей отечественной историографии

Кроме того, надо учитывать не только все обстоятельства «добровольного вхождения», но и то, что стороны по-разному понимали и оценивали те формулы подчинения, которые были заложены в присяги  и договоры, и придавали им далеко не адекватное содержание и смысл. В  этом отношении сошлемся, в частности, на интересное наблюдение, сделанное  Г. П. Самаевым по поводу принесения в Томском остроге в 1609 г. шерти князцом ак-теленгитов Абаком. Самаев указал на то, что русские расценили это как принятие Абаком подданства (хотя тот и отказался платить ясак), а сам Абак как равноправный союз: «Многие слова из шерти, якобы произнесенные Абаком в остроге, представляют скорее иллюзию томских властей, запечатленную местным дьяком или подъячим в соответствии с установленным трафаретом, нежели подлинные слова князя, не знавшего ни русского языка, ни русской грамоты» [60, с. 18 — 19]. Думается, что подобное «иллюзорное» восприятие шерти было в целом характерно для русских властей в Сибири. В этой связи стоит задаться вопросом: а понимали ли те сибирские народы, которые еще жили первобытнообщинным строем, что такое подданство и кто такой царь? Укладывались ли новые политические понятия, принесенные русскими, в их головах?

Говоря  о «добровольности», нужно упомянуть  и практиковавшуюся русскими систему  «аманатства». Казаки, придя на землю неясачного племени, захватывали в плен родовых старейшин или их родственников, превращая их в заложников — аманатов. Ради сохранения жизни сородичей племя вынуждено было вносить ясак и таким образом «добровольно», в действительности — вопреки своей воле, присоединялось к России.

Необходимо  учитывать и тот момент, что  уплата ясака отнюдь не всегда означала признание русского подданства. На первых порах сбор ясака часто  сопровождался со стороны русских  раздачей подарков, поэтому аборигены  воспринимали его как простую  меновую торговлю — казаки же спешили  рапортовать о включении в  русское подданство новых групп  «иноземцев». Подобное обстоятельство зачастую приводило к недоразумениям: когда ясачные сборщики пытались взять ясак, ничего не давая взамен, иноземцы отвечали отказом и брались  за оружие. Иначе говоря, внесение ясака  аборигенами и признание ими  русской власти — это не всегда одно и то же. Здесь надо исследовать  каждый конкретный случай. Поверхностный  же подход к фактам может привести к неверной и даже противоречивой оценке, как, например, это получилось у Е. П. Кандараковой, которая в одном выводе сделала два взаимоисключающих заявления: «Обложение ясаком волостей северного Алтая не следует рассматривать как принятие подданства России, однако, приведение „под государеву высокую руку“ свидетельствует о попадании в зависимость от русских властей, следовательно, можно это рассматривать как принятие подданства России» [29, с. 76 — 78].

Одним словом, существует проблема: равнозначно ли мирное присоединение добровольному  вхождению? И, кстати, далеко не ясно, имеет  ли вообще термин «добровольное вхождение» право на существование. Я лично  не знаю ни одного примера из мировой  истории, когда бы один этнос по настоящему добровольно (без всяких внешних  побудительных причин) присоединился  к другому этносу (вошел в состав другого государства).

Другая  проблема: можно ли вообще подвести под одно понятие процесс присоединения  огромной территории, каковой является Сибирь. С одной стороны, несомненно, что многие сибирские народы покорились русской власти только после вооруженного сопротивления. С другой стороны, были и факты мирного подчинения. Причем и это подчинение шло по-разному. Так вправе ли мы говорить, что Сибирь в целом была «завоевана» или  присоединена «преимущественно мирным путем». Может быть, есть смысл говорить о подчинении каждого народа (или  каждой территории) в отдельности? Ведь никто же не пытается охарактеризовать одним термином процессы присоединения  к России территорий, лежащих до Урала (Прибалтики, Украины, Кавказа  и т. д.).

Сторонники  концепции Шункова могут мне указать на то, что термин «присоединение» как раз наиболее соответствует процессу присоединения Сибири, поскольку включает явления разного порядка. Осмелюсь с этим не согласиться, поскольку термин этот весьма расплывчат, он не дает точной характеристики, под него можно подвести какие угодно процессы. В том понимании, какое в него вложил Шунков, его можно использовать для обозначения любого расширения владений какого-либо государства, независимо от того, каким путем шло это расширение. Например, с полным основанием можно говорить о «присоединении» к фашистской Германии Австрии, Чехословакии, Польши, Франции, части СССР, ведь это присоединение шло разными путями: одни были присоединены «мирным» путем, другие завоеваны.

Так что, на мой взгляд, слово «присоединение»  не может служить в качестве термина, характеризующего процесс присоединения. Оно не более, чем слово из русского языка, которое служит для обозначения (но не для характеристики) расширения территории государства.

 

II. Предстоит  большая работа по восстановлению  реальной картины русского продвижения  на восток.

Чтобы говорить о характере присоединения Сибири, нужно выявить все факты вооруженных  столкновений и все методы, которые  применялись русской властью  по подчинению сибирских народов. На необходимость такой работы еще  в 1963 г. указывал Шунков. Но с тех пор ничего сделано не было, а посему наши рассуждения о характере присоединения не более, чем рассуждения.

Можно привести один конкретный и характерный пример подобного рода рассуждений, распространенных в литературе.

Новосибирский археолог и историк С. Г. Скобелев в одной из своих работ утверждал  следующее: с одной стороны, «в целом  для большинства территорий Сибири была характерна ситуация, когда вооруженные  столкновения коренного народа с  русскими людьми продолжались от нескольких месяцев до 20–30 лет, в основном в  период присоединения данных территорий к России», но, с другой стороны, «в целом, как известно, процесс присоединения Сибири шел мирным путем» [67, с. 22 — 24]. Налицо явное противоречие, которое типично для многих современных исследований: противоречие надуманной концепции реальным фактам.

Поэтому несомненно, что только после того, как будет составлена полная хроника  присоединения Сибири (именно присоединения, а не освоения), станет понятно, насколько  мирно тот или иной народ вошел  в состав России.

III. Необходимо  избавиться от «руссоцентристского» подхода к присоединению Сибири, и взглянуть на это дело глазами не только русских казаков, но и сибирских аборигенов. Как последние сами-то воспринимали свое подчинение Русскому государству? Каково было их отношение к установлению русской власти? Проделать такую работу, конечно, чрезвычайно сложно, поскольку существующие документальные источники отражают преимущественно точку зрения лишь одной, русской, стороны. Однако имеется немало фольклорного материала, который вполне позволяет исследовать эту проблему. И попытки в этом направлении уже предпринимаются в новейшей литературе. В частности, В. И. Кузьминых, проанализировав чукотский фольклор, пришел к выводу, что для чукчей русские представляли опасность номер один, а образ казака для них являлся собирательным образом врага, причем жестокого и безжалостного [33, с. 32 — 39].[******] Другой исследователь, В. М. Никифоров, показал (правда, не вполне внятно и убедительно), что якутский фольклор рисует «в определенной мере» не ту картину русско-якутских отношений, которую преподносила советская историография: в памяти якутского народа от знакомства с русскими казаками осталось немало негативных моментов [48].

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Кстати, мне не встречалась ни одна работа, в которой бы анализировалось  и то, как русские «землепроходцы»  оценивали свое «движение встречь солнцу». Они-то что думали по этому поводу? Да и не только они, но и правительство. Имело ли последнее какую-либо программу колонизации и осознавало ли цели и значение присоединения новых территорий, или, как утверждают некоторые историки, ничего подобного не было? [13, с. 26; 37, с. 119

Таким образом, в целом при знакомстве с новейшей сибиреведческой литературой по проблеме присоединения Сибири к России видно, что, во-первых, наметился плюрализм мнений, во-вторых, историки стали отказываться от однозначной трактовки присоединения, господствовавшей прежде, хотя многие из них, если не большинство, продолжают придерживаться прежней точки зрения о преимущественно мирном характере присоединения, в-третьих, в работах все большее внимание начинает уделяться военно-политическому аспекту присоединения, характеру взаимоотношений русских с аборигенами, вооруженным столкновениям, т.е. тому, о чем ранее предпочитали умалчивать, наконец, в-четвертых, явно заметна неуверенность исследователей в определении характера присоединения Сибири, большинство из них избегают какой-либо оценки, ограничиваясь в лучшем случае констатацией сложности и противоречивости самого процесса присоединения

 

 

 

 

 

Список  использованной литературы

Артемьев  А. Р. Открытие и начало присоединения  Забайкалья и Приамурья к Российскому  государству в середине XVII в. // Русские  первопроходцы на Дальнем Востоке  в XVII — XIX вв. (Историко-археологические  исследования). Владивосток, 1998. Т. 3.

Батуев Б.Б., Батуева И. Б. Краткий очерк истории  народов Сибири. Улан-Удэ, 1992.

Бахаев В. Б., Шагдуров И. Н. История Бурятии. Ч. 1. Дореволюционный период: Учеб. пособие для 9 — 10 кл. Улан-Удэ, 1995.

Бутанаев В. Я., Абдыкалыков А. Материалы по истории Хакасии XVII — начала XVIII вв. Абакан, 1995.

Иванов В. Н. Исторические основы межнациональных  отношений в Якутии // Межнациональные  отношения в регионе. Якутск, 1990.

Иванов Г. А. О методологических аспектах изучения истории отношений России с Якутией // Якутия и Россия: 360 лет совместной жизни. Якутск, 1994.

Измайлов  И. Счеты и просчеты имперских  историков // Родина. 1994. N 8.

Ромодановская Е. К. Счеты сводить ни к чему // Сибирская газета. 1990. N 44.

Российское  многонациональное государство: формирование и пути исторического развития // История и историки. М., 1995.

Самаев Г. П. Присоединение Алтая к России (исторический обзор и документы). Горно-Алтайск, 1996.

Сафронов  Ф. Г. Тихоокеанские окна России. Из истории освоения русскими людьми побережий  Охотского и Берингова морей, Сахалина и Курил. Хабаровск, 1988.

Семенов А. Землепроходцы // Землепроходцы. Петропавловск-Камчатский, 1994.

Шунков В. И. Вопросы аграрной истории России. М., 1974.

Якутия и  Россия: 360 лет совместной жизни. Якутск, 1994.