Обычаи и обряды русского средневековья

восприемникам, если они  живут близко, с челпанами хлеба. Восприемники отдаривают малюток деньгами. Понятно, что отдарки бывают невелики и ограничиваются двумя, тремя копейками серебром.

В доме родителей новорожденному приготовляли люльку, называемую дютыпятан. Люльку эту привешивают обыкновенно под полатями, или грядками, на едва гнущемся очепе (шесте). Вместо постели кладут грязные обноски одежды и разное грязное тряпье. Полога у колыбели не бывает.

Пермячки по большей части  кормят сами детей своей грудью и  всегда около года; некоторые дают ребенку рожок с коровьим молоком. Чуждые всякой застенчивости, пермячки кормят грудью открыто как при  домашних, так и при посторонних. Отнимают детей от груди, кормя их перед наступлением года коровьим молоком, а потом крошками хлеба в горячих  щах или просто в горячей воде, а коль скоро дитя достигло полуторагодовалого возраста, то кормят тем, что едят взрослые.

2.2 Именины

Духовное рождение считалось  значительнее телесного, и оттого день рождения оставался незаметным, а  день ангела или именины во всю  жизнь праздновались каждым, кому позволяло состояние. С утра именинник  или именинница рассылали гостям именинные пироги; знатность лица, которому посылались пироги, измерялась величиной посылаемого пирога. Гости, по приглашению, сходились на именинный  стол и приносили именинникам  подарки; духовные благословляли именинников  образами, а светские подносили материи, кубки или деньги. В царском  быту царь в день своих именин, по выходе из храма от обедни, раздавал из своих рук именинные пироги; то же делала царица у себя в свои именины. Совершеннолетние царевичи от себя раздавали именинные пироги, а в день именин царевны или  малолетнего царевича раздавал пироги от именинника царь. Но все-таки почиталось необходимым, чтобы от именинника были розданы пироги. Если боярин или  окольничий был именинник, то являлся  с пирогами к царю; царь принимал пирог и спрашивал именинника о здоровье, потом именинник представлялся  царице и также подносил ей пироги.

С другой стороны, царю, как  и частным лицам, на именины подносили  подарки, как и подносимые царю в  других случаях, они уже обратились в закон. Все торговые люди должны были поднести царю подарки, которые  отсылались на казенный двор и с  казенного двора продавались; нередко  случалось, что купец покупал  на казенном дворе ту самую вещь, которую когда-то подарил царю, и  теперь подносил ее государю в другой раз. За именинными столами приглашенные гости пели многолетие, а после  стола именинник со своей стороны  иногда одаривал гостей; по крайней  мере, так водилось у царей. У русских  долго было в обычае кроме христианского  имени иметь еще другое прозвище, или некрещеное имя; обычай этот

водился в удельные времена  между князьями, которые кроме  крещеного имени всегда имели  еще княжье, старославянское, и более  были известны под последним. В XVI и XVII веках мы встречаем множество  имен и прозвищ, которые существовали вместе с крещеным именем и употреблялись  чаще последнего, так что и в  деловых бумагах назывался человек  не христианским именем, а прозвищем; напр. Смирный, Первый, Девятый, Злодей, Козел, Паук, Русин, Злоба, Шестак, Неупокой, Нехорошко, Беляница, Дулай, Май, Доспелко, Распуга, Мясоед. Даже священники носили такие имена. Иногда было три имени: прозвище и два крещеных имени – одно явное, другое тайное, известное только тому, кто его носил, духовнику да самым близким. Это делалось по тому верованию, что лихие люди могут делать ему вред разными способами, и вообще иногда легко сглазить человека. Поэтому в глазах людей прикрывались чуждым именем, скрывая настоящее. Случалось, что человека, которого знали за какого-нибудь Ивана, после кончины на погребении называли Павлом и тут узнавали его имя. Случалось, что крещеное имя переменялось по воле царя; напр., девицу Марию Климову, взятую на царский двор в 1653 г. с намерением быть ей невестой государя, переименовали Анастасией; но когда Государь не захотел взять ее к себе женой, тогда она опять стала Марией. Другие, особенно беглые, самопроизвольно переменяли свои имена и прозвища и оставались навсегда с новыми, так и записывались³.

2.3 Старинные женитьбы и свадьбы

Русские женились вообще очень  рано; бывали случаи, что жених имел только 12 или 13 лет. Нужно заметить, этим родители спешили удалить юношу  или девушку от соблазнов холостой жизни, так как вообще по тогдашним  понятиям непозволенные любовные связи  считали грехом непростительным  и незамолимым и ставили наравне  с тяжкими преступлениями.

Редко случалось, чтобы русский  оставался неженатым, разве только болезнь или обещание вступить в  монастырь. При женитьбе жених и  невеста часто не знали друг друга  и под влиянием родителей играли страдательную роль. Нравственные понятия  того времени не позволяли соблазняться молодым людям обоего пола, и даже жених не имел права сказать о  том, что он хочет жениться, находясь в полном повиновении родителя. Только тот мог вполне распоряжаться  по собственному соображению, когда  был в зрелом возрасте, вступал  во второй брак или вовсе не имел родителей. Сами цари действовали таким  образом. Михаил Федорович предлагал  дочь свою за датского принца. Иногда браки  начинались по воле высших особ; так  цари и

великие князья женили своих  бояр и ближних людей и сами выбирали им невест, а господа совершали  браки между своими слугами, также  не испрашивая их согласия. При царе Алексее Михайловиче правительство, желая умножить народонаселение  в Сибири, хотело непременно, чтобы  пашенные крестьяне, там поселенные, отдавали дочерей своих за ссыльных; но так как честные поселяне не хотели брать себе в зятья мошенников и воров, то их принуждали к тому силой и брали за ослушание большую пеню.

В старину брак совершался так: родители, предприняв намерение  женить своего сына, советовались со своими ближайшими родственниками и часто  не говорили об этом жениху; избравши семейство, с которым не стыдно было завести  родственную связь, они посылали к родителям невесты свата  или сваху для предварительного объяснения.

Если родители невесты  не желали вовсе отдать дочь свою за предлагаемого жениха, то имели ту же, как и ныне, отговорку на молодость  дочери. При согласии же заявляли его  тотчас, но все-таки не спешили, по-видимому, ссылаясь на то, что они будут  советоваться с родственниками, и  назначали день решительного ответа.

Когда, наконец, давалось согласие, сват или посредник просили дозволения видеть невесту. Случалось и так, что дозволения этого не давалось, иногда из кичливости, а иногда по безобразию невесты. Но чаще случалось, что родители соглашались показать невесту, и  тогда приезжала мать жениха или  посылалась женщина, называемая смотрительницей, но все-таки смотрел невесту не жених. Показ невесты происходил различным  образом. Иногда смотрительницу вводили  в убранную комнату, где невеста  стояла в лучшем своем наряде, с  лицом, закрытым покрывалом; иногда же невеста сидела за занавесом, и занавес  отдергивался, когда приближалась смотрительница. Смотрительница прохаживалась по комнате, заговаривала с ней, стараясь выпытать, умна ли она, хороша ли, не безъязычная  ли и речью во всем исправна ли. Бывало, если у родителей дочь-невеста урод, то смотрительнице показывали младшую дочь, а то и служанку. Так как жених не имел права видеть невесту до брака, то должен был довольствоваться теми сведениями, которые сообщала смотрительница. Он узнавал обман только после венчания. Обманутый жених мог жаловаться духовным властям; производился розыск, допрашивали соседей, знакомых и дворовых людей, и если обман открывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгали; но это случалось очень редко, чаще подводили дело так, что жених должен был жить со своей новобрачной, и ему тогда говорили позднее нравоучение: «Не проведав доподлинно, не женись».

За то муж, в утешение себе, колотил свою жену, принуждал ее постричься, а иногда тайно умерщвлял: поэтому некоторые женихи, чувствуя в себе довольно силы и значения перед семьей невесты, настаивали, чтобы

ему дозволили самому видеть невесту, и родители позволяли, если дорожили женихом. Но тогда этому  жениху было трудно отделаться. Видеть невесту и отказаться от нее считалось  бесчестием, и родители невесты могли  напутать на жениха духовным властям  много такого, что и не снилось  жениху, и вовлечь его в беду и ответственность.

И ныне есть в обычае в  старинных русских семействах и  особенно между провинциалами-староверами, что родители, не спрашивая согласия своих детей, соглашаются между  собой и насильно совершают брак ради своих дружеских отношений, коммерческих выгод или хорошего собутыльничества.

Великокняжеские, а впоследствии царские свадьбы начинались смотром  девиц. Собирали из разных мест девиц  дворянских фамилий, и царь смотрел  на них и выбирал из них ту, которая ему нравилась. Когда  великий князь Василий Иоаннович  собирался жениться, то на смотр  ему предоставили полторы тысячи девиц. Иоанн Васильевич Грозный  приказывал князьям, дворянам и детям  боярским отовсюду свозить своих  дочерей. В. Новгородской области из всех пятин все помещики должны были свозить дочерей своих к наместнику, и наместник обязан был их представлять к царю по требованию. Это была обязанность  отцов, и кто оказывался виновным в непослушании, тот подвергался  опале и даже казни. Эта честь, как говорит проф. Костомаров, не слишком соблазняла отцов, так как  тогда многие вяземские, дорогобужские  дворяне получили выговор за промедление. При втором бракосочетании царя Алексея  Михайловича девицы были собраны  в дом Артамона Сергеевича Матвеева, и царь, в противность принятому  издавна обычаю не посещать домов  своих подданных, смотрел на них  в окошко из потаенной комнаты. Он выбрал трех и приказал доверенным женщинам (может быть, бабкам) освидетельствовать их душевные и телесные достоинства. И потом уже, по рекомендации этих смотрительниц, избрал Наталью Кирилловну. Избранную царскую невесту брали  во дворец, облекали в драгоценные  одежды, нарекали царевной, причем она  жила до самого брака в совершенном  отчуждении от царя. Таков был народный обычай: сам царь до бракосочетания имел право только раз видеть свою невесту.

После смотра происходил сговор, первая часть брачного праздника  или вступление к торжеству. Сговорный  день назначался родителями невесты. Родители жениха, сам жених и его близкие  родственники приезжали к ним. Это  случалось иногда до обеда, иногда после  обеда, вечером, смотря по тому, как  угодно было это назначить родителям  невесты. Тут родители невесты принимали  гостей с почестями, выходили к ним навстречу, кланялись друг другу до земли, сажали гостей на почетных местах в переднем углу под божницей, а сами садились возле них. Несколько времени проходило в молчании, глядя друг на друга. Этого требовало приличие того времени.

Потом или отец жениха, или  родственник жениха, человек близкий  говорил речь такого смысла, где  высказывалась причина приезда  и доброе его назначение. Родители невесты необходимо должны были отвечать, что они рады этому приезду. После  того писалась рядная запись, где означалось, что обе стороны постановляли: в такое время жених обязывался взять себе в жены такую-то, а родственники ее должны были выдать и дать за нею такое-то приданое. Сроки были различные, смотря по обстоятельствам: иногда свадьбы свершались и через неделю после сговора, а иногда между сговором и венчанием проходило несколько месяцев. Приданое, как и теперь, всегда было важным условием русской свадьбы и состояло в постели, платьях, домашней утвари и украшениях, в рабах и деньгах и недвижимых имениях, если девица принадлежала к дворянскому происхождению. От жениха ничего не требовалось; старинный обычай давать за невестой вено в XVI и XVII столетиях совершенно исчез. Обыкновенно приданое доставлялось в дом новобрачных после свадьбы; но недоверчивость родителей жениха нередко достигала того, что вызывала немедленное исполнение обещанного по пословице: «Денежки на стол, девушку за стол». Роспись приданого в прежнее время называлась рядною записью, где писалось подробно все, что давалось за невестой; причем в противном случае договаривалась неустойка или попятное. Та сторона, которая отступала, обязывалась платить известную сумму. Такие суммы были велики, смотря по состоянию, и всегда таковы, что могли быть отягощением для нарушителя своего обязательства. Рядную запись писал подьячий, которого нарочно для того приглашали. Случалось, что в той же рядной записи прибавлялось в виде условия, чтобы мужу не бить своей жены; чтобы при случае можно было взыскать обиду судом. Эта мера считалась необходимой, потому что в противном случае новобрачный мог в полной мере выражать свою лютость и досаду безнаказанно над супругой.

При сговоре невесты в  то время не было. Но по окончании  условии одна из женщин, принадлежащих  к членам семейства или состоя в близкой родне невесты, приносила  жениху и сопровождающим его родственникам  от имени невесты подарки. Сговор вообще представлял собой характер, укрепляющий для будущей цели брачного союза, нарушить который со стороны жениха значило оскорбить  семью невесты.

Как бы то ни было, но начиная  от сговора до свадьбы, как бы ни был продолжителен срок, жених  не видит своей будущей невесты. Но вот наступает день бракосочетания: у жениха и невесты делаются приготовления; собирали поезжан, снаряжали разные свадебные чины, которые по духу времени составляли необходимость  брачного торжества; вступление в новую  жизнь жениха и невесты имело  подобие с возведением старинных  князей в достоинство их власти, а потому жених носил название князя, а невеста – княгини. Здесь подразумевается и то еще, по нашему мнению, что каждый отец и каждая мать обещает новое потомство, которое,

во всяком случае, своего родоначальника или родоначальницу может почтить высоким достоинством, и очень почтенным.

Главный чин со стороны  жениха был тысяцкий, точно так  же, как такие чины существовали во времена удельновечевые. Должность  тысяцкого была сопровождать повсюду  жениха и всюду остерегать и предупреждать  его действия и совершать по порядку, притом так, чтобы из правил, соблюдаемых  при венчании и на пиру свадебном, не нарушался порядок церемонии  ни на одну черту. Затем следовали  посаженные отцы и матери, если не было родных; в более благоприятном  случае эту должность исполняли сами родители. Отец и мать жениха благословляли его на брак; отец и мать выдавали невесту. С обеих сторон выбирались старшие и меньшие дружки и две свахи из замужних женщин; одна сваха была со стороны жениха, а другая со стороны невесты; с обеих сторон выбирались сидячие бояре и боярыни, которые должны были образовать почетный совет; также с обеих сторон назначались свадебные дети боярские, или поезжане, сопровождавшие шествие жениха и невесты и во время церемонии, составлявшие второй класс гостей, после бояр.

Наконец, к свадебному чину принадлежали лица, выбранные из прислуги: свечники, каравайники и фонарщики. Сверх всех свадебных чинов был  один очень важный, которого должность  была оберегать свадьбу от всякого  лиха и предохранять ее от колдовства и порчи, ибо свадебное дело в  старину считалось особенно удобным  для порч и колдовских лиходейств. Он назывался ясельничий или конюший.

Накануне свадьбы собирались к жениху его гости, а также  и к невесте ее гости, которые  должны были составлять поезд, и те и другие пировали. В царских свадьбах царь сидел с невестой за одним  столом, и все приносили поздравление. У простых же людей в эти  дни выбранные свадебные чины с обеих сторон находились отдельно. У посадских и у крестьян велось в обычай, что жених в то время  посылал невесте в подарок  шапку, пару сапог, ларец, в котором  румяна, перстни, гребешок, мыло и зеркальце, а некоторые, посылали принадлежности женских работ: ножницы, нитки, иглы, а вместе с тем лакомства, состоящие  из изюма и фиг, и розгу. Это  было символическим знаком того, что  если молодая жена будет прилежно работать, то ее будут кормить и  лакомить, а если лениться, то будут  сечь розгами.