Опричнина Ивана Грозного

Дворецкому, и Каначеем и Дъяком и всем Приказным людем велел бытии по своим Приказом, и управу чинити по старине, а о больших делах приходить к Бояром, а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и Бояром о тех делах приходити к Государю. За подъем же свой приговорил Царь и В.К. взятии из Земского Приказа сто тысячь рублев. А которые Бояре и Воеводы и Приказные люди дошли за Государственные великие измены до смертные казни, а иные дошли до опалы, и тех животы и статки взятии Государю на себя; Архиепископы же и Епископы, и Архимандриты и Игумены, и весь Освященный Собор, да и Бояре и Приказные то все положити (положат) на Государьской воле13».

       Некоторые  источники (Иловайский Д.И., Соловьёв С.М. и др.) указывают, что Устав опричнины был, и дают его датировки – 2 февраля 1565 годом. Вот текст Устава :

1. Царь объявлял своей собственностью города Можайск, Вязьму, Козельск, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходровью, Медынь, Вологду, Устюг, Старую Русу, Каргополь, Вагу, также волости московские и другие с их доходами;
2. выбирал 1 000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев переводил в иные места;
3. в самой Москве взял себе улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцовы Врагом, половину Никитской с разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян и приказных людей, не записанных в царскую тысячу;
4. назначил особенных сановников для услуг своих, дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников;
5. наконец … указал строить новый (царский дворец) за Неглинною, между Арбатом и Никитскою улицей, и подобно крепости, оградить высокою стеною. Сия часть России и Москвы, сия тысячная  дружина Иванова, сей новый двор, как отданная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною, а все остальные – то есть все государство – земщиною, которую Иван Васильевич поручал боярам земским14».

 Нетрудно заметить, что  цитируемые документы практически  текстуально совпадают.

Глава V. Опричнина, как сугубо негативное явление в русской истории

§9. «Разгул» опричнины.

«4 февраля Москва увидела исполнение условий, объявленных царем духовенству и боярам в Александровской слободе. Начались казни мнимых изменников, которые будто бы вместе с Курбским умышляли на жизнь  Иоанна, покойной царицы Анастасии и детей его. Первою жертвою был славный воевода, князь Александр Борисович Горбатый – Шуйский, потомок св. Владимира, Всеволода Великого и древних князей суздальских, знаменитый участник в завоевании Казанского царства, муж ума глубокого, искусный в делах ратных, ревностный друг отечества и христианин. Ему  надлежало умереть вместе с сыном Петром, семнадцатилетним юношею. Оба щли к месту казни без страха, спокойно, держа друг друга за руку. Сын не хотел видеть казни отца и первый склонил под  меч свою голову; родитель отвел его от плахи, сказав с умилением: «Да не зрю тебя мертвого!» Юноша уступил ему первенство, взял отсеченную голову отца, поцеловал ее, взглянул на небо и с лицом веселым отдал себя в руки палача. Шурин Горбатого, Петр Ховрин (родом грек), окольничий Головин, князь Иван Сухой – Кашин и кравчий, князь Петр Иванович Горенский были казнены в тот же день; а князь Дмитрий Шевырев посажен на кол … Двух бояр, князей Ивана Куракина и Дмитрия Немого, постригли, у многих дворян и детей боярских отняли имение!15»

     В этих расправах  просматривается главная цель  введения опричнины – борьба  с пережитками децентрализации.

       Опричный  террор наносил безжалостные  удары не только по боярской  и княжеской знати, но и по  всему населению тех владений, куда врывались опричники, где  они бесчинствовали и грабили «всех и вся» без какого – либо разбора. Опричнина была в руках царя мощной военно – карательной организацией. В ее лице Иван Васильевич создал некий полумонашеский, полурыцарский орден, строившийся на щедрых земельных и денежных пожалованиях государя и на беспрекословном повиновении его воли. В черной, похожей на монашескую одежде, с притороченными к седлам собачьими головами и метлами опричники демонстрировали собачью преданность царю и готовность в любую минуту смести с лица земли любого его врага.

        Естественно, что опричнина очень скоро  вызвала недовольство и озлобление  против царя не только среди  феодальных верхов, но и в массе  простого народа. Митрополит Афанасий не решился поддержать эту последнюю затею царя и поэтому добровольно оставил место главы  русской церкви, сказавшись больным. Против опричных казней мужественно выступил казанский епископ Герман, за что его немедленно отправили в ссылку. На митрополию был возведен игумен Соловецкого монастыря Филипп, в миру боярин Ф.С. Колычев.  Выбор царя трудно объяснить: Федор Степанович постригся в монахи, опасаясь расправы за участие в мятеже Владимира Старицкого, а условием своего вступления на митрополичий престол выдвинул отмену опричнины. Иван Васильевич уговорил Филиппа – он обязался «в опричнину … не вступатися».

§10. Осуждение опричнины.

        Весной 1568 года в разгар «розыска»  по делу боярина И.П. Федорова (заколотого лично Иваном IV), с  осуждением царской опричнины  и казней публично выступил  митрополит Филипп – во время  богослужения в Успенском соборе он отказал царю в благословении. Столкновения Грозного с митрополитом продолжались и летом, а в ноябре послушные царю иерархи, низложили Филиппа. Спустя несколько дней во время службы в Успенском соборе опричники во главе с А.Д. Басмановым сорвали с него облачение и арестовали. Опального иерарха отвезли в  Отрич монастырь под Тверью. Там он был убит Малютой Скуратовым во время похода опричного войска на Новгород.

       Наступила  очередь и старицкого князя Владимира Андреевича. Осенью 1569 года Грозный вызвал его к себе. Старицкий князь приехал в Александрову слободу с женой и младшей дочерью. Один из царских поваров показал, что будто князь Андрей дал ему яд, чтобы отравить царя. Иван Васильевич приказал брату, его жене и дочери выпить заранее приготовленную отраву. По другой версии, их заставили выпить яд опричники во главе с Малютой Скуратовым и Василием Грязным на одной из последних перед Москвой ямских станций. В те же дни в Горицком монастыре были убиты мать князя Андрея княгиня Ефросинья и 12 монахинь. Их удушили дымом в судной избе. Старица была взята в опричнину.

      Братоубийство вызвало смутные толки в народе, и тогда очень кстати появился безымянный «подметный» донос о том, что новгородцы замышляют измену и намериваются «отдаться под власть Литовского княжества».  Допустить существование заговора трудно, но новгородцы действительно не одобряли политику Грозного. Среди них было немало тех, кто ориентировался на Запад. Затяжная Ливонская война принесла всем разорение  и дополнительные тяготы. К тому же в сердцах многих новгородцев были живы воспоминания о былых вольностях Великого Новгорода.

      В конце 1569 года Иван Грозный с сыном  Иваном возглавил карательную  экспедицию в Новгород. Втайне  подготовленный поход 15-тысячного  опричного войска по родной  земле был отмечен проявлением  крайней жестокости царя и  бессмысленным кровавым и разбойным  разгулом его слуг – опричников. Встречавшиеся на пути следования  войска села и города подвергались  разгрому, а их жители – пыткам, казням и грубому насилию. Были  разграблены Клин, Тверь и Торжок. В самом Новгороде безудержная  расправа над горожанами продолжалась 40 дней.  За это время из церквей и монастырей были изъяты все ценности, опричники избивали и грабили всех подряд, не разбирая правых и виноватых. Новгородский архиепископ Пимен был наказан публичным поруганием. Потом царь направился в Псков. Псковичам посчастливилось избежать погрома, но не казней. Среди жертв были игумен Псково – Печерского монастыря Корнилий, известный своими антимосковскими настроениями, и келарь Вассиан Муромцев , состоявший в дружеской переписке с  Андреем Курбским. Царь ушел из Пскова, прихватив церковную казну. Новгородско – Псковский поход  Грозного нанес большой урон наиболее развитым районам России и этим ухудшил ее экономическое и военное положение.

       Официальная  летопись лишь лаконично и  осторожно отметила, что «неисповедимое  колебание, падение и разрушение  Великого Новгорода продолжалось около шести недель16». Карамзин же, нарисовал ужасную картину новгородской трагедии: «Некому было жалеть о богатстве похищенном: кто остался жить, благодорил Бога или не помнил себя в исступлении! Уверяют, что граждан и сельских жителей погибло тогда не менее шестидесяти тысяч. Кровавый Волхов, запруженный телами и членами истерзанных людей, долго не мог пронести их в Ладожское озеро. Голод и болезни довершили казнь Иоаннову, так что Иерек , в течении шести или семи месяцев, не успевали погребать мертвых, бросая их в яму без всяких обрядов17».

      Многие  знатные новгородцы и среди  них опальный архиепископ Пимен, были под стражей отправлены  в Александровскую слободу. Пять  месяцев велось следствие –  собирали доносы, улики, искали их  единомышленников в Москве. Результаты  «розыска» стали известны летом 1570 года, и неожиданно, к общему  удивлению, в число обвиняемых по делу о «новгородской измене» попали многие из руководителей самих опричников. Жестокой казни подверглись фактически глава опричнины Алексей Данилович Басманов и его сын Федор, любимец царя; опричный боярин князь Афанасий Иванович Вяземский, только из рук которого царь принимал лекарства, а также руководители земщины капцлер Иван Михайлович Висковатый и казначей Никита Афанасьевич Фуников. Тогда, в течение нескольких дней было казнено  свыше 100 человек. Архиепископа Пимена лишили сана и сослали в Тульский монастырь.

        Летней  ночью 1568 года опричники во главе  с Афанасием Вяземским, Малютой Скуратовым и Василием Грязным пошли на злое дело. С шумом врывались они в дома бояр, купцов, дьяков, выволакивали на улицу молодых и красивых дочерей боярских, бросали их в телеги и с грохотом неслись по городу.

       За городом  ждал их царь. Услужливые слуги  подводили к нему лучших боярынек и купчих. Иван Грозный выбрал девушек получше, отдал остальных сподвижникам и началась кутерьма. Оргия прерывалась попойкой и бешеной скачкой по июльскому Подмосковью. Отряд налетал на беззащитные селения, горели усадьбы опальных бояр, в шум пожаров врывались вопли и стоны пытаемых, лилась на июльские густые травы кровь бояр и их слуг; тихо плакали женщины.

     Опричники  направили удар на русские  города. Первым пострадал Торжок. В день ярмарки слуги царя учинили дебош, их естественно побили, и на город обрушилась царская «гвардия». Жителей пытали, топили в реке. Затем пришла очередь Коломны.

   Привлекает внимание предусмотрительность Московских дипломатов, предвидящих интерес к опричнине со стороны официальных представителей иностранных государств: «…а нечто вспросит, что ныне у государя нашего словет опричнина и им молвити: у государя нашего никоторые опришнины нет, живёт гоударь на своём царском дворе и которые государю дворяне служат правдою и те при государе и живут блиско, а которые делали неправды и те живут от государя подале и нечто будет не зная того мужичья называют опришниною и мужичьим речем чему верити, волен государь, где похочет дворы и хоромы ставить, туто ставит, от кого ся государю отделивати»18.

   Это наставление  не отрицает факт существования  особой организации близких к  царю верных дворян, но явно  стремится увести внимание спрашивающего  от нежелательного толкования, вытекающего  из «мужичьего» названия.

      С.Ф. Платонов  пишет: «Цель, которую поставил себе  Иван Грозный, утраивая опричнину, была достигнута. Княжеская аристократия  была разгромлена и уничтожена, старые удельные вотчины княжат  перешли к государю и были  обменены на другие земли19».

       Постепенно  опричнина утратила свое значение  и в 1572 году была отменена. Но  зверства и преступную безудержность  своего характера царь изменить не мог. Каждая неудача порождала в нем бурю страстей. Он набрасывался то на одного несчастного, то на другого, и верные его прихвостни  продолжали зверствовать с нарастающей дикостью.

Глава VI. Результаты деяний опричнины.

§11. Экономический спад

    В годы опричнины  и Ливонской войны положение  главных производителей страны  – крестьян еще больше ухудшилось: возросла не только барщина, но  наряду с ней увеличивался  и оброк. Иначе и быть не  могло. Возвысившиеся господа из  царского опричного корпуса, используя  свое положение калифов на  час, выжимали из подвластного  населения максимум возможного. Опричная дубина, ударяя одним  концом по вельможной знати, еще  сильнее ударяла по крестьянину  и посадскому человеку, причиняя  им неисчислимые беды.

    Опричнина оказалась  страшной аномалией в жизни  страны, зловеще переплетя новое  со старым. Политика укрепления  центральной власти проводилась, а весьма архаичной форме и нередко под лозунгом возврата к старине: ликвидация последних удельных владений сопровождалась созданием нового, государева удела – опричнины и системы, дублирующих друг друга приказов и дум, что повлекло за собой обособление  земщины. Безудержное стремление Грозного к усилению личной власти и его варварские методы борьбы с политическими противниками накладывали на все мероприятия опричных лет ужасающий отпечаток деспотизма.

     В конечном  счете, опричнина ликвидировала  политическую раздробленность, но  вызвала в стране еще большее  обострение противоречий. Помимо  всего прочего в 1571 году опричное  войско оскандалилось перед лицом  народа, когда не смогло защитить  столицу, а Давлет – Гирей учинил погром Москвы. Это не с беззащитными людьми воевать!. В 1572 году Иван Грозный отменил опричнину и даже запретил под страхом наказания кнутом упоминать это ненавистное в народе слово. Опричные и земские территории, опричные и земские войска, опричные и земские служилые люди были объединены, восстановилось единство Боярской думы.  Некоторые земские получили назад свои конфискованные вотчины. Но казни продолжались и после опричнины. Новыми жертвами доносов стали прославленные воевода князь Михаил Иванович Воротынский,  другой известный воевода Никита Романович Одоевский, боярин Михаил Яковлевич Морозов с сыновьями и женой и др.

      Современники, особенно представители духовенства, обвиняли Грозного не только  в чрезмерной жестокости –  на нем лежал и другой, довольно  тяжкий для того времени грех: многоженство. И действительно, за 53 года своей крайне неспокойной  жизни Иван Васильевич сменил  семь жен (и сватался даже к  восьмой – англичанке Мари Гастингс). Поэтому у Н.М. Карамзина были все основания сказать, что «необузданность Иоанна явила новый соблазн в преступлении святых уставов церкви с бесстыдством  неслыханным20».