Походы Пирра

Ученые спорят, какого типа государство в этот момент создавалось  на острове. Пирр явно желал рождения двуединой державы, в которой  для одних подданных он являлся  царем (для жителей Эпира и каких-то территорий на Сицилии?), для других же — гегемоном (как Александр или Деметрий для эллинов). Во всяком случае, в Сиракузах он был провозглашен «гегемоном и царем».

В будущем Пирр намеревался  превратить это государство в  три- и даже четвероединое образование. Пока Птолемей исполнял функции наместника в Эпире, Гелен должен был стать главой всех подвластных и союзных территорий в Южной Италии со столицей в Локрах, Александр — править Сицилией из Сиракуз, сам же Пирр подумывал о Карфагене.

Однако пока что  ему был нужен еще один успех, чтобы закрепить успехи лета 277 г. Либо Мессана, либо Лилибей должны были пасть к ногам победителя. Иначе контроль над островом требовал слишком большого распыления сил: в любой момент пуны и римляне могли, по мнению сицилийцев, высадить экспедиционную армию как раз там, где Пирр их не ждет.

Эпирский царь избрал Лилибей. Его армия уже находилась в окрестностях этого города, так что дело было только за созданием осадного парка.

Лилибей находился на крайней западной оконечности Сицилии. С трех сторон он был окружен морем и лишь с одной, на протяжении примерно 400 м, был открыт для сухопутной атаки. Зато здесь возвышались высокие стены, укрепленные башнями, а подходы к ним были перекрыты заполненными водой рвами. Все возможные укрытия перед городом были уничтожены на расстоянии действительного выстрела крепостных камнеметов. После успехов первой половины года пуны перебросили в Лилибей подкрепления, в изобилии снабдили его припасами, а также сосредоточили здесь флот, достаточный для того, чтобы пресечь любые попытки атаковать город с моря. У нас есть сведения, что именно под стенами Лилибея карфагеняне предложили Пирру пойти на заключение мира. Они просили оставить за собой на Сицилии только этот город с ближайшей округой, выплатить царю приличную контрибуцию и предоставить «для нужд» свой флот.

Цель этих мирных предложений совершенно очевидна: вернуть  Пирра на Апеннины. Можно рассуждать о злокозненности пунов, которые после ухода эпирского царя снова начали бы наступление на греческие города Сицилии, но если принять, что предложения все-таки были серьезны, — а мгновенный развал колониальной державы на Сицилии не мог не встревожить карфагенское правительство, — то приходится признать, что Пирр упустил отличный момент для создания мощной антиримской коалиции — как раз такой, которая могла бы еще справиться с будущим владыкой мира.

Но нужно учитывать  настроения, господствовавшие тогда  на Сицилии. От Пирра ждали не мира, но решительной победы, такой, которая  навсегда избавила бы сицилийских греков от присутствия пунов. Это вполне соответствовало стремлениям самого царя. За Лилибеем он уже видел Карфаген. Пирр соглашался вести переговоры только в том случае, если варвары оставят Лилибей и «границей между ними и греками станет Ливийское море». Это стало завуалированной формой отказа. Война продолжилась.

К сожалению, в очередной  раз мы вынуждены говорить, что  перипетии осады Лилибея известны нам не лучшим образом. Однако даже имеющиеся сведения позволяют утверждать, что Пирр использовал практически все изобретения градоосаждательного искусства своего времени. В конце концов, у него был великий учитель и предшественник — Деметрий Полиоркет, осада которым Родоса в 305 г. стала целой страницей в истории военного искусства.

Борьба под Лилибеем продолжалась в течение двух месяцев. Первоначально отдельные отряды царской армии пытались с налета ворваться на стены карфагенской твердыни: ведя, так сказать, разведку боем. Все атаки легко отбивались осажденными.

Тогда Пирр, уяснив, как ему казалось, систему обороны  противника, предпринял несколько настоящих  приступов. Под прикрытием передвижных  щитов завалили рвы (в таких случаях  осажденные, как правило, делали вылазки, стремясь помешать работам противника; наверняка так было и под Лилибеем). Эпирско-сицилийское войско с воинственными криками бросалось к стенам, откуда на них летела туча стрел, дротиков, камней.

Несмотря на то что передвижные щиты «съедали» часть расстояния, все-таки оно оставалось слишком велико для действенного приступа. Если и удавалось приставить одну-две лестницы к стене, этого было недостаточно, чтобы взять город. По лестницам спускали специальные балки, подвешенные на цепи, которые сметали взбирающихся наверх солдат осаждающей армии, а достигнув середины, переламывали и сами лестницы. Со стороны морских флангов штурмующих обстреливали с карфагенских триер.

Убедившись в  бесперспективности «суворовского» штурма, Пирр (который, возможно, и сам пытался возглавить одну из колонн) приказал сиракузским механикам соорудить как можно больше стрело- и камнеметов. «Огню» со стен Пирр намеревался противопоставить еще более мощный поток стрел и камней, который — как во время штурма Эрикса — позволил бы всем штурмовым колоннам подойти к стенам. Свободные от боевого дежурства солдаты участвовали в этой работе, однако к тому моменту, когда батареи монанконов и евтитононов были готовы, выяснилась обескураживающая вещь. Арсеналы близлежащих городов оказались пусты. Стрелы и дроты приходилось везти из Сиракуз, да и там количество метательного оружия, накопленное впрок Агафоклом, значительно уменьшилось из-за междоусобной борьбы и последовавшей позже осады города пунами.

Пока посланники Пирра обыскивали островные арсеналы, пока в оружейнях торопливо перековывали все железные предметы на стрелы для стрелометов, царские инженеры начали вести под город подкоп. Обычно в таком случае работы велись по ночам, и грунт выносили за пределы видимости с крепостных стен.

В детских и юношеских  романах на историческую тематику неоднократно живописуется, как осаждающие достигают через подземный ход внутренней части города и врываются на беззащитные улицы, сея вокруг ужас и панику.

Тит Ливий рассказывает, что во время осады римлянами этрусского города Вейи (406-396) решающим стал именно подкоп, прорытый по приказу Марка Фурия Камилла, причем вывел он римлян прямо в центр города, в храм Юноны¹.

Однако такие  подкопы могли привести к цели только в случае, если силы и осаждающих, и осажденных были невелики. Во-первых, выход из подземного туннеля легко было заблокировать. Во-вторых, ко времени Пирра уже было выработано деятельное средство против подобных работ: с внутренней части стены рыли ямы или глубокую канаву, в которой сидели люди, старающиеся уловить направление вражеских работ. Когда точно устанавливали, где ведется подкоп, навстречу вели «контргалерею», а затем либо нападали из нее на рабочих противника, либо выкуривали их из-под земли дымом.

Основной задачей  подкопов в изображаемое нами время  стало разрушение стен вражеской  крепости. Если галерею удавалось  незаметно подвести к фундаменту крепостных сооружений, ее начинали расширять  вправо и влево, укрепляя потолок  от падения массивными бревнами. Пройдя таким образом несколько десятков метров, осаждающие подводили собственный «фундамент» под стены. Затем бревна поджигались и в какой-то момент внутренняя полость обрушивалась, увлекая за собой стены.

Но и здесь  Пирру фатально не везло. Грунт был  настолько каменистым, что его  инженерам не удалось «зарыться» в землю так, чтобы пройти ниже уровня рвов. Все усилия были напрасны.

Эпирский царь еще  не раз пытался послать свои отряды на штурм стен Лилибея, но потери росли, а вместе с ними падал энтузиазм войск. Пирру пришлось смириться с неудачей — столь досадной после многих месяцев успехов — и отказаться от осады. Войска были отведены от стен Лилибея в глубь острова и расположены там, на зимних квартирах. Сам же царь устремился в Сиракузы: он был, обуреваем новой идеей.

Пирр еще не знал, что уже перевалил высшую точку  небесного списка своих удач —  и в Сицилийской войне, и в  политической карьере. Отступление  от Лилибея совсем не рассматривалось им как катастрофа, да и не стало бы ею — если бы на месте Пирра находился другой правитель.

Пирру казалось, будто  борьба, под знаменами которой  он объединил Сицилию, увлекает местных жителей не в меньшей степени, чем его самого, что они, как и он, готовы приложить для победы все свои силы.

Однако после  ретирады от Лилибея сицилийские греки решили, что устали от войн, длившихся на их земле все время после смерти Агафокла. Новое, экстраординарное усилие, которое готовился предложить им Пирр, было расценено как чрезмерное. Все, кто недавно противился заключению мира с карфагенянами, теперь считали летние переговоры упущенным шансом.

Между тем Пирр хотел  повторить подвиг Агафокла, переправившись в Африку и перенеся войну под стены столицы пунов. Он не принимал в расчет их сухопутную армию, небезосновательно считая ее слабой и неорганизованной.

В отличие от Агафокла, показавшего слабость власти пунов в Африке, хотя он отправился туда с ничтожными силами, Пирр предполагал предпринять всесицилийский поход. Чем большую армию он переправит на другой берег Ливийского моря, тем скорее капитулирует Карфаген. Вынужденные воевать на родной земле пуны почти наверняка ослабят гарнизон Лилибея, который, лишенный внешней поддержки, автоматически попадет в руки греков.

Чтобы переправиться  в Африку, нужен был флот, не уступающий пуническому. Две сотни кораблей, имевшихся у него в Сиракузах, Пирр счел недостаточными силами. Действительно, греческие адмиралы настолько уважали врага, что за весь 277 г. мы не знаем ни об одном их боевом столкновении с карфагенянами — даже во время осады Лилибея, когда давление сиракузян на коммуникации пунов могло решить исход всего предприятия.

Если нельзя было взять врага качеством, Пирр решил  подавить его числом. По всем городам  были введены налоги на постройку  военного и транспортного флота. Набирали новых солдат, кое-где уже силой, а ведь среди свободного населения предстояло набрать и многотысячную армию гребцов!

Осень 277 г. стала  для Пирра началом тяжелого испытания. Его амбициозный план требовал совершенно иного гражданского сознания жителей Сицилии или же абсолютной власти, подобной власти ассирийских или персидских правителей. К сожалению для нашего героя, нужное гражданское сознание имелось в Риме, а не в Сиракузах, что же касается власти, то из Пирра так никогда и не получился тиран вроде Дионисия или Агафокла, для которых внешняя политика была продолжением внутренней.

В случае Пирра же — по крайней мере в последнее десятилетие его царствования — все было с точностью до наоборот: внутренние дела воспринимались лишь как необходимое зло, которое нужно было терпеть ради достижения великих внешних целей. Если этот принцип работал в Эпире, то ни в Италии, ни на Сицилии государь молоссов не нашел поддержки, и это стало причиной падения его диковинной двойственной монархии.

Быстро почувствовав недовольство, Пирр решил подстраховаться  и ввел в некоторые стратегически важные города верные себе части, оправдывая это необходимостью защищаться от неминуемых набегов карфагенян и мамертинцев. Его уполномоченные начали исполнять роль наместников, ограничив права внутреннего самоуправления большинства полисов. Если это и успокоило ситуацию, то только внешне. Постепенно в заговоры против эпиротов оказались втянуты широкие круги как олигархов, так и рядовых сицилийцев. Хуже того, Фоинон и Сосистрат, люди, которые настояли на его прибытии, на остров, стали проявлять независимость.

Сохранилась фраза  Пирра, сказанная им одному из своих  приближенных: «Фоинона и Сосистрата опасно будет брать в Африку, но еще опаснее оставлять на Сицилии». И тот и другой, видимо, рассчитывали стать хотя бы удельными правителями в Акраганте и Сиракузах, Пирр же превратил их в полностью подотчетных себе губернаторов. Во время кампаний 278-277 гг. отряды тиранов отлично проявили себя под началом эпирского царя, и ныне все успехи стали приписывать именно этим войскам, а неудачу под Лилибеем сваливать на Пирра.

Царь решил нанести  удар первым. Вскоре Сосистрат узнал, что против него готовится обвинение в измене, выразившейся в переговорах с карфагенянами (возможно, реальных). Не ожидая царского суда, Сосистрат уже открыто вступил в сношения с пунами и спровоцировал появление их отряда где-то на юге Сицилии. После этого момента судьба тирана Акраганта нам неизвестна. Пирр быстро победил пунов и восстановил свою гегемонию на юге. Сосистрат же либо бежал в Африку и умер там, либо был убит во время этой операции.

Подозревая отныне всех и вся, Пирр приказал арестовать Фоинона. Хотя сиракузяне открыто выступали против этого решения, царь обвинил недавнего союзника в измене и казнил. Эта казнь, даже если она и была актом самосохранения, окончательно испортила отношения Пирра с сицилийцами.

Весной 276 г. карфагеняне  и мамертинцы перешли в наступление. Пирр, еще надеявшийся на поход в Африку, держал основные свои силы близ Сиракуз, поэтому вначале не обращал внимания на утерю окраинных позиций. Однако постепенно этот процесс стал лавинообразным. Как два года назад без боя сицилийские греки открывали свои ворота перед эпиротами, точно так же в 276 г. они без сопротивления отдавались под власть карфагенян и даже призывали на помощь мамертинцев, этих грабителей с большой дороги.

Спасти ситуацию можно было повальным террором против недовольных и успешной военной кампанией. Но Пирр просто не был способен на массовые репрессии. Он стремился к власти, любил ее, но никогда не добивался своих целей любыми средствами. Видя всеобщее отчуждение, он сам разочаровался в новых подданных. Ему легче было уйти, чем воспитывать сицилийцев, привыкших либо к совершенной вольности, либо же к всецелому подчинению тоталитарным режимам.

А уйти было куда. Уже  третий год италики пытались остановить наступление Рима, и в начале 276 г. на юге Апеннин сложилась почти  безвыходная ситуация: римляне заняли Гераклею, Кротон, Локры. Тарентинцы и луканы умоляли о помощи: лишь присутствие Пирра могло остановить врага.

Все лето 276 г. Пирр готовился к возвращению в  Италию. Он, правда, надеялся удержать для своей семьи Сиракузы, как, вероятно, и ближайшие к ним  укрепления. Этот район смог бы в  будущем стать плацдармом для  возрождения эпирско-сицилийской державы —но лишь после того, как островитяне раскаются, ощутив на себе тяжелую руку пунов, мамертинцев и новых тиранов. В Сиракузах был оставлен царевич Гелен с достаточным гарнизоном и широкими полномочиями. Совершив, по некоторым сведениям, перед отплытием короткую и, как всегда, успешную вылазку против карфагенян, появившихся уже в районе Этны, Пирр приказал армии грузиться на суда.