Влияние Григория Распутина на царскую семью

 «Я находился в министерском кабинете, куда дежурный курьер Оноприенко вскоре ввел Распутина. К министру подошел худощавый мужик с клинообразной темно-русой бородкой, с проницательными умными глазами. Он сел с П. А. Столыпиным около большого стола и начал доказывать, что напрасно его в чем-то подозревают, так как он самый смирный и безобидный человек… Вслед за тем я высказал министру вынесенное мной впечатление: по моему мнению, Распутин представлял из себя тип русского хитрого мужика, что называется — себе на уме — и не показался мне шарлатаном».

 

«Впервые я беседовал  с Распутиным зимой 1912 года у одной  моей знакомой… Внешнее впечатление  о Распутине было то же самое, какое  я вынес, когда, незнакомый ему, видел  его в кабинете министра… Распутин отнесся ко мне с большим недоверием, зная, что я был сотрудником  покойного министра, которого он не без основания мог считать  своим врагом... На этот раз меня поразило только серьезное знакомство Распутина  со Священным писанием и богословскими  вопросами. Вел он себя сдержанно  и не только не проявлял тени хвастовства, но, ни одним словом не обмолвился о  своих отношениях к царской семье. Равным образом я не заметил в  нем никаких признаков гипнотической  силы и, уходя после этой беседы, не мог себе не сказать, что большинство  циркулировавших слухов о его  влиянии на окружающих относится  к области сплетен, к которым  всегда был так падок Петербург».

 

«При этом свидании Распутин живо интересовался войной и, так  как я приехал с театра военных  действий, спрашивал мое мнение о  возможном ее исходе, категорически  заявив, что он считал войну с  Германией огромным бедствием для  России».[3]

 

«Говорят, что он тщетно убеждал  Государя Императора не вступать в  эту войну, — это еще раз подтверждает отсутствие исключительного влияния Распутина в делах государственных. Будучи противником начатой войны, он с большим патриотическим подъемом говорил о необходимости довести ее до конца, в уверенности, что Господь Бог поможет Государю и России. Таким образом, у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих его обвинителей в стремлении к сепаратному миру и влиянии в этом отношении вместе с «немцем» Штюрмером на Императрицу».[3]

 

Также в книге присутствует такие слова:

«Я не забуду очень характерную  фразу, которая сорвалась у Распутина  в этом разговоре: «Иногда целый  год приходится упрашивать Государя и Императрицу для удовлетворения какого-нибудь ходатайства».

«Несоизмеримо далеко до «исключительного» влияния!».[3]

 

Граф С.Ю. Витте: «Поистине  нет ничего более талантливого, чем  талантливый русский мужик. Какой  это своеобразный, какой самобытный тип! Распутин абсолютно честный  и добрый человек, всегда желающий творить  добро… »

 

Что же мы видим? Царь, безусловно, прислушивался к советам Григория. Из всего выше сказанного видно, что  царь с вниманием выслушивал предложения  Распутина и нередко принимал их, но только если сам соглашался с  ними. Особенно это касалось кандидатур на посты руководителей Святейшего Синода и передвижении  епископов  в различные епархии, хотя на заключительном этапе своей жизни Григорий принимает  участие и в подборе кандидатур на посты министров и губернаторов. Влияние его на царя было чисто  духовным. А царь ждал от Григория высших духовных откровений.

 

                              

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3.Тяжелый  период в жизни «старца»

§1.Причины такой  «известности» простого сибирского крестьянина

   В 1910 году начался  трагический этап в жизни Григория  Распутина, период, когда на него  была объявлена травля. Именно  тогда появляются якобы достоверные  обвинения Распутина в пьнстве,  разврате, сектантстве. Ведь до  этого Распутина принимали в  обществе спокойно. Здесь есть  один интересный момент. Все нападки, клевета, ложь, которые обрушились на Распутина, на самом деле предназначались не ему, а царю и его близким. Распутин превратился в исторический феномен лишь потому, что близко общался с властелином огромной империи, только потому, что он стал другом Царского дома. Не случись этого, никакие личные дарования и способности сами по себе крестьянина из Сибири не вывели бы на сцену истории. Поэтому любой рассказ о Распутине неизбежно затрагивает стержневой сюжет: о царе Николае II и царице Александре Фёдоровне, об их культурном и нравственном облике, духовных запросах, семейном укладе жизни. Не «сибирского мужика» пытались выставить в плохом свете, а императорский дом.

 

Рассмотрим эту проблему детально. Появление в Царской Семье друга-крестьянина уже само по себе должно было вызвать шквал негодования. Как и в иных случаях, действительная биография тут определяющей роли не играла. О Распутине в столичном свете было «всё известно» еще тогда, когда вообще известно ничего быть не могло.

  В то  время представители аристократии, уже по праву своего рождения близко стоявшие к Трону, имели возможность донести салонное «общественное мнение» до ушей монарха, представить на «благоусмотрение» верховного правителя заключение светских «экспертов» о нравственных и деловых качествах того или иного сановника или претендента, сообщить о его политических пристрастиях и семейной добропорядочности. Таким путем можно было воздействовать на формирование угодной точки зрения у повелителя державы.[2]

  О близости  к царям грезили, симпатий монарха добивались даже те, кто по древности рода и по заслугам своих предков имел, как казалось, полное право претендовать на особое расположение. Когда же выяснилось, что вожделенное расположение получил какой-то «темный крестьянин», это смертельно задело родовую гордость. Конкретные обстоятельства, подлинные факты общения царя «с мужиком» мало интересовали. Шокировал сам факт.

Среди «лучших фамилий  России»  потрясение отозвалось волной возмущения. Сначала неясно, а потом все уверенней и громче в богатых гостиных зазвучали разговоры об этом «ужасе». Начали искать объяснения, и очень быстро «достоверные заключения» появились и имели оскорбительный характер для царя, и уничижительный для царицы. При этом некоторые негодующие «салонные эксперты» сами принимали у себя Распутина, а кое-кто даже и прибегал к его психотерапевтическим дарованиям, но об этом не вспоминали.

 

В общем и целом распутинский портрет — продукт творчества аристократического петербургского бомонда. Все же остальные — политики, журналисты, историографы — добавляли лишь детали, делали лишь некоторые «пейзажные мазки».

 

Вот один характерный пример. Представитель аристократии (род вел свою генеалогию с XI века), предприниматель и меценат барон Н. Е. Врангель, в написанных вскоре после революции воспоминаниях запечатлел взгляд «света» на венценосцев. По его словам, одна из фрейлин «привела к императрице простого неграмотного крестьянина, осужденного в Сибири, откуда он был родом, за изнасилование маленькой девочки. Я говорю о Распутине. Этот развращенный и циничный, но хитрый и умный мужик, говорят, обладал даром гипноза. Как бы то ни было ему удалось подчинить себе волю императрицы, уверить ненормальную  женщину, что он обладает даром предвидения и что, пока он при ней, ни царю, ни ей, ни наследнику ничего не грозит… Его слово стало законом для царицы, а желание царицы было законом и для царя». Подобные ложь и гнусность распространял один из «столпов общества»!

 

Здесь нужно немного рассказать о самой императрице Александре Фёдоровне, о её отношениях с обществом, и почему её так не любили. Царица умела распознавать душевные качества человека. И не удивительно, что большинство из тех, кого лично Императрица принимала на службу, сохранили верность семье до самого конца. Некоторые заплатили за преданность собственной жизнью: доктор Евгений Сергеевич Боткин, «комнатная девушка» Анна Степановна Демидова, фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, лакей Иван Дмитриевич Седнев, камердинер Государя Алексей (Алозий) Егорович Трупп, повар Иван Михайлович Харитонов, «дядька» Цесаревича Климентий Григорьевич Нагорный. Их расстреляли в том, страшном памятном июле 1918 года…

 

Александра Фёдоровна  не раз говорила — «Вера, Надежда, Любовь — это всё, что имеет значение». Однажды призналась Лили Ден: «Меня не заботит, богато то или иное лицо или же бедно. Для меня друг, кем бы он ни был, всегда останется другом». Последней царице в обществе всегда не хватало искусства «куртуазности», тонкого мастерства светскости, которым в совершенстве владела ее свекровь, Императрица Мария Фёдоровна. В итоге за свою публичную «сольную партию» супруга Николая II не только рукоплесканий не заслужила, но её затопали и ошикали задолго до того, как опустился занавес.

 

   По поводу своих светских способностей Государыня Александра Фёдоровна не заблуждалась. Уже, будучи императрицей, призналась в письме одной близкой знакомой: «Я не могу блистать в обществе, я не обладаю ни легкостью, ни остроумием, столь необходимыми для этого. Я люблю духовное содержание жизни, и это притягивает Меня с огромной силой. Думаю, что я представляю тип проповедника. Я хочу помогать другим в жизни, помогать им нести свой крест и бороться ». Но с первых шагов пребывания в России ей  самой нужно было себе помогать «нести крест».

   Выполняя многочисленные церемониально-династические обязанности, она смотрела на окружающий придворно-аристократический мир с холодным отчуждением, прекрасно сознавая всю фальшь и враждебность его. Дорогой Ники заполнял жизнь, и она старалась поддержать и утешить того, кто нёс тяжелое бремя исторической ответственности. Слухам о Распутине она не верила. За то, что императрица не принимала общество, оно невзлюбило её еще задолго до появления Распутина.

Распутин  оказался в фокусе общественной борьбы, стал инструментом политических и фракционных  интриг, удобным поводом для общественной саморекламы, публичного самоутверждения. При этом одни преследовали разрушительные цели, другие же, главным образом  из кругов салонной столичной публики, ни о какой революции, естественно, не мечтали, но нанесением оскорблений монарху, старались удовлетворить мелкие личные амбиции.

Есть еще одна из главных  причин нападок на Распутина. Это революция, подготовка к которой велась уже  давно. Распутинская история раскрывает предреволюционный общественный психоз во всей его красе. Разговоры «о слабоволии Царя», о его «полном подчинении Царице», которая, в свою очередь, «закабалена Гришкой», действующим «в угоду врагов России», — все эти вердикты-эпитафии не о Царе говорили. Сам факт их распространения в чиновно-дворянской среде являлся красноречивым показателем «эрозии монархизма», которая, в конечном счете, и стала одной из первопричин крушения всей самодержавной системы.

 

Распутин, которого царь и царица видели другом своего дома, постепенно помимо своей воли становился политическим фактором. Его этим качеством наделяли светские «львы» и «львицы», как и клевреты партийных течений различного толка, записные борцы «за благо России» из стен Государственной думы. Развитию интереса в столичном обществе к загадочной фигуре способствовала серия церковных и светских скандалов, которые оказались в фокусе внимания как раз накануне мировой войны. За всем этим ценители-знатоки «политической кухни» увидели некую «интригу темных сил». Фигура Распутина очень удачно вписывалась в живописный образ «закулисных влияний».

 

   По мере роста известности Распутина вниманию публики предоставлялась «масса горячего материала», который «просто обжигал». Другу царской семьи приписывали пьянство, воровство, принадлежность к религиозной секте, но особенно уверенно и часто — половую разнузданность. Огромное количество «леденящих кровь историй» о невероятных эротических похождениях Распутина и о немыслимых оргиях пьянили воображение многих. Постепенно в обществе возобладало однозначное мнение о том, что любые связи с Распутиным безнравственны и даже преступны. «Свидетельства о разврате» появились в обращении в Петербурге вскоре после того, как стало окончательно ясно, что сибирский крестьянин стал другом Царской Семьи. Никакой интимной подоплеки здесь не было и в помине, хотя бесстыжая молва приписывала Распутину чуть не роль хозяина Царского дома, якобы бывавшего там в любое время «по своему усмотрению». Дошло до того что в 1911 году получает распространение просто ужасная, по свой дерзости и содержанию, сплетня о половой близости царицы и Распутина. Дальше больше начали говорить, что именно Распутин «дал престолу наследника». Хотя временные рамки, а именно знакомства старца с царской семьёй, полностью это опровергают. Тем не менее, этому верили.

                                                              

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

§2.Слухи  и мифы

Мы рассмотрим лишь несколько. В 1910-1912 годах  происходит сближение интересов ущемленной Распутиным части высшего духовенства, придворной антираспутинской партии, душой которой был Великий князь Николай Николаевич, и откровенно антирусских сил, мечтающих о разрушении России. Если для первых создание мифа о Распутине — метод его устранения, то для последних — средство подрыва национальных ценностей страны. Уже тогда обсуждается идея о том, что образ Распутина может быть использован как средство осуществления в России планов революционных партий и под его разлагающим влиянием русская династия не продержится и двух лет. Наступление на Распутина разворачивается в виде хорошо организованной кампании, главными козырями в которой становятся сфабрикованный в Тобольской консистории доклад о принадлежности Распутина к секте хлыстов и, позднее, выдуманные обвинения монаха-расстриги Илиодора.