Власть и общество в художественных произведениях постмодернистов

   Если подводить итог, то стоит сказать, что постиндустриальное общество, хотя и продвинуло вперед решение многих острейших проблем индустриализма, не смогло преодолеть ряд его противоречий (устойчиво высокий уровень безработицы, демографические проблемы, связанные со старением населения и усилением нагрузки на трудоспособное население, и др.). Оно порождает и новые противоречия, вызванные расширением возможностей манипулирования массовым общественным сознанием, навязывания ему ложных стереотипов, а также появлением новых форм компьютерной преступности.

Состояние постмодерна.

В данном разделе автор не будет лишь пересказывать содержание одноименной работы Лиотара, а постарается отразить основные черты, присущие культуре постмодернизма в целом, а также подробнее остановиться на тех элементах, которые характерны для художественных произведений этой культуры, в частности.

Для начала стоит сказать, что сам термин «постмодернизм», не несёт в себе никакого содержательного смысла. Если в названиях, господствовавших раннее культурных течений, можно было найти какую-то семантическую нагрузку (романтизм, реализм, футуризм, имажинизм и т. д.), то постмодернизм своим названием определяет лишь свою позицию по отношению к предыдущей эпохе – модерну. Вопрос о сущности и времени возникновения постмодернизма до сих пор остается спорным. Бесспорно лишь то, что постмодернизм возник как художественное явление. Появление новых постмодернистских форм было впервые отмечено в середине 50-х годов ХХ века в США в таких областях культуры, как архитектура, скульптура, живопись. Затем он стремительно распространился в литературе и музыке, чуть позже в философии. Постмодернизм формируется, как интернациональное явление, основываясь на деструктивизме, постструктурализме, и частично авангарде, откидывая, разве что, авангардистский экстремизм в выражении творческой мысли. Что же  представляют собой основные столпы постмодерна - деструктивизм и постструктурализм? Стоит отметить, что это очень близкие понятия, ибо исходят из общего посыла о том, что вся культурная жизнь человечества выражена в тексте. Деконструктивизм стремится выявить внутреннюю противоречивость текста, обнаружить скрытые в нём и ускользающие от самого автора «остаточные смыслы», доставшихся в наследство от дискурсивных практик прошлого, закрепленных в языке в форме мыслительных стереотипов, выраженных в языковых клише. Постструктурализм же имеет много общего с своим предшественником – структурализмом. Глубокая связь между ними выражена в сохранении языково-знакового взгляда на мир, в стремлении объединить научно-философский подход с искусством, соотнести текст с сознанием и опытом его автора. Однако, постструктурализм отказывается от какого-либо четкого структурирования, систематизации текста, а соответственно и сознания автора. Постструктурализм видит разум человека в хаотичном,  внесистемном состоянии, поэтому считает любое его структурирование искусственным. Объектом рассмотрения и анализа становится все, что осталось за пределами структурного осмысления. Это, прежде всего, контекст, влияние которого не рассматривалось структуралистами в поисках универсалии, та совокупность индивидуальных явлений и черт, которая стоит за текстом и определяет его. Это те элементы текста, которые невозможно свести к сегментному дихотомическому делению; они предстают как несистемные, уникальные, нерасчленяемые. Это, наконец, то, что вообще, выходит за рамки упорядоченности, предстает как случайное, воплощает свободу, волюнтаризм, иррациональность в человеческом действии⁷. По сути, постмодернизм – это первое крупное культурное течение,  которое несёт в себе печать разочарования в ценностях и идеалах, оформившихся в европейской цивилизации, начиная с Возрождения и Просвещения, он отвергает радикальный антропоцентризм, рациональность, аккумулируя труды многих существовавших доселе теоретиков иррационализма, таких как Ницше, Шопенгауэр и так далее.

Так как в постиндустриальном мире огромную роль играет информация, то человек эпохи постмодерна начинает воспринимать мир в основном не как совокупность материальных объектов, а как текст. Впервые подобную точку зрения высказал Деррида, по его мнению «любая реальность уже истолкована посредством своего языкового выражения» и поэтому «текст – единственно возможная модель реальности⁸». Мир существует по законам текста, в рамках этой концепции выходит, что текстовая культура зацикливается сама на себе, становится параллельной действительности. Отсюда можно смело говорить о факте размывания границ между реальностью и её изображением. О мироощущении человека в постиндустриальном обществе, речь пойдёт позже, но пока стоит сказать, что люди всё чаще начинают воспринимать друг друга как «текст», в бытовом понимании этого слова. Теле- и смс- общение, разговор и передача информации посредством ICQ и различных виртуальных форумов, восприятие мира посредством телевизора и Интернета всё дальше ведёт нас к пониманию мира, как текста. Задача же человека, с точки зрения того же Деррида интерпретировать окружающие тексты, из чего получается парадоксальная ситуация. Мир представляет собой скопище текстов, которые интерпретируют друг друга, и сам при этом является текстом.

    Постмодернизм, как культура, противостоящая Возрождению, перестаёт говорить об индивидуальности и незаменимости человеческой личности. В своём литературном труде «Смерть автора» Ролан Барт говорит о том, что авторство многих текстов уже не играет большой роли. Постмодернизм противостоит во многом модерну, который стремился создать что-то новое, подчас шокирующее. Всё уже сказано и написано, поэтому любой текст, как и любое слово, является уже чьей-то доселе изречённой мыслью. Частое цитирование, подчас неосознанное, ставит автора, как человека высказывающего новую мысль, в сложное положение.  Игра с цитатами создает, так называемую интертекстуальность. По мнению Барта, она «не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек⁹». Иными словами, автору только кажется, что творит он сам, на самом же деле это культура творит посредством него, используя как свое орудие. Автор, находящийся в плену влияний своей культуры, той системы образования, семьи и т.д. которые его воспитали, перестаёт быть самостоятельным творцом-субъектом, своим текстом он лишь отражает умонастроения того общества, в котором он вырос. Поэтому окончательный вывод Барта заключается в том, что письмо, в том числе литературное произведение, является не созданием отдельного индивида, а специфическим проявлением «всеобщего письма».

Из «Смерти автора» вытекает ещё одна черта постмодернизма – интертекстуальность или интертекст. «Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат, и в этом смысле каждый текст является интертекстом, другие тексты присутствуют в нем на разных уровнях в более или менее узнаваемых формах¹⁰» - пишет Барт. В современной культуре использование различных стилей текстов в едином творении приобретает большую популярность. В некотором смысле популяризирует подобную традицию Интернет,  в котором отдельные безличные тексты до бесконечности ссылаются друг на друга и на все сразу, поскольку все вместе они являются лишь частью "всеобщего текста", написанного зачастую людьми из разных городов и даже стран. Смешение текстов часто можно встретить в рекламе и СМИ. В частности, в Комсомольской правде можно было увидеть изменение классической пушкинской цитаты «Не приведи Бог видеть русский бунт − бессмысленный и беспощадный!» на высказывание «В китайском алфавите 15000 иероглифов! Не дай вам Бог увидеть китайское «Поле чудес» − бессмысленное и беспощадное!». ¹¹Можно чётко увидеть как текст, имеющий патетический настрой, написанный высокой книжной речью, после применения структурной трансформации и вкрапления новых слов превратился в анекдот.

Интертекстуальность вполне адекватна процессу глобализации, она является ответом на глубинный запрос мировой культуры XX столетия с её явной или неявной тягой к духовной интеграции. Постмодернизм, не стремясь создать что-то новое, стремиться к сближению различных человеческих культур. Именно, в интертексте, по мнению Барта, «присутствуют на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры». В его понимании «постмодернизм - это художественная практика, сосущая соки из культуры прошлого». ¹² На самом деле, интертекстуальность ведёт к признанию мультикультурности и равенству всех культур, отказу от деления искусства на «своё» и «чужое». В противоположность модерну, да и вообще почти всей новоевропейской культуре, пропагандировавшей идею приверженности своим собственным ценностям и своему образу жизни, как единственно верным, постмодернизм в целом готов осознать, что с точки зрения настоящего и будущего чужое мировоззрение, возможно, имеет целый ряд преимуществ. Впервые за всю историю Европы происходит отказ от европоцентристской системы представлений. Интерес к иной, в частности, восточной культуре, можно увидеть у многих писателей-постмодернистов, например, Пелевин практически во всех своих произведениях, так или иначе, обращается к идеям дзэн-буддизма. Постмодернизм, начиная с конца 60-ых, характеризует себя тем, что развенчивает основы новоевропейской культуры. Почти обожествленная европейцами Нового времени наука предстала под постмодернистским взглядом впадающей в бесчисленные ошибки обманщицей, чреватой к тому же непредсказуемыми последствиями экологического кризиса. Религиозный авторитет, подвергнутый сомнению в предшествующую секулярную эпоху, в еще большей степени уступил свои позиции под натиском нового "альтернативного" мистицизма. В Европе и США проявляется отчетливая тенденция к увлечению нетрадиционными для тех мест религиями, такими как ислам и буддизм. На свободу сознания и плюрализм мнений, сделавшие мощный всплеск интереса к неевропейской культурой на западе возможным, повлияли и такие мощные умы, как Кастанеда и Кришнамурти, которые популярно объясняли европейцам и американцам особенности иных культур.

Идя по пути свободного заимствования  из различных художественных систем, постмодернизм как бы уравнивает их, создавая единое мировое культурное пространство. Постмодернизм выступил также реакцией на модернистское противостояние элитной и массовой культуры – теперь эти два враждующих, казалось бы, типа культуры, стараются свести воедино. Постмодернистские художественные авторы, казалось бы, намеренно перемежают рассуждения своих героев о «Критике практического разума» Канта с матами. И это естественный процесс, ибо с нарастанием глобализационных процессов, когда в единую систему культуры вовлечены уже не только отдельные страны, возникла необходимость не в элитарной культуре, структурирующей социум, а в совмещении самых разнообразных дискурсивных полей, объединяющих мир не только пространственно (цивилизационные круги), но и темпорально (эпохи).

Помимо плюрализма мнений, постмодернизму присущ и близкий к нему мультиперспективизм, то есть, принцип признания права на существования любой высказанной точки зрения и желание рассмотреть проблему с самых разных сторон.  Человек освобождается от принятия некоторых единых измерений правды, справедливости. Следствием подобной всеядности выступает отрицание абсолютной истины, отказ от признания, что она может существовать в принципе. У Пелевина в рассказе «Жёлтая стрела» мультиперспективизм выражен в частности тем, что главный герой находит часть ответов на интересующие его вопросы, в книге, страницы которой используют как туалетную бумагу: «Андрей остановился на освещенной площадке перед тамбуром, поставил ногу  на  треугольную крышку мусорного бака, прислонился плечом к окну и стал читать тот лист, которому предстояло покинуть книгу следующим: «Ближе всего к счастью - хоть я и не берусь определить, что это такое -  я бываю тогда,  когда отворачиваюсь от окна и краем сознания - потому что иначе это невозможно - замечаю, что только что меня опять не было, а был просто мир за  окном,  и что-то прекрасное и непостижимое, да и абсолютно не нуждающееся ни в каком "постижении", несколько секунд существовало вместо  обычного  роя мыслей, одна  из  которых  подобно  локомотиву  тянет  за  собой  все   остальные, обволакивает их и называет себя словом  "я"¹³»».

Из постструктурализма постмодернизм позаимствовал отказ  от системности и структурирования и интерес к иррациональности. Свободное сознание текущей эпохи не признаёт систематизации и не хочет загонять себя в рамки. Отказ от антропоцентризма, т. е. отказ от принятия человека-субъекта тем центром, вокруг которого строится познание, культура, общественная жизнь;  стремление десистематизировать любой текст, приводят постмодернистов к доказательству о невозможности существования целостной, универсальной системы знания. По мнению Лиотара, до последнего времени единство знания обеспечивалось за счет обращения людей к метатекстам, великим базовым идеям. В эпоху постмодерна идёт отказ от структуризации, так как это порождает иерархичность, что идёт в разрез с плюрализмом. Говоря проще, то под постмодернизмом, как утверждает Лиотар, следует понимать, в первую очередь, "недоверие к метарассказам" - великим базовым идеям, "объяснительным системам", которые обеспечивают единство знания, организуют общество и служат средством его легитимации. Это религия и история, наука и искусство, и особенно "великие философские системы" - организующие принципы философской мысли Нового времени¹⁴. Эрозия веры в "великие метаповествования", в "метарассказы", означает освобождение мира от "иллюзорной метафизики модернизма" и открывает бесконечные возможности для освобождения от "монокультуры", как унифицирующего дискурса, и выхода к культуре многообразия¹⁵. Постмодернисты считают невозможным и бесполезным пытаться устанавливать какой-либо иерархический порядок, какие-либо системы приоритетов – в познании, культуре, жизни. Они против любого тоталитаризма, особенно современного – технологического, информационного (о нём будет написано ниже, когда речь пойдёт о свободе человека в современном обществе). Поэтому естественным для них оказывается также и отказ от понятия исторического прогресса, от универсальных форм исторического развития, от самой идеи линейного развития истории. Перехода от низшей к высшей форме быть просто не может – так как все формы сами по себе равноценны!

Разочарование в идеалах и ценностях Возрождения  и Просвещения с их верой в  Прогресс, торжество разума, безграничность человеческих возможностей трансформировалось в неприятие всей традиции западноевропейского  рационализма. Это в свою очередь привело к формированию специфического видения мира – мира децентрированного, фрагментированного, неупорядоченного, лишенного причинно-следственных связей и ценностных ориентиров, предстающего перед сознанием лишь в виде иерархически неупорядоченных фрагментов. Любая попытка сконструировать "модель" такого мира – бессмысленна! По сути, впервые в истории человечества господство приобрела культура, которая не стремиться объяснить и структурировать мир, но, наоборот, хочет закрепить в нём отсутствие чётких ориентиров и оставить в состоянии хаоса. Уникальность постмодерна в том, что он в отличие от культур прошедших эпох не предлагает никакой парадигмы, в результате чего его часто воспринимают, как культуру сугубо деструктивную.

Презрительное отношение к метатекстам приводит постмодернистов (в частности художественных авторов) к ироническому отношению к тем произведениям прошлого, которые стремятся утвердить какие бы то ни было ценности. Для того, чтобы сокрушить авторитет метатекста современные авторы прибегают к пародии, которая стремится показать его бессилие и бессмысленность. Примером деконструкции метатекста в современной русской литературе постмодерна может служить пьеса Сорокина Достоевский-trip, в которой переигрываются многие эпизоды «Идиота» Достоевского. Если говорить о конкретном примере из текста, то момент, в котором Настасья Филипповна бросает деньги в огонь, говоря, что если Ганя их не возьмёт, то они сгорят даром, показан у Владимира Сорокина так:

 «НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА: Все сгорит! Все сгорит! Сгорит все!

ЛЕБЕДЕВ: Я зубами выхвачу из огня! На коленях, в грязи  поползу!

РОГОЖИН: Люблю  тебя, моя королева! Больше жизни  люблю! 

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА: Пусть все сгорит! Пусть сгорят все деньги мира!    Пусть  сгорят рубли, доллары, франки, марки, иены и шиллинги!

ЛЕБЕДЕВ: В грязи  поползу, обцелую, оближу ваши ноги! Вылижу пол языком, буду прыгать, как шут, и пресмыкаться, как червь!

РОГОЖИН: Королева! Люблю тебя! Разорву себе грудь! Отдам  тебе сердце!

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА: Я сожгу все деньги! Все кассы  и банки! Все монетные дворы мира!

ЛЕБЕДЕВ: Ради медного  гроша, брошенного мне богачом, я  зароюсь в грязь! Я буду извиваться, как червь, и хрюкать, как свинья! Я буду плясать и плакать, хохотать и петь!