Элементы теории структурации

Структурирующие кэчесжа правил можно изучать, прежде всего, в отношении формирования, поддержания, прекращения и реформирования ситуаций. Хотя для конституирования и реконструирования ситуации агентами используется все многообразие процедур и тактик, вероятно, наиболее важными являются те, которые обеспечивают поддержание онтологической безопасности „Эксперименты" Гарфинкеля очень важны в этом отношении Они показывают, что предписания, структурирующие повседневное взаимодействие, гораздо жестче закреплены и обладают большей принуждающей силой, чем может показаться из-за простоты, с которой они обычно выполняются. Разумеется, это происходит потому, что отклоняющиеся ответы или акты, которые „экспериментаторы" исполняли по инструкции Гарфинкеля, подрывая понимаемость дискурса, нарушали чувства онтологической безопасности „субъектов". Нарушение или игнорирование правил не является, конечно, единственным способом, которым можно изучать конструктивные и санкционирующие свойства интенсивных правил. Но нет сомнений в том, что Гарфинкель чрезвычайно расширил горизонт изучения - ввел „социологическую алхимию", „преобразовал всякую обычную социальную деятельность в некое проясняющее проявление"25.

Я отличаю общий  термин „структура" от „структур" во множественном числе, а также  от „структурных качеств социальных систем"26. „Структура" относится  не только к правилам производства и воспроизводства социаль­ных систем, но также и к ресурсам (на которых я пока не останавливаюсь подробно) В социальных науках термин „структура" обычно используется для наиболее устойчивых аспектов социальных систем, и мне бы не хотелось терять эту коннотацию Самые важные аспекты структуры - это правила и ресурсы, относящиеся к институтам. Институты определяются как наиболее стабильные черты социальной жизни. Говоря о структурных качествах социальных систем, я имею в виду их институциональные черты, придающие „жесткость" во времени и пространстве Я использую концепцию „структур", чтобы обозначить отношения трансформации и опосредования, которые являются „контурными переключателями", лежащими в основании наблюдаемых условий системного воспроизводства.

Позвольте теперь ответить на вопрос, который я поставил в самом начале: каким образом можно говорить о том, что индивидуальное поведение акторов воспроизводит структурные качества более крупных коллективов''' Вопрос и легче, и сложнее, чем он кажется на первый взгляд. На логическом уровне ответ на него - не более чем трюизм Он заключается в следующем: тогда как существование больших коллективов или обществ, очевидно, не зависит от деятельности каждого индивида в отдельности, такие коллективы или общества сразу прекратили бы свое существование, если бы все составляющие их агенты приостановили свою деятельность. На сущностном уровне ответ на этот вопрос зависит от проблем, имеющих отношение к механизмам интеграции различных типов социетальной тотальности. Всегда происходит так, что повседневная деятельность социальных актеров воспроизводит и полагается на структурные черты более широких социальных систем. Но „общество" - как я попы­таюсь показать - это не обязательно унифицированные коллективы.. Социальное воспроизводство" не нужно приравнивать к консолидации или социальной солидарности Размещение актеров и коллективов в различных секторах или регионах более широких социальных систем сильно обусловливает влияние их привычного поведения на интеграцию социетальных тотальностей. Здесь мы подходим к границе использования лингвистических примеров для иллюстрации концепции дуальности структуры. Значительное прояснение проблем социального анализа может быть достигнуто благодаря изучению повторяющихся качеств речи и языка Произнося грамматическое высказывание, я полагаюсь на те же синтаксические правила, которые воспроизвожу данным высказыванием. Но я говорю „на том же" языке, что и другие носители языка в моей языковой общности; мы все пользуемся одними и теми же правилами и лингвистическими практиками, выдавая или принимая относительно малые их вариации. Вышесказанное не обязательно верно для структурных качеств социальных систем вообще. Но это не относится к концепции дуальности структуры как таковой. Проблема здесь заключается в том, как должны быть концептуализированы социальные системы, и особенно „общества".

ДУАЛЬНОСТЬ  СТРУКТУРЫ

Структура(ы)

Правила и ресурсы  или наборы  отношений  трансформации, организованных как свойства социальных систем

Счстема(ы)

Воспроизводимые отношения между актерами или коллективами, организованные как регулярные социальные практики

Структурация

Условия, управляющие  преемственностью или преобразованием  структур и, следовательно, воспроизводством социальных систем

Позвольте мне  обобщить аргументы на данный момент. Структура как регулярно организованные наборы правил и ресурсов выходит за пределы времени и пространства Она поддерживается, проявляется и координируется через „отпечатки" в памяти и характеризуется „отсутствием субъекта". Социальные системы, в которых структура постоянно присутствует и реализуется, наоборот, охватывают действия людей, расположенные и воспроизводимые во времени и пространстве. Анализ структурации социальных систем означает изучение способов, которыми производятся и воспроизводятся такие системы, основанные на сознательной (know-ledgeable) деятельности актеров, которые полагаются на правила и ресурсы во всем многообразии контекстов действия. Центральной в теории структурации является теорема о дуальности структуры, которая логически вытекает из аргументов, приведенных выше. Строение агентов и структур нельзя представлять как два независимо заданных ряда явлений, т. е. как дуализм. Это дуальность. В соответствии с понятием дуаль­ности структуры структурные качества социальных систем являются как средством, так и результатом практик, которые они регулярно организуют. Структура не является „внешней" по отношению к индивидам: как „отпечатки" памяти и то, что проявляется в социальных практиках, она в определенном смысле скорее „внутренняя", чем внешняя по отношению к деятельности индивидов (в терминах Дюркгейма). Структуру не нужно приравнивать к принуждению, она не только принуждает, но и дает возможности. Это, конечно, не ограничивает протяженности структурных качеств социальных систем во времени и пространстве, выходящих за пределы контроля индивидуального актера. Не ослабляет она и возможность того, что теории самих актеров о социальных системах, которые они помогают конституировать и реконституировать в своей деятельности, могут материализовать такие системы. Материализация социальных отношений, или дискурсивная „натурализация" исторически случайных обстоятельств и продуктов человеческого действия, - это одно из главных направлений идеологии в социальной жизни27.

Однако даже самые крайние формы материализованной мысли оставляют нетронутой фундаментальную значимость способности актера к сознательности (knowledqeability), поскольку последняя основана скорее на практическом, чем на дискурсивном сознании. Знание социальных конвенций, себя самого и других людей, заложенное в способности „продолжать" во всем многообразии контекстов социальной жизни, чрезвычайно и поразительно. Все компетентные члены общества весьма сведущи в практическом исполнении социальной деятельности и являются экспертами-„социологами" Знание, которым они располагают, не является случайным по отношению к постоянному моделированию социальной жизни, но является интегральной его частью. И это особенно важно помнить, если мы хотим избежать ошибок функционализма и структурализма, где соображения агентов подавляются или не учитываются, - действия, постоянно включенные в процесс структурации социальных практик, рационализируются, - а истоки деятельности ищутся в явлениях, о которых агентам ничего не известно28. Но так же важно не впасть в ошибки герменевтических подходов и самых различных версий феноменологии, в которых общество рассматривается как гибкое творение субъектов. Каждый из этих подходов является неоправданной редукцией, происходящей из неспособности адекватно концептуализировать дуаль­ность структуры. По теории структурации момент производства действия .является также моментом воспроизводства контекстов повседневной де­ятельности в социальной жизни. Так происходит даже во времена наиболее жестоких переворотов и самых радикальных форм социальных изменений. Не совсем верно рассматривать структурные качества социальных систем как „социальные продукты", поскольку это предполагает, что какие-то предактеры каким-то образом создают их29. В воспроизводстве структурных качеств, если повторить фразу, которая уже употреблялась выше, агенты также воспроизводят и условия, которые делают такое действие возможным. Структура не имеет существования, независимого от знания, которым располагают агенты, о том, что они делают в своей повседневной деятельности. Люди всегда знают, что они делают на уровне дискурсивного сознания, при описании. Однако то, что они делают, может звучать иначе в других описаниях, и они могут не знать о тех разветвленных последствиях действия, в которое они включены.

Дуальность  структуры всегда является главным основанием преемственности социального воспроизводства во времени и в пространстве. Это, в свою очередь, предполагает рефлексивный мониторинг агентов в ходе повседневной социальной деятельности. Однако сознательность всегда ограничена. Поток действий непрерывно производит последствия, которые являются ненамеренными, и эти непредвиденные последствия могут также формировать новые условия действия посредством обратной связи. История творится интенциональной деятельностью, но не является интенциональным проектом. Она постоянно ускользает от попыток повести ее по какому-то задуманному направлению. Однако такие попытки постоянно предпринимаются людьми, живущими под влиянием угрозы и, одно­временно, надежды, обусловленных тем обстоятельством, что они - единственные существа, которые осуществляют свою „историю" самостоятельно.

Теоретизирование  относительно собственных действий означает, что как социальная теория не была изобретением профессиональных социальных ученых, так и идеи ученых неизбежно возвращаются и влияют на социальную жизнь. Одним из аспектов этого является попытка отслеживать и, таким образом, контролировать обобщенные условия системного воспроизводства - явление огромной важности в современном мире. Для концептуализации таких отслеживаемых процессов воспроизводства не­обходимо ввести определенные нюансы понимания, что „представляют собой" социальные системы как воспроизводимые практики в ситуации взаимодействия. Отношения, предполагаемые или актуализируемые в социальных системах, разумеется, сильно различаются по степени „открытости". Но, приняв это положение, мы можем выделить два уровня в отношении средств, которыми достигается некий элемент „системности" во взаимодействии. Один из уровней, широко разрабатываемый в функционализме, как уже отмечалось выше, - это когда взаимозависимость понимается как гомеостатический процесс, сродни действующим в организме механизмам саморегуляции. Против этого нет возражений, если признается, что „открытость" большинства систем делает организмическую аналогию весьма условной, и что такой относительно „механизированный" способ системного воспроизводства - не единственный, который мы можем найти в обществах. Гомеостатическое системное воспроизводство в обществе может быть рассмотрено на основе действия причинных петель, в которых непредвиденные последствия действия через механизм обратной связи перестраивают первоначальные условия. Но во многих контекстах социальной жизни встречаются процессы селективного „информационного отфильтровывания", посредством, которого актеры, на стратегически важных местах пытаются рефлексивно регулировать общие условия системного воспроизводства для того, чтобы либо поддерживать существующее положение вещей, либо изменить его30.

Различия между  гомеостатическими причинными петлями и рефлексивной саморегуляцией в системном воспроизводстве необходимо до­полнить еще одним, последним различием: между социальной и системной интеграцией31. „Интеграцию" можно понимать как взаимообусловленность (reciprocity) практик (автономии и зависимости) актеров или коллективов32. Тогда социальная интеграция означает системность на уровне личного взаимодействия. Системная же интеграция относится к связям с теми, кто физически отсутствует во времени и в пространстве. Механизмы системной интеграции определенно предполагают механизмы социальной интеграции, но такие механизмы в то же время отличаются по некоторым ключевым аспектам от механизмов, включенных в отношения соприсутствия.

Социальная  интеграция:

взаимообусловленность актеров в контекстах соприсутствия

Системная интеграция:

взаимообусловленность актеров или коллективов в  раздвинутых пространственно-временных  промежутках

ФОРМЫ  ИНСТИТУТОВ

Разделение  правил на способы обозначения или  конституирования значения и нормативные  санкции, а также концепция ресурсов - фундаментальная для концептуализации власти - влекут за собой некоторые аспекты, которые необходимо прояснить33. То, что я называю „модальностями" структурации, служит для объяснения главных размерностей дуальности структуры во взаимодействии путем соотнесения способности агентов к сознательности и структурных черт. Актеры полагаются на модальности структурации в воспроизводстве систем взаимодействия, тем самым реконституируя структурные качества этих систем. Необходимо подчеркнуть, что передачу значения во взаимодействии можно отделить от действия нормативных санкций только аналитически. Это очевидно, например, поскольку использование языка санкционировано самой при­родой его „общественного" характера34. Само узнавание (идентификация) актов или аспектов взаимодействия - их точное описание, герменевтически основанное на способности наблюдателя „продолжить" форму жиз­ни - предполагает пересечение значений, нормативных элементов и власти. Это наиболее очевидно в тех нередких контекстах социальной жизни, где выясняется, каковы „есть" социальные явления и как они могут быть описаны. Осознание такого выяснения, осознание различий и сходств при определении деятельности является существенной частью „знания форм жизни", хотя это не следует в явном виде из сочинений таких авторов, как Винч, который рассматривает формы жизни и как единые, и как основанные на консенсусе35.

Схема 2

Размерности дуальности структуры изображены на схеме №2 36. Люди не только способны отслеживать  свою деятельность и деятельность других в   повседневном  поведении, они  также способны „отслеживать такое отслеживание" в дискурсивном сознании. „Интерпретативные схемы" - это способы классификации, встроенные в запас знания (stocks of know­ledge] актеров, которые рефлексивно применяются для поддержания коммуникации. Запас знания, которым пользуются актеры в производстве и воспроизводстве взаимодействия, в то же самое время является знанием, посредством которого они могут делать объяснения, предлагать причины и т.д.37. Коммуникация, или передача значения со всеми аспектами контекстуальности действия, не обязательно должна рассматриваться как событие „в" пространстве и времени. Агенты рутинно встраивают (incor­porate) временные и пространственные черты ситуаций в процессы конституирования значения. Коммуникация, как общий элемент взаимодействия является  более  широкой концепцией, чем концепция  коммуникативной интенции (т. е. того, что актер „имеет в виду" сказать или сделать). И опять здесь есть две формы редукционизма, которых следует избегать. Некоторые философы стараются  вывести общие теории значения или коммуникации из коммуникативной интенции. Другие же, наоборот, предполагают, что коммуникативная интенция имеет в лучшем случае маргинальный статус по отношению к конституированию смысловых качеств взаимодействия, при этом „значение" подчиняется структурной упорядоченности знаковых систем. В теории структурации, однако, эти позиции считаются одинаково интересными и важными аспектами дуальности, а не взаимно исключающим дуализмом.

Идея „ответственности" [accountability] в повседневном английском убедительно выражает пересечение  интерпретативных схем и норм. Быть „ответственным" за какую-либо деятельность означает понимать причины такой  деятельности и нормативные основания, посредством которых эта деятельность может быть „оправдана". Нормативные компоненты взаимодействия всегда сосредоточены на соотношении права и обязанностей, „ожидаемых" от тех, кто участвует в заданных контекстах взаимодействия. Формальные  коды   поведения,  содержащиеся,  например,  в законе (по крайней мере в современных обществах), обычно выражают некую за­явленную симметрию между правами и обязанностями, причем одно является оправданием другого. Но на практике такая симметрия совсем не  обязательна, и это важно подчеркнуть, поскольку и „нормативный функционализм" Парсонса, и „структуралистский марксизм" Альтюссера преувеличивают степень, в которой нормативные обязательства „интернализированы" членами общества38. Ни одна из этих позиций не учитывает теорию действия, которая принимала бы людей за агентов, способных рефлексивно отслеживать течение взаимодействия. Когда социальные системы рассматриваются, прежде всего, как „социальные объекты", то основной упор делается на всепроникающее влияние нормативно координируемого легитимного порядка как высшей детерминанты или „программы" социального поведения. Такая перспектива скрывает тот факт, что нормативные элементы социальных систем являются случайными (contingent), и их необходимо поддерживать и .делать так, чтобы с ними считались", посредством эффективной мобилизации санкций в конкретных контекстах ситуаций. Нормативные санкции выражают структурные асимметрии доминирования; отношения же тех, кто номинально находится в подчинении, могут быть самыми различными и не выражать те обязательства, которые предписываются нормами

Необходимо  подчеркнуть, что анализ структурных  качеств социальных систем имеет  смысл только путем наложения  ероспё - приостановки (holding in suspension) - на рефлексивно отслеживаемое социальное поведение. При таком ероспё мы можем различить три структурных размерности социальных систем: обозначение, доминирование и легитимацию. Коннотации анализа этих структурных качеств представлены в таблице ниже. Теория кодирования, необходимая для изучения структур обозначений, должна обратиться к замечательным достижениям семиотики последних десятилетий. В то же время мы должны оградить себя от объединения семиотики со структурализмом и со всеми его недостатками в отношении анализа участия. Знаки „существуют" только как средства и .результат коммуникативных процессов взаимодействия. В структура­листских же концепциях языка, как и в аналогичных дискуссиях о легитимации, знаки рассматриваются как заданные свойства речи и письма. а их зависимость от самого процесса передачи значения не учитывается. Структуры значений всегда нужно понимать в связи с доминированием и легитимацией. Это обусловлено всепроникающим воздействием власти на социальную жизнь. В этом плане нужно уточнить определенные моменты. Так, некоторые относящиеся к данной проблеме вопросы вышли на передний план в результате критики Гадамера Хабермасом и последующих дебатов39. Помимо всего остального, Хабермас критиковал кон­цепцию лингвистических „традиций" Гадамера за неспособность показать, что рамки значения включают составляющие власти. Критика довольно справедливая, но Хабермас попытался развить это положение и показать значимость „систематически искаженных" форм коммуникации. Однако он оказался не в состоянии удовлетворительно интегрировать концепцию власти с институциональной теорией. „Доминирование" - не то же са­мое, что „систематически искаженные" структуры значений, потому что доминирование, как мне кажется, это и есть условие существования кодов значений40. „Доминирование" и „власть" нельзя рассматривать только в терминах асимметрии распределения, необходимо также признать, что они присущи социальной ассоциации (или, я бы сказал, действию как таковому). Таким образом - и здесь надо сослаться на рассмотрение этих вопросов у Фуко - власть сама по себе не является порочным явлением, и она не есть просто способность „сказать нет"; нельзя пре­одолеть доминирование в каком-либо из воображаемых обществ будущего, как это предвосхищалось в некоторых направлениях социалистической мысли.