Элементы теории структурации

 

Структура(ы)	Теоретическая сфера	Институциональный порядок
Обозначение   Доминирование       Легитимация	Теория кодирования   Теория авторизации ресурсов (resource autorization) Теория размещения ресурсов (resource allocation) Теория нормативного регулирования	Символические подарки/ виды дискурсов Политические институты Экономические  институты     Легальные институты

 

Каковы же коннотации утверждения, что семантика имеет  приоритет над семиотикой, а не наоборот'? Их можно объяснить, я  думаю, через сравнение структуралистской и постструктуралистской концепций значения, с одной стороны, и концепции, которую можно извлечь из позднего Витгенштейна - с другой41. Основополагающий принцип теории значения как „системы отличий" (difference), в которой, если следовать за Соссюром, нет „позитивных ценностей", почти неизбежно приводит к признанию приоритета семиотики. Поля знаков и значений создаются упорядоченной природой отличий, охватывающих коды. „Обращение к коду" - когда трудно или невозможно погрузиться в мир деятельности или события - это основная тактика, принятая структуралистами и постструктуралистами. Такое погружение, однако, вовсе не нужно, если мы понимаем соотнесенный характер кодов, который порождает значения, закрепленные в упорядочении социальных практик, в самой способности „продолжать действие" в разнообразных контекстах социальной деятельности³. К этому открытию Витгенштейн пришел в процессе отрицания главных утверждений своих ранних произведений. В то время как его анализ языка и значения в первый период заканчивается парадоксом - разновидностью индийского трюка, когда лестница подтягивается после того, как по ней только что забрались, его поздние работы основаны на повседневных социальных практиках. Даже наиболее сложные семиотические отношения заземлены на семантические качества, порождаемые свойствами регулируемой правилами повседневной деятельности

В терминологии, представленной в таблице выше, „знаки", подразу­меваемые в „значении", не нужно приравнивать к „символам". Многие авторы рассматривают эти  два термина как эквивалентные, но я считаю, что символы, расположенные в неком символическом порядке, являются одной из главных размерностей „классификации" институтов42. Символы объединяют „излишки значений", подразумеваемых многовалентным характером знаков; они объединяют те пересечения кодов, которые особенно богаты различными формами значений, как, например, метафора и метонимия. Символический порядок и аналогичные виды дискурса являются главным институциональным центром идеологии. Однако в теории структурации идеология не является особым „типом" символического порядка или формы дискурса. Например, нельзя отделять „идеологический дискурс" от „науки". „Идеология" относится только к тем асимметриям доминирования, которые связывают обозначение с легитимацией групповых интересов43. На примере идеологии мы можем видеть, что структуры обозначения можно   отделить  как  от  доминирования, так и от легитимации только аналитически. Доминирование зависит от мобилизации двух различимых типов ресурсов. Аллокативные ресурсы относятся к материальной возможности - или, точнее, к формам возможности управления объектами, товарами или материальными явлениями. Авторитативные ресурсы относятся к типам преобразовательной возможности, управления людьми или актерами. Может показаться, что некоторые формы аллокативных ресурсов (таких как сырье, земля и т.д.) имеют „реальное существование", которого, как я показал, в целом структурные свойства не имеют. В смысле пространственно-временного „присутствия" это, очевидно, так. Но их „материальность" никак не влияет на то, что такие явления становятся ресурсами, как они определены выше, если они встраиваются в процессы структурации. Преобразовательный характер ресурсов логически эквивалентен и практически связан с характером кодов и нормативных санкций. Классификация институциональных порядков, предложенная выше, противостоит так называемым сущностным концепциям „экономических", „политических" и других институтов. Мы можем рассмотреть следующие взаимосвязи:

 

О - Д - П   символические порядки/виды дискурсов

Д(авт.) - О – Л  политические институты

Д(алл.) - О – Л  экономические институты

Л - Д - О   легальные институты.

где О - обозначение. Д - доминирование, Л – легитимация

 

Сущностные  концепции предполагают конкретное институциональное дифференцирование различных порядков. Так, например, считается, что „политика" существует только в обществах, имеющих определенные формы государственного аппарата, и т. д. Но антропологи достаточно убедительно показали, что „политические" явления, относящиеся к упорядочению отношений власти, существуют во всех обществах. То же самое касается и других институциональных порядков. Особую осторожность следует про­являть в концептуализации „экономического", даже если оговорено, что существование четко ограниченной сферы „экономики" не предполагается. В экономической литературе существовала сильная тенденция возвращаться к концепциям традиционных культур, которые имели смысл только в контексте рыночных экономик. Нельзя определять экономическое, по крайней мере, в общем виде как относящееся к борьбе за дефицитные ресурсы44. Это то же самое, что определять власть, относя ее исключительно к борьбе групп. Не дефицит ресурсов как таковой и не борьба или дележ в групповом распределении составляют главную черту „экономического". Скорее, сфера „экономического" определяется присущей аллокативным ресурсам конститутивной ролью в структурации социетальных тотальностей. Здесь следует сделать еще одно осторожное замечание. Если считать, что материальная нужда присутствует во всех обществах, то остается лишь один шаг до предположения, что конфликты по поводу дефицитных ресурсов являются фундаментальным источником и двигателем социального изменения, как это предполагалось, по крайней мере, в некоторых версиях исторического материализма, а также во многих немарксистских теориях. Но это предположение одновременно логически недостаточно, поскольку обычно зависит от обманчивой формы функционального обоснования, и эмпирически неверно45.

 

ВРЕМЯ, ТЕЛО, СИТУАЦИИ

 

В заключение этого  короткого введения мы можем вернуться к теме времени и истории. Как завершение Dasein и как „бесконечность возникновения бытия из ничего" время является, возможно, наиболее таинственной чертой человеческого существования. Не случайно Хайдеггер, который попытался подойти к этой проблеме наиболее фундаментально, был вынужден использовать столь труднодоступную терминологию. Но время или конституирование опыта во времени и пространстве является также банальной и очевидной чертой повседневной жизни. В некотором смысле именно отсутствие совпадения между нашей беспроблемной преемственностью поведения во времени и пространстве и его неизменным характером в философском смысле и является сущностью загадочной природы времени. Я не претендую на то, чтобы разрешить так называемую „проблему святого Августина". Но фундаментальный вопрос социальной теории, как я его ставлю - „проблема порядка" (отличная от трактовки Парсонса, который сформулировал эту фразу) заключается в том, чтобы объяснить, как ограниченность индивидуального „присутствия" преодолевается „протяженностью" социальных отношений во времени и пространстве.

 

течение (duree) повседневного опыта:   „возвратное время"

жизненный период индивида:    „невозвратное время"

протяженность (longue duree) институтов:  „возвратное время"

 

Течение (duree) повседневной жизни, как ни грустно это отметить, происходит в соответствии с тем, что Леви-Стросс называет „возвратным временем" (reversible time). Вне зависимости от того, является ли возвратным время „как таковое", рутинные события повседневной жизни нельзя рассматривать как протяженные в одном направлении. Термины „социальное воспроизводство", „возвратность" и т.д. показывают повторяющийся характер повседневной жизни, рутинные практики которой формируются в терминах пересечения протекающих (но постоянно возвращающихся) дней и времен года. Повседневная жизнь имеет протяженность, течение, но она не ведет нас куда-либо, само прилагательное „повседневное" и его синонимы показывают, что время здесь конституируется только повторением. Жизнь индивида, наоборот, не только конечна, но и необратима: „бытие по направлению к смерти". „Это смерть, умирать и знать это Это Черная Вдова - смерть" (Lowell). Время в этом случае есть время тела, граница присутствия, довольно отличная от исчезающих временно-пространственных отношений, присущих протяженности повседневной деятельности. Наши жизни „протекают" в невозвратном времени, унося жизнь организма Факт, что мы говорим „жизненный цикл", подразумевает, что есть элементы повторения и в этом. Но жизненный цикл в действительности - это концепция, которая принадлежит последовательности поколений и. таким образом, относится к третьей размерности времени, показанной на схеме. Это есть „надиндивидуальное" течение (duree) долгосрочного существования институтов, протяженность (longue duree) институционального времени

Возвратное  время институтов является как условием, так и результатом практик, организованных в повседневной жизни - главной сущностной форме дуальности структуры. Однако, как я уже напоминал, было бы неверно  говорить, что рутина повседневной жизни является „основанием", на котором строятся институциональные формы социетальной организации во времени и пространстве. Скорее, каждое вплетается в строение другого, поскольку и рутина, и институциональные формы входят в конституирование действующего субъекта. Все социальные системы, неважно, насколько они велики, выражают и выражаются в рутинах повседневной социальной жизни, опосредуя физические и чувственные качества человеческого тела

Эти рассуждения  очень важны для понимания идей, представленных в последующих частях этой книги. Тело является „фокусом" активного субъекта, но субъект, очевидно, это не только протяженность физических характеристик организма, т.е. его „носитель". Теоретизирование о „Я" (self) означает формулировку концепции мотиваций (что я собираюсь показать) и отношение мотивации к связям между сознательными и бессознательными качествами агента. „Я" нельзя понять вне „истории" - в случае временности человеческих практик значение „истории" выражается взаимным противопоставлением трех размерностей, которые я выделил.

Выше я ввел понятие соприсутствия со специфической  отсылкой к социальной интеграции. Изучение взаимодействия в обстоятельствах  соприсутствия является базовой  компонентой „выделения" времени  и пространства, т.е. как условий, так и результатов социальной ассоциации. „Системность" здесь достигается в большей степени посредством рутинного рефлексивного мониторинга поведения, заключающегося в практическом сознании. Отношения в условиях соприсутствия состоят из того, что Гоффман назвал ситуациями или встречами (encounters), преходящими во времени и пространстве. Никто, пожалуй, не анализирует взаимодействия так тонко, как Гоффман, и я буду в значительной мере полагаться на его выводы в следующей части этой книги. Важность работы Гоффмана заключается еще и в том, что он занимается временным и пространственным упорядочением социальной деятельности. Он является одним из немногих социологов, рассматривающих пространственно-временные от­ношения, как фундамент производства и воспроизводства социальной жизни, а не как отношения, которые накладывают „границы" на социальную деятельность и которые могут бьпь оставлены „специалистам" - географам и историкам. Однако и те, кто работает в четких предметных областях географии, внесли свой независимый вклад. Я бы сказал, что не только временная география Хегерстранда (Hagersliand) предоставляет образцы анализа, значимые для теории структурации, но и некоторые другие идеи непосредственно дополняют концепцию Гоффмана.

Отношения с  физически отсутствующими, как я уже говорил, подразумевают социальные механизмы, отличные от используемых в контекстах соприсутствия. Здесь мы имеем дело с некоторыми фундаментальными вопросами структурирования институтов. Эти вопросы имеют и некий „побочный" аспект - особенно в современном мире, где происходит огромное увеличение пространственно-временного дистанциирования социальной деятельности. Также, они вновь поднимают проблему „истории", поскольку отсутствующие другие - это и прошлые поколения, чье „время" может сильно отличаться от времени тех, на кого влияют остатки их деятельности. Эти вопросы будут рассматриваться в последующих главах книги.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Для более  детального ознакомления с основными  концепциями теории структурации  читатель может обратиться к работам: Giddens, A. New Rules of Sociological Method (далее - NRSM), особенно части 2 и 3; Giddens, A. Central Problems in Social Theory (далее - CPST] и Giddens, A. A Contemporary Critique of Historical Materialism (далее - CCHM), главы 1 и 2.

2. CPST, pp   56-7

3. CPST. ch.  1

4 Donald Davidson, ,Agency", in Essays on Actions and Events. Oxiord. Clarendon Press. 1980, p. 45.

5. NRSM. ch. 2.

6. Joel Feinberg. ,Action and responsibility", in Max Black, Philosophy in America. Ithaca. Cornell University Press. 1965. По вопросу о том, каковы же .последствия", см Lars Bergstrbm, T/ie Alternatives and Consequences ol Actions. Stockholm: Aimqvist. 1966

7. Thomas Schelling, „On the ecology of micromotives". The Public Interest, vol. 25. 1971; ..Dynamic models of segregation", Journal of Mathematical Sociology, vol. 4, 1971. Также см. Raymond Boundon, The Unintended Consequences of Social Action. London Macmillan, 1982, pp. 43ff.

8. NRSM, p. 76.

9. Мертон, однако, предпочитает термин ..непредвиденные" (.unanticipated"), а не „непреднамеренные (unintended) последствия. В моем анализе под „интенцией" подразу­мевается знание вероятных последствий действия и, следовательно, предвидение. Конечно, можно предвидеть, что что-либо случится, и без интенции к случившемуся; но нельзя иметь интенцию к чему-либо, не предвидя того, что случится. R. К. Merlon, .The unanti­cipated consequences of purposive social action". American Sociological Review vol. 1, 1936: idem. „Manifest and latent (unctions", in Social Theory and Social Structure. Glencoe. Free Press. 1963

10.  Merlon. ..Manilest and iriicnl  (unctions", p   51. 1 1. ibid. pp. 64-5.

12. Для более  полного рассмотрения, см. CPST. ch. 6.

13. Max Weber. The Methodology of the Social Science. Glencoe: Free Press.   1963 14   Mancur Olson. The Logic o/ Collective Ac/ion. Cambridge. Mass    Harvard tjmversiiv Press,   1965;  Boudon,  The  Unintended  Consequences  oi  Social Action'. Jon   Elster,  Logic and Society, Contradictions and Possible Worlds. Chichestnr: Wilcy. 1978: Jon [Ister. Ulysses sncl the  Sirens. Cambridge  University  Pruss.   1979.

15. Boudon. The  Unintended Consequences of Social Action, ch,  2.

16. Это положение представлено более подробно в „Power, the dialectic of control and class structuration", in Anthony Giddens and Gavin Mackenzie, Social Class and The Division of Labour. Cambridge: Cambridge University Press. 1982

17. Peter Backrack and Morton S Baralz. „The two laces of power". American Political Science Review, vol. 36. 1962: Power and Poverty. New York. Oxford University Press 1970, Stcven Lukes. Power, a h'adicai View London. Macrnilian. 1974. Для дальнейшего рассмотрения см. CPST. pp. 88 94

¹ Anthony Giddens. Elements of the Theory of Structuration / The Constitution of Society. Cambridge: Polity Press, 1984, pp. 1-40. © 1984. Anthony Giddens.

² Такой метод анализа или такие предположения иногда называются контрфактуальными (contiiactua/s). См. Сидни Хук. ..Если бы" в истории. THESIS, 1994. № 5 с. 206-215.

³ Постижение смысла через практику демонстрируется Витгенштейном на примере со стулом. Ребенок отличает стул и постигает значение слова .стул" посредством сидения на стуле, способности в соответствующем контексте .продолжить" ситуацию, взобравшись на него.