Представители субъективной школы социологии в России конца XIX-начала XX века

Развитие должно подчиняться закону прогресса, который  есть «приближение исторических фактов к реальному или идеальному лучшему, нами сознанному». Сущее имеет для  Лаврова ценность относительную, должное  же в своём идеале - ценность безусловную. Отношения между сторонами этого  противоречия конфликтные, взрывоопасные, но это обуславливается скорее обстоятельствами, чем необходимостью. «Спасение человеческих обществ от застоя именно в том, что  в них есть всегда первые. Они  мешают другим остановиться на той  или другой ступени общественного  развития…» Насильственная революция  «фактически в историческом процессе оказывается большею частью несравненно  более обыкновенным орудием общественного  прогресса, чем радикальная реформа  в законодательстве мирным путём». Главную причину такого исхода Лавров видит в недостатке «умственного и нравственного развития в господствующих и руководящих личностях и  группах», который «и ведёт обыкновенно  в подобных случаях к неизбежному  кровавому столкновению. Здесь виден  тот революционный радикализм, который  был присущ Лаврову. Но отнюдь не все  его товарищи по науке разделяли  такую точку зрения. [3]

В социологической  системе Лаврова, Михайловского  и Кареева большое место занимал  вопрос о соотношении истории  и социологии. Так, Лавров через связь  этих двух областей знаний пытался  решить проблему содержания социологического метода и социального закона, при  этом из понимания исторического  закона он выводил и свой субъективный метод. Как считал Лавров, ни одно социологическое  исследование невозможно без знания истории; общество и его законы в  той степени могут быть познаны, в какой осмыслена сама история. Социальные вопросы органически  связаны с историческими. И социология, и история, утверждал Лавров, начинают изучение общества с изучения человека как естественного явления [12, c.173].

Социология согласует  свои выводы не только с положениями  механики, химии или физиологии, но и с открытиями, сделанными исторической наукой. Лавров подчеркивал, что социология лишь опирается на законы естествознания, свои же законы она отыскивает в  истории. Социология развивается по мере улучшения понимания исторических фактов. В свою очередь социологические  истины способствуют лучшему уяснению исторических явлений. «Социология, _ писал  Лавров, _ есть наука, исследующая формы  проявления, усиления и ослабления солидарности между сознательно  органическими особями» [11, c.238]. Поскольку  социология должна рассматривать общество прежде всего со стороны форм проявления солидарности, основной акцент в ней переносился на статику. Социальную динамику общества, которую Лавров отождествлял с процессом смены неповторяющихся явлений, исследует, по его мнению, история. К истории он относил деятельность личности и общества, состоит она «в выработке идеалов лучшего и в стремлении изменить существующее сообразно выбранным идеалам» [11, c.239].

Для достижения основных моментов социологии, таких, как метод  и социальные законы, Лавров обращается к сравнительному анализу социологии и истории, рассматривая историю  со стороны ее внутреннего процесса. Проблема исторического закона имеет  в социологии Лаврова первостепенное значение: исходя из понимания закона, русский мыслитель выводил. свой субъективный метод. Исторический закон, считал Лавров, означает группировку  событий во времени.

Группировка предметов, фактов и явлений в истории  происходит, согласно Лаврову, по генетической связи и по важности событий; в  истории критерий определения важности принципиально иной, чем в естественных науках. В истории, где «единственным  предметом и единственным орудием» является человек, таким критерием  будет его нравственный идеал.

Все рассуждения  Лаврова о соотношении социологии и истории есть мучительная попытка  найти выход из противоречия. С  одной стороны, социология имеет  дело с явлениями повторяющимися и раскрывает объективные закономерности, подобно физике или химии. Но с  другой стороны, исследование истории  приводит к убеждению, что «для всей группы наук, относящихся к человеку, критерий важнейшего должен прилагаться  сообразно характеристическим особенностям человека, особенности же эти неизбежно  определяются по его субъективной оценке...» [11, c.241]. Следовательно, науки о человеке (а социология относится к ним) не в силах постичь объективные  законы. Лавров не мог разрешить  противоречение, не поняв диалектики общего, особенного и единичного. Социология изучает общее, характерное для  любого общества, строго повторяющееся, вместе с тем питательная почва  социологии _ единственные, неповторимые факты истории. Отсюда для Лаврова  неразрешимое противоречие: как единичное  может стать основой для общего. Социология открывает законы жизни  общества, но жизнь _ это развитие, изменение, а не повторение. Отсюда новая трудность: как сочетать неизменно повторяющееся  течение событий и прогресс. Лавров видит выход в синтезе философии, истории и социологии с общим  субъективным методом познания. Существо субъективного метода проистекало  из абсолютизации специфических  особенностей познания общественных наук. Отсюда Лавров и другие субъективисты  делали вывод о том, что в социальном познании определяющим является, во-первых, моральная позиция исследователя  и, во-вторых, принцип должного, который  определяет отношение социолога  к историческим явлениям и событиям.

2.2 Н.К. Михайловский

Николай Константинович Михайловский (1842-1904) - известный русский  социолог, публицист, идеолог либерального народничества, выдающийся литературный критик XIX - начала XX столетия, привнесший ряд оригинальных идей в формирование социально-философской и общественно-политической мысли России [4, c.107].

Благодаря обширным знаниям и таланту публициста, Михайловский достаточно быстро становится известным: в 1860 г. он публикует свою первую критическую статью, в 1869, после  выхода его социологического трактата «Что такое прогресс?», Михайловский - уже признанный мыслитель, журналист «Отечественных Записок» (с 1868 г.). С 1892 г. он сотрудничает в журнале «Русское богатство».

В социологии Михайловский стремился, как он сам подчеркивал, слить воедино правду-истину и  правду-справедливость, правду, добытую  беспристрастным объективным путем, и правду субъективную, соответствующую  нравственным понятиям и представлениям человека.

Правда-справедливость, нравственные принципы ученого имеют  определяющее влияние на формирование метода социального исследования. Она  устанавливает, что желательно для  социолога, к чему он стремится. В  противоположность естественным наукам, где субъективные стремления проявляются  слабо, «социолог, _ писал Михайловский, _ напротив, должен прямо сказать: желаю  познать отношения, существующие между  обществом и его членами, но кроме  познания я желаю еще осуществления  таких-то и таких-то моих идеалов, посильное  оправдание которых при сем прилагаю. Собственно говоря, сама природа социологических  исследований такова, что они и  не могут производиться отличным от указанного путем» [13, c.69]. Михайловский утверждал, что, в отличие от естественно-научных  истин, которые не задевают интересы групп или сословий, положения, высказанные  в отношении общества, всегда касаются жизни семьи, государства или  отдельных его институтов. Поэтому  в социологии объективный подход необходимо дополнить субъективным. Люди всегда приступают к изучению общества с предвзятым мнением, которое  зависит от прошлого опыта исследователя  и от его нравственного уровня. Каждый воспринимает происходящие события  по-своему, сообразно симпатиям и  антипатиям, своей национальной, государственной  или сословной принадлежности.

Одним из определяющих мотивов социальной философии русского мыслителя является, по всей видимости, оригинальный индивидуализм, не лишенный некоторого противоречия. Индивидуализм  русского философа, основываясь на либеральных ценностях, не избежал  того, что его идеологическими  противниками именовалось «народопоклонничеством, зачастую слепым» [4, c.109].

Рассматривая предпосылки  формирования социально-философских  воззрений народника, следует также  определить особенности его общественно-политической позиции, которая, безусловно, влияла на социальную философию мыслителя. Вопрос об общественно-политических взглядах Михайловского обсуждался как в  дореволюционной, так и в советской  историографии.

Михайловский спорил с идеями Спенсера, доказывая, что  мы не можем относиться к событиям истории также как к «гипотезе  туманных масс», т.е. бесстрастно, поскольку  отношения между людьми от отношений  человека с природой тем, что целесообразны. Человек, писал Михайловский в книге  «Что такое прогресс?», ставит цели, вырабатывает правила морали, одобряет и порицает явления действительности». Оспаривая марксистские тезисы о  прямолинейной заданности законов  общественного развития, Михайловский, ссылаясь на аргументы В. Зомбарта, подчёркивал, что воля личности составляет её неотъемлемое свойство и не может  быть сведена к социологической  необходимости. Михайловский, как и  Лавров, конструируя субъективный метод, таким образом, отправлялся от исходного  пункта, общего для обоих, - принципа социально-активной, преобразующе-созидательной  деятельности личности.

Тем не менее, в трактовке  источников целеполагающей деятельности у Лаврова и Михайловского  наблюдались некоторые различия.

Так, Лавров выводил  побудительные мотивы и стремления человека к созиданию и преобразования среды из объективной основы заложенных в человеческой сущности потребностей и стремлений. Одни потребности, по мнению Лаврова, коренятся в «психическом и физическом устройстве человека, как нечто неизбежное», другие - в  привычках, преданиях, культурных формах. Особенное значение придавал Лавров третьей группе потребностей - потребностей «лучшего, влечения расширению знания, к постановке себе высшей цели, потребностей изменить всё данное извне сообразно  своему желанию, своему пониманию, своему нравственному идеалу, влечения перестроить  мыслимый мир по требованиям истины, реальный мир - по требованиям справедливости».

В отличие от Лаврова, Михайловский не имел всесторонне разработанной  теории, объясняющей причины активности личности; он выводил её, по сути дела, из нравственного самосознания, хотя и не отрицал при этом огромного  воздействия на неё социальной среды, «всей социально обстановки». В  этом смысле, конечно, Михайловский был  большим, чем Лавров, субъективистом.

Этический субъективизм народнических социологов у обоих  приобретал форму всеобъемлющей  философской конструкции, которая  концентрировалась вокруг главного пункта - идеи нравственного суда над  жизнью, историей, «естественным ходом» вещей. В своих «Исторических  письмах» Лавров говорит, что вся  история человечества - лишь прелюдия, приготовление к подлинному бытию  человечества.

Личность, наделённая способностью страдать и наслаждаться, не может быть сведена, полагал Михайловский, к функции бездушного винтика. Страдания  и наслаждения должны быть введены  в формулу прогресса. Идею прогресса  Спенсера Михайловский считает неверной потому, что движение цивилизации  противоречиво - есть два вида прогресса: прогресс личности и прогресс общества, которые «не всегда совпадают  и в сумму цивилизации входят иногда неравномерно». Лишь тогда, заключал Михайловский, когда «возьмём за центр  своего исследования мыслящую, чувствующую  и желающую личность», то, естественно, признаем прогрессивным только такое  движение, которое «увеличивает массу  наслаждений этой личности и уменьшает  массу её страданий. Как и Лавров, Михайловский смотрел на историю  с позиций должного. Нравственный идеал становится у него мерилом  ценности истории.

Обращаясь к теме прогресса в русской субъективной социологии, трудно обойти стороной, вопрос о критике Лавровым формулы прогресса  Михайловского, поскольку прояснение её характера даёт возможность выявить  особенности научной системы  Михайловского. Лавров не согласился с  её главным теоретическим аргументом, который заключается в том, что  условием обретения личностью целостности  и самоидентичности является уменьшение общественного разделения труда  в социальном организме при увеличении такового между органами личности.

По мнению Лаврова, формула прогресса должна быть применима  ко всем фазисам истории. Михайловский же отстаивал идею недифференцированного  общества (простая кооперация), по сути дела, согласно Лаврову, отстаивал неисторическую точку зрения, поскольку факты  простой кооперации (т.е. социально  однородного общества) редки в  жизни человечества.

Кроме того, Лаврову  казалось ошибочным мнение Михайловского  о том, что условие прогресса  заключается в уменьшении разделения труда в обществе, ликвидации специалистов, дифференцированность общественного  организма.

Лавров считал такой  подход Михайловского защитой регресса, поскольку «идеал равенства должен быть достигнут у Михайловского  всеми возможными средствами, даже с ограничением успехов знания и  техники», которые были достигнуты благодаря специализации.

В связи с этим непременно надо отметить, что под  категорией «разделение труда» Михайловский понимал качество социальных отношений, полноту пребывания человека в социуме. Смена органического прогресса  социально однородным обществом, по существу, означала снятие социально-исторического  отчуждения личности, обретения ею подлинной целостности, гармонического единства её биологической сущности с социальными условиями.