Социальное обеспечение в России до 1917 года

http://www.kuchaknig.ru/show_book.php?book=189178&page=6

2.2. Церковно-монастырская  система благотворительности.

 
     Складывающаяся система церковно-монастырской помощи находилась под влиянием факторов, вытекающих из отношений, формирующихся между церковью и оформляющимся государством. 
     Следует иметь в виду, что православие только призывается на Русь. Оно не имеет ни своих институтов, ни системы финансирования, ни священников. Все это берется под патерналистский контроль государства, т. е. происходит идентификация власти и церкви, складывается такой тип отношений, который привносится из Византийского православия. Финансовая поддержка церкви осуществлялась за счет отчислений (ей принадлежит десятая часть). Отличие десятины, которую выделял церкви Владимир I, заключалось в том, что «она не стала общей податью, а шла только с княжих доходов». (На это обращают внимание исследователи, отмечая ее специфическое своеобразие.) 
     Государство в лице княжеской власти берет на себя строительство монастырей и храмов, оно же на первых порах готовит кандидатов в священники. Власть определяет клиентов, т.е. тех лиц, которым, по ее мнению, необходима помощь. Различные списки Устава князя Владимира по-разному определяют их типологию. Характерно то, что признается необходимость судить их по законам «греческого номоканона», на что ни князья, ни бояре суда не имеют. В Археографическом изводе клиентами являются: люди церкви (игумен, чернец, черница и т. д.), вдовица, калика, стороникъ, зад(у)шныи ч(е)л(ове)къ, при-кладникь, хромець, слепець...» Можно наблюдать, что постепенно происходит расширение клиентеллы, попадающей под судебный патронат церкви. В Уставе новгородского князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых появляются те группы, которые не встречались в период правления Владимира I: «холопы, откупившиеся от холопства, закупы, смерды-общинники» и др. 
     Если круг лиц все больше и больше расширяется, то институты поддержки на данном отрезке времени практически не изменяются. В Синодальном изводе Устава князя Владимира под церковный контроль попадают: «больнице, гостинници, странноприимнице», те же институты фигурируют и в Уставе князя Всеволода. 
     Одни типы учреждений — странноприимницы — строила церковь, а другие — больницы — жертвователи, благотворители на свои средства: русские князья, либо церковные деятели (например, Ефрем Переяславский в 1091 г. построил больницу, а годом раньше народную каменную баню). 
     К одним из ранних документов, регламентирующих деятельность монастырей, можно отнести устав купеческой организации князя Всеволода Мстиславича. Мир выбирал и финансировал церковный клир, чтобы он служил «филантропическим целям» на случай старости, болезней, инвалидности. В уставе закреплялось право отдельных категорий нуждающихся на призрение в старости. Таким образом патерналистская политика власти по отношении к церкви давала возможность последней оформляться в самостоятельный институт помощи и поддержки. 
     Первоначально христианство в России не являлось идеологией и мировоззрением большинства, ему был присущ изотеризм, что нашло свое отражение в жизни монастырей. Монастыри существовали поначалу как закрытые сообщества. Они не стремились к «общению» с народом, так как монашество являлось подвижничеством, отречением от мирских соблазнов. Однако эта замкнутость, отрешенность, аскетизм становятся притягательным и для языческого сознания. Монастыри воспринимаются как некое таинство, приносящее чудесное исцеление, где «пророчествуют», «умножают мед и хлебы». 
     Имея более высокую культуру жизнедеятельности, монастыри представляли собой многофункциональную систему самоподдержки, где образовался особый тип самопомощи человеку, связанный с основными важнейшими сферами его жизни: общением, обучением, совместным проживанием в общности, лечением, ведением хозяйства. Поэтому те функции монастырской жизни, которые для монахов были традиционными, воспринимаются населением Древней Руси как откровение. 
     Получив поддержку со стороны княжеской власти, окрепнув экономически, монастыри становятся центрами благотворительной, социальной деятельности. Они выполняют четыре основные функции: лечение, обеспечение неимущих (в виде оказания единовременной помощи натуральными продуктами — милостыни), обучение, контроль. Сообразно этим функциям при монастырях существуют соответствующие формы поддержки. В этом отношении монастыри не «специализируются» в каком-то одном виде помощи, как это присуще западной церкви, а выступают в своей многофункциональности. 
     Однако постепенно начинает оформляться ктиторская монастырская система. Ее особенность заключалась в том, что постригающийся в Монашеский сан обязан приносить дар монастырю, что позволяло вести стабильную и «сытую» жизнь в его стенах. Так складывается «пансионная» система поддержки. Дар приносился, как правило, в виде земельных угодий, которые жертвовал новообращенный. Довольно показательны в этом плане духовные новгородские грамоты XII-XIII вв. К примеру, Антоний Римлянин отдает Антониеву монастырю земли у реки Волхов: «А се поручаю богу и святии богородици и крестьяном, и даю в свободу, и се поручаю место се на игуменство». Обычно принявшие постриг часть имущества оставляли жене на тот случай, если она также захочет принять монашеский сан. Таким образом, система помощи через монастыри устанавливает определенные барьеры, где нуждающиеся — вдовы, сироты, бездомные — должны быть субъектами обязательного призрения, но поддержку в той или иной литургической форме получают те, кто имеет средства. 
     Иную систему поддержки мы наблюдаем в приходской системе помощи и защиты, где в основном ведущую роль играет церковь как организующее начало, а также приход. В литературе XIX в. существовали две устойчивые тенденции, два взгляда на генезис данного явления в практике призрения и милосердия. В первом случае развитие приходской системы помощи связано с периодом монголо-татарского нашествия. Разорение южных земель приводило к миграции населения на север в глухие места. Поселения мигрантов начинали возводиться с храма, вокруг которого строились жилища. Так образовывался приход. Помимо административных функций приход, согласно учению церкви, выступает в качестве общинного института по поддержке больных, немощных, инвалидов, сирот, нищих, которые сопутствуют переселенцам и обретают там свое пристанище. Впоследствии на основе этого «контингента» воссоздаются монастыри. 
     Во втором случае развитие приходской системы обосновывается тем, что приходская благотворительность — переходное звено между монастырской и «гражданской» системами помощи. В отличие от монастырей с их закрытой организационной структурой приходы — открытая система. Избрание священнослужителей и причт приходская община осуществляла самостоятельно (зачастую из числа своих «приходских общинников»), 
     Кроме причта в общине избирался староста, который выполнял различные функции — от экономических до социальных: приобретение земель, строительство богаделен, сбор долгов и раздача денег нуждающимся. Все действия старосты и причт контролировались и санкционировались общиной. «При этом приход составлял и административную единицу, и податную, и земскую, и территориальную. В нем соединялись все местные дела, в нем сосредоточивалась вся общинная гражданская и церковная жизнь. Поэтому, естественно, что древнерусские приходы сделались также и органами древней русской благотворительности» (Е. Максимов). 
     По сути, две разные точки зрения выражают одну тенденцию: практика помощи не связывается только с деятельностью монастырей, она выступает и в других организационных формах, становясь частью административно-хозяйственного механизма общины. 
     Деятельность приходов не ограничивалась лишь оказанием помощи калекам, увечным, нищим, в ней преобладали те тенденции «первых духовных учителей» Русской православной церкви, практика которых была обусловлена христианским воспитанием. Например, епископатские суды вели гражданское судопроизводство. Они рассматривали различные дела. Среди них: «роспуст» (развод), «умычка невест», «промежи между мужем и женой», споры о наследстве, дела об отравительстве, об «укушении при драке» и многие другие. Кроме того, при этом монастыри выступали не только в качестве институтов общественной помощи, но и как органы общественного контроля. В Пространной редакции Устава князя Ярослава Мудрого в различных изводах упоминается дом церковный (либо божий дом) как мера наказания для женщин. Они ссылались в монастыри за неверность (женка без своего мужа дитяти добудет), причем наказывались также и вдовы. Церковь всегда стояла на страже брака. Она не допускала браки между «жидовинами» и русскими, чтобы молодая жена занимала место старой (молодые ссылались в монастыри) и во многих иных случаях. 
     Перед нашествием монголо-татар в Киевской Руси насчитывалось 120 монастырей, из них 99 — в городах, и лишь 21 — в селах. Эта складывающаяся система все больше и больше вытесняла княжеское нищепитательство, становясь самостоятельным субъектом помощи, который в полную меру со всеми противоречиями будет осуществлять свою деятельность вплоть до становления государственности в России. 
     Итак, процесс христианизации в Древней Руси видоизменяет процесс помощи и взаимопомощи. Вместе с традиционными субъектами помощи появляются новые в лице княжеской власти и института церкви. 
     Историческое значение княжеского благотворения и нищелюбия заключается в том, что формирующаяся централизованная власть ищет пути помощи субъектам, не связанным родственными отношениями. Можно добавить, что с принятием христианства была не только осуществлена административная и правовая реформа, но и предприняты попытки социального реформирования в области помощи и поддержки. Первоначально этот процесс осуществлялся в рамках дружинных традиций, языческих братчин, но затем происходит отчуждение реципрокных и редистрибутивных связей между князем и нуждающимся. Это произошло тогда, когда стала осознаваться невозможность со стороны княжеской власти единолично осуществлять христианское социальное реформирование, так как общество было неоднородным, и в нем существовало двоеверие. Противостояние веры языческой и христианской практически приводило к противостоянию уклада, что, в свою очередь, приводило к невозможности «рядить« по законам, которые также должны иметь не только свои положения, но и своего правового субъекта. 
     Примечательны свидетельства русских летописей об «увлечении» князем Владимиром христианскими идеями о всепрощении, милосердии, щедрости. Однако этот «массовый», а не дифференцированный подход к различным социальным проблемам без учета бинарной социокультурной оппозиции приводит к вспышке недовольства из-за того, что княжий суд зачастую избегают убийцы и воры. Власть в силу разных причин — и политических, и военных — отходит от самостоятельного проведения идей социального христианского реформирования, подключая к этой деятельности церковь. Она не только наделяет ее юридическими полномочиями, закрепляемыми из поколения в поколение, но и оказывает ей как нарождающемуся институту поддержки финансовую помощь. Причем связь здесь основывается также на древнейших принципах эквивалента «я - тебе, ты — мне». Власть делегирует и расширяет полномочия церкви в отношениях с клиентами, которых со временем становится все больше. 
     Институт церкви превращается в носителя не только новой государственной идеологии, но и новой философии помощи, основанной на христианских канонах милосердия. Можно предположить, что в этот период появляется первая официальная институализированная форма защиты в виде приходов и монастырей. Они несут в себе различные функции — от вспомоществования до лечения, от судебного делопроизводства до социального и семейного воспитания. 
     3. Идеи милосердия в переводной литературе и первых древнерусских сборниках 
     Зарождение идей помощи, поддержки и защиты в древнейший период связано с развитием письменности и проникновением через христианскую литературу представлений о призрении и милосердии к ближнему. Литературу этого периода различные авторы классифицируют по разному. Одни (Е. Е. Голубинский) считают, что всю литературу в XIX в. можно условно разделить на две большие группы: заимствованная и оригинальная. Другие (Я. Н. Щапов) особо выделяют литературу, из которой «древнерусские книжники» черпали понятия о мире: книги бытия, греко-восточные толкования на книгу бытия и на псалмы, среди которых большую часть занимают переводы Василия Великого, Афанасия Александрийского, Григория Богослова и других, богослужебные книги, византийские космографии, хронографы, палеи. По представлению третьих (М. Н. Громов, Н. С. Козлов), литература представляла собой три потока: переводная, общая для славянских народов и оригинальная. 
     Из заимствованной литературы переводились прежде всего библейские тексты, а также сочинения нравоучительного содержания, принадлежавшие отцам церкви. Среди них особое распространение получили труды Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Федора Студита, Иоанна Дамаски-на, Афанасия Александрийского и других представителей «нравоучительной литературы». Работы мыслителей церкви оказали большое влияние на становление общественного сознания в вопросах помощи, поддержки и призрения. Причем отличительной чертой данных произведений являлось то, что они предназначались как для «говорения с кафедры», так и для «книжного употребления». И здесь большую роль сыграла византийская школа красноречия, каппадокийский кружок, в который входили блестящие полемисты — Василий Кесарийский, или Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов. Нужно заметить, что они внесли в богословскую полемику диалектические методы неоплатонизма, где слово представляло собой практический инструмент изменения общественного сознания. Проблемы милосердия, сострадания, любви к ближнему рассматриваются ими на основе комментариев евангелических текстов. Василий Великий сущность милосердия интерпретирует как «болезнование об угнетаемых сверх их вины, ощущаемое сострадательными». Милосердие связано с болезнованием, с состраданием к ближнему, поскольку человек не может постичь предначертание свыше и тем более свое состояние, которое постоянно меняется или может измениться по воле провидения. «Милосердуем о том, кто из великого богатства впал в крайнюю нищету, кто из крепкого телесного здоровья перешел в крайнее изнеможение, кто прежде восхищался красотой и свежестью своего тела, и потом поврежден обезображивающими болезнями». 
     Проблемы милосердия и ее сущности не менее интересуют и Григория Нисского. Вопрос — «Почему блажен обратно преемлющий, что дает?» — им рассматривается в логике обоснования догмата о Святой Троице. Единство Бога проявляется в различных самостоятельных сущностях его субстанций. В этом отношении милосердие есть проявление божественного начала, которое отдельного субъекта уподобляет божественной сущности, «что если кто, будучи человеком, делается милостивым, то он сподобляется Божия блаженства, достигнув того, чем именуется Божество». 
     Григорий Богослов конкретизирует идеи своей школы, придает ей характер практического наставления и служения: «Будь для несчастного Богом». Однако милосердие, благотворение к ближнему предполагают возможности выбора для творящего милосердие. Причем различается определенная иерархия милосердия: «высшее благодеяние» и «меньшее благодеяние». К высшим благодеяниям, приносящим пользу душе, он относит законы Пророков, Учителей, Пастырей, «различные дары Духа Святаго и таинство новаго спасения», к меньшим — «доставь пищу» подай рубища, принеси лекарство, перевяжи раны, расспроси о бедственном положении, поговори о терпении». В таком подходе наблюдается переосмысление двух важнейших античных принципов — агностики (состязательности) и каллогатии (красоты и добра). Идея античной соревновательности, которая приближала античного человека к гармонии души и тела, в христианской идеологии у Григория Богослова получает иную окраску: «Заслужи предпочтение пред ближним твоим тем, что ты его благотворительнее». Проблемы единения и гармонии достигаются на основе осознания общих вероятностных мифологиям бытия, которым подвержены могут быть все без исключения. Тем самым несчастье, немощь являются той объединяющей парадигмой, на основе которой достигается паритетное начало между больным, увечным и здоровым: «Это твой член, хотя и покривило его несчастье». Однако общественное равенство и личная гармония между душой и телом, рассматриваемая как безопасность, достигается только благодаря человеколюбию: «Должны человеколюбие к ним считать единственным залогом нашей безопасности телесной и душевной». 
     Сочинения антиохийского проповедника Иоанна (прозванного «Златоустом» за свое красноречие) из всех нравоучительных «слов церковного содержания» в рассматриваемый период являются наиболее полными и объемными. Согласно исследованиям Е. Е. Голубинского, известно «до двухсот с половиной слов», которые, несомненно, имели большое влияние на становление представлений о сущности милосердия, помощи и поддержки нуждающихся.Иоанн Златоуст в отличие от представителей каппадокийской школы подаяние, милостыни рассматривает как показатель принадлежности к определенной общности — «учеников Христовых», тем самым милостыня становится как бы новой формой индивидуального единения. В милосердии он видит природную детерминацию, однако это еще не значит, что существующая субстанция априори определяет в человеке божественное начало. «Человек ... всего более должен учиться милосердию, ибо оно и делает его человеком». Поэтому только через обучение милосердию возможно восхождение человека к своей сущности и уже через нее далее к «признаку Божества».

Проблема социальной справедливости трактуется Иоанном  Златоустом с несколько иных позиций, чем у его предшественников: в контексте идей спасения и противопоставления реального и ирреального мира, где субъектами противопоставления выступают богатые и бедные, имущие и неимущие, здоровые и убогие. Общественное единство и гармония возможны лишь при соблюдении «принципа полезности», дополнительности существования. «Мы все имеем нужду в друг друге. Бедный в богатом, богатый в нищем, ничего не делающий в подающем милостыню, подающий в принимающем...». Принцип общественной полезности существования имущих и неимущих групп рассматривается Иоанном Златоустом как божественная мудрость, где различные имущественные группы должны научиться жить согласно божественному плану справедливости. Так конституируется откровениями свыше общественное неравенство. 
     Однако согласие и единство нарушаются, когда милостыня оказана из тщеславия. В этом случае милостыня .«есть точно бесчеловечие и жестокость, или еще хуже сего». Жестокость, а следовательно, и несправедливость проявляются и тогда, когда милосердие распространяется только на определенный круг субъектов. Иоанн Златоуст считает, что здесь нет границ. «Хотя бы даже язычника мы увидели в несчастии, и ему надобно оказать добро, и вообще всякому человеку, находящемуся в несчастных обстоятельствах». 
     Милосердие как деятельностный акт определяется через серию поступков и деяний, которые могут быть направлены на различные сферы нужд субъекта. Иоанн Златоуст выделяет два уровня помощи: милости телесные и милости духовные. К первым относятся «питать алчущих, напоить жаждущего, одеть нагого, или имеющего недостаток в приличной одежде, посетить находящегося в темнице, посещать больных, странника в дом принять и успокоить, погребать умерших в убожестве». Духовные милости: «увещеванием» обратить грешника от заблуждений, научить истине и добру, подать ближнему добрый совет, молиться за него Богу, утешить печального, не воздавать за зло, от сердца прощать обиды. 
     Каппадокийские мыслители, безусловно, оказали влияние на становление представлений о милосердии, что нашло отражении в Изборнике 1076 г. В нем особым образом переплетаются главы, отображающие различные стороны жизни, но тема милосердия занимает ведущую роль. Исследования С. В. Бондаря, И. У. Будовница дают основание считать, что мы имеем свидетельства первых теоретических подходов к проблемам социальной помощи. 
     Теория «милостыни», а точнее теория «милосердия», представлена в Изборнике в четырех основных главах: «В слове некого отца к сыну», «Наказание богатым», «О звании сильных» и «О златолюбце». Дела милосердия в главе «В слове некого отца к сыну» отображаются в такой последовательности, которая принята в христианской традиции. Милостыня — средство достижения «царствия Божия». Только исполняя определенные правила милосердия, можно спасти свою душу и обрести вечный покой и блаженство. Для этого необходимо: «алчнааго накорми», «жаднааго напои», «страны введи», «больного при-сети», «к темници дойди, видишь беду их и вздохни». Необходимо отметить, субъекты выделяются не только на основе ви-тальных потребностей, но и определяется социальная группа на основе единого типологического признака — «не имоуштиим де главы подъклонити», к ним относят нищих, вдов и сирот. 
     В «Наказании богатым» помимо традиционных дел милостей телесных и духовных появляются новые аспекты милосердия, которые должны соответствовать данной социальной группе. Можно отметить, что в контексте социальной помощи стратификация и дифференциация общества представляются с учетом различных требований к субъекту милосердия: чем выше его социальный статус, тем больше дел милосердия ему предстоит совершить, т. е. обязанности «богатого» субъекта расширяются не только количественно, но и качественно. В обязанности его «милосердного патронажа» входит такая категория нуждающихся, как « бескровные», не имеющие жилища. Это особая категория, которая приравнена к «странным», паломникам, но помощь им оказывается в определенные временные рамки. «Богатый» достоин помилования, если предоставит свой дом в «дождь мокнуштюму — сухоту, зимнному — теплоту». Есть еще одна категория патронажа: оклеветанные и обиженные от сильного (в данном случае от князя или властителя). Но им оказывается помощь лишь духовная — «поскърби от обидишем». Довольно подробно распределены действия «богатого» в деле оказания помощи больному. Описаны три уровня его деяний, соответствующих определенным стадиям развития болезни, — от легких ее форм до летального исхода. Посещая больного, автор наставляет его, чтобы он «самъ же послужи о немъ». Он не имеет права оставлять и безнадежно больного, «стенюштного», когда милосердие проявляется в том, чтобы «слезы испусти и въздыхни о болезни юго». Он же должен проводить его в последний путь, умирающему очи руками «сътисни». 
     Милосердие как пример социальной стабильности и общественного равенства между различными слоями общества — вот та главная идея, пронизывающая все главы о милосердии, поскольку в милосердии видели панацею от всех социальных диссонансов. Но милосердие рассматривалось не только в контексте социальных проблем. Делаются попытки осмыслить данный феномен, исходя из бытия человека вообще, а не просто его общественного существования в частности. В противопоставлении «богатого» и «убогого» (как социально-философских категорий) автор выходит на понятие добра: «Добро есть богатьство. нем же несть греха а дело есть нищета в устах нечистиваго...» В контексте добра рассматривается и категория «милостыни». «Красна есть милостыни в время ск(ъ)рби яко же и облаци дъждевьнии въ время ведре». Мы видим, как от социальной проблематики автор восходит до философского осмысления милосердия, используя аллегорию как метод теоретического познания. А. Ф. Замалеева и В. А. Зоц считают, что аллегореза с ее принципами аналогии являлась ведущим методом познания в средневековой философии. 
     Таким образом, в Изборнике 1076 г. заложены теоретические основы «теории милосердия», которая, исходя из христианских традиций, будет развиваться по двум главным направлениям: осмысление милосердия как философской категории и милосердие как путь спасения и «средство управления» общественными отношениями. 
     4. «Теория милосердия» в подходах древнерусских книжников 
     Милосердие как необходимая составная часть христианской этики осмысляется Феодосием Печерским на материале монастырской жизни. Кормление «убогих странников» — необходимый атрибут монастырской жизнедеятельности. Оно тесно связано с нравственным самосовершенствованием личности, с ее постоянной «работой» по спасению своей души. Милосердие в этом отношении выступает как «масло» в светильнике души. Феодосии Печерский подчеркивает в притче о десяти девах мудрых и пяти неразумных: несмотря на то, что первые выполняли все христианские правила жития, тем не менее для них «затворились двери человеколюбия Божьего», поскольку они «масла милостыни не принесли». 
     Милосердие как принцип равенства между субъектами рассматривается им и в другом произведении — «О вере христианской и латинской». Отстаивая принципы христианской веры, «милование» .как высший критерий в подходе к личности в трудной ситуации Феодосии Печерский считает важнейшей среди человеческих добродетелей, за которую следует воздаяние Бога. «Милостыню одаряй не только единоверцев, но и чужих. Если видишь раздетого, или голодного или от стужи или от какой беды страдающего, будет ли то иудей, или сарацин, или болгарин, или еретик, или латинянин, или язычник, лю-0од _ всякого помилуй и от беды избавь, если можешь, — и не будешь лишен воздаяния Бога». Христианский гуманизм позволяет Феодосию Печерскому подходить к человеку безоценочно, видеть только его проблемы и предлагать способы помощи. Именно этот принцип лежит в основе социальной помощи нуждающимся в XX в. 
     Однако милосердие осмысляется в контексте не только проблематики личности, но и христианских добродетелей. Кирилл Туровский последовательно развивает эту идею в притче «О человеческой душе», где по аналогии с мировым деревом жизни дается классификация христианских добродетелей. Дерево жизни, а в данном случае дерево добродетелей — традиционный для средневековой философии способ классификации. Рассматривая категории «смиренномудрие», «покаяние», «милосердие», «нищелюбие» и другие, Кирилл Туровский располагает их в определенной логике и последовательности. Основа дерева жизни — смиреннолюбие, его начало — покаяние. Ствол дерева — благоверие. От него исходят различные ветви. Каждая из них соответствует своему виду покаяния: «слезы, пост, частая молитва, милостыни, смирение, воздыхания и прочее». На тех ветвях находятся различные плоды, среди которых послушание, любовь, покаяние, нищелюбие. Таким образом, этический и онтологический смысл милосердия раскрывает в данных подходах его же социальную направленность, когда милосердие выступает необходимым атрибутом власти, принципом жизнедеятельности, отражает подходы других древнерусских книжников. «Милость», «милосердие», «миловати», «милование» — не являются застывшими понятиями. Вот как происходит расширение их семантических значений и образование новых грамматических форм. 
     XI в. 
     Милостыня — милосердие, сострадание, сочувствие; — подаяние;Милость —милосердие, сострадание, сочувствие; — благосклонность, особое расположение, любовь;Милование — сострадание, сочувствие милосердие; — прощение, снисхождение; 
     Миловати — поддерживать, помогать. 
     XII в. 
     Милостыня 
     Милость 
     Милование 
     Миление— благотворение, добрые дела; — милостыня, подаяние; — плата, жалованье; — готовность помочь, оказание милости; — сострадание.XIIIв. 
     Милость Милование — прощение, снисхождение; — благосклонность, любовь. 
     Впервые тема «милостивой» деятельности и ответственности субъекта за свои поступки появляется у Нестора в «Повести временных лет ». По словам Нестора, вся ответственность за бедствия на Руси лежит на ее правителях. Но когда они следуют заветам церкви, происходит расцвет Русской земли. Эти положения раскрываются в трудах Илариона и монаха Иакова, где в качестве аргументов они приводили страницы жизнедеятельности князя Владимира. Рассматривая княжение Владимира Святого как «образцовое», митрополит Иларион выделяет несколько причин: «закон был предтече и служителем благодати и истины», отказ от идолопоклонства, принятие «спасительного учения». Эти главные стороны его общественного реформирования, а также «щедроты и милостыни», творимые князем и особо хранимые в памяти народной, привели к социальной стабильности. В своей совокупности социальная деятельность князя Владимира построена на основе догматов церкви о милосердии, а потому и считалась идеалом и образцом для подражания следующим правителям. Иларион так характеризует социальную христианскую деятельность князя Владимира: «Ты был питателем алчущих, был прохладою для жаждущих, ты был помощником вдовицам, успокоителем странников, ты был покровом для не имеющих крова, ты был заступником обижаемых, обогатителем убогих...». В качестве субъекта охраны и защиты князь выступал как питатель, помощник, заступник, обогатитель. Здесь сфокусированы важнейшие функции социальной поддержки, такие как кормильчество, помощь, защита, материальная достаточность. 
     В древнецерковной славянской литературе русские книжники искали не только образцы литературных форм, но и образы. Идентифицируя их с русскими князьями, они выходили на анализ не только личностной, но и общественной проблематики. В сопоставлении личности князя с другими чтимыми церковью деятелями дается оценка социальных действий и поступков князя Владимира. «Князь же Володимеръ поревнова святыхъ мужь делу и житию ихъ, и возлюби Авраамово житие, и подража страннолюбие его, Ияково истину, Моисееву кротость, Давидово безлобие, Констянтина царя великаго, перваго царя крестьянскаго, того подражая правоверие». «Подража», перенимая принципы гражданского взаимодействия с общностью, а надо учитывать, что ведущей функцией князя была военная функция, князь Владимир, а иначе власть, строит новые отношения с миром, с отдельными ее группами на основе концепции милосердия. Гражданская политика князя строилась на следующих основных принципах милосердия: «везде милостыню творяша», «нагыя одевая», «алчныя кормя», «жадныя напаяя», «странныя покоя милостию», «перковникы чтя», «нищие, и сироты, и вдовицы, и слепые, и хромые, и трудоватыя, и вся милуя, одевая, и накорьмя, и напаяя». Возможно, что в концепциях княжеского милосердия появляются первые идеальные представления о социальных программах власти, первые социальные общественные утопии на отечественной почве. 
     Важная тема, которая проходит красной нитью в древнерусских сочинениях, — учение о богоустановленности власти, которая приобретает свой особый смысл в контексте концепции милосердия и правды. Учение о богоустановленности власти рассматривается в канонах христианских традиций. Однако русские книжники ставили вопрос не только о предначертании власти свыше, но и об особенной ответственности ее перед Богом. Эта особенность связана с правым судом, как основополагающей церковной доктриной. «Правда» как особая категория имела достаточно много толкований. Согласно словарю В. Даля, » правд а» — истина на деле, истина в образе, во благе, а также правосудие, справедливость. Особое звучание она получает при рассмотрении праведного суда. 
     Будучи помазанниками Божьими, представители власти должны вершить суд не только по справедливости, но и милосердно, ибо «елей они принимали как символ человеколюбия Божия». Милосердие в этом случае является непременным атрибутом власти, ее свойством. Митрополит Алексей в своем поучении обращается к представителям власти: «А князи и бояре и вельможи судите суд милостивно: суд без милости есть не створшему милости хвалится милость на суде... Суд бо Божий есть, судите люди вправду, и вдовиц и сирот, и пришлец, не обидите, да не возпиют на вас к Богу». 
     Особо стоят в этом ряду «Определения Владимирского Собора 1274 г.» — свод канонических текстов, определяющих и регламентирующих деятельность священников, их отношения с нуждающимися, с властью, в нем отражены этические принципы христианского социального служения. 
     В «Правиле Кирилла, митрополита русского...» раскрыты принципы исполнения обязанностей священника. Кирилл выступает против продажности церковного сана, запрещает брать «принос» от волхвов. При пострижении необходимо испытывать вновь приобщенного. Для этого изучают его биографию, «истяжают житие его», большую роль здесь играют соседи, знающие кандидата с детства, «из дети». 
     Помимо моральных качеств, таких, как ни сварлив, ни пьяница, «ни ротник» и «ни хищник», кандидат должен быть обучен, «грамоту добре сведати». Необходимо было при принятии сана его определенным образом испытать. В Правилах разъяснены «трудные вопросы», с которыми сталкиваются священники в процессе служения пастве.     

Священник не должен брать  «приноса», пока покаянием не очистятся грешники. «Поучение» среди них выделяет: еретиков, прелюбодеев, татей, разбойников, грабителей, властителей немилосердных, корчемника, резоимца, ротника, клеветника, поклепника, лжи послуха, волхва, потворника, игрьца и злобника. Применительно к ним, а также к пастве «духовным детям» предлагаются определенные меры воздействия, среди которых обучение, «исправление», запреты, епитимий, отлучения. Однако священнику самому необходимо идти к пастве, даже в тех случаях, когда его не зовут. «Убогих сирот, ли болит кто, ли оумрет, ли родит, слышав, и незван иди». 
     В «Послании Владимирского епископа к местному князю» даны определения тех дел, по которым епископатские суды, согласно установленным законам, могут вести дела. Подчеркивается, что князю и боярам в судопроизводство епископатских судов вмешиваться нельзя, поскольку они охраняют интересы людей церкви: «Клирошанам на потребу, и старости, и немощи, и недуг впадших чад мног кормление, нищих кормление, обидимым помогание, страным прилежание в напастех пособие, в пожаре и в потопе, пленным искупление, в гладе кормление, сиротам и оубогим промышление, вдовам пособие, худобе умиранье покровы и гробы и погребение, живым прибежище и утешение, а мертвым память». В перечисленных делах милосердия, которые отличаются от канонов Иоанна Златоуста, даны конкретные направления деятельности, которыми, вероятно, занималась церковь в данный период. 
     В «Поучении духовника исповедующимся» в логике христианской морали призывают добрых христиан следовать делам милосердия: призревать сирот и вдовиц, нищих и «страньна». Для призрения советуют выделять десятину от своих доходов, которую необходимо держать у себя. «Десятину же от всего имения своего ... держи у себя, да от того даешь сироте, и вдовице, и страному, и попу, и чернице, и убогим». Таким образом, десятина становится средством индивидуального вспомосуществования нуждающимся. 
     Данный памятник отражает основные направления первых представлений о процессе социальной помощи и поддержки в период раннего средневековья. 
     Та же тема милосердия и суда находит отражение и в светской литературе, особую роль здесь играет «Поучение» Владимира Мономаха и «Моление» Даниила Заточника. Так, «Поучение» Владимира Мономаха написано им для своих детей на склоне лет. Оно следует традициям толкования и комментирования Священного Писания: «Взял Псалтырь, в печали разогнул ее...» В данном случае происходит осмысление на фоне евангелических откровений определенных мыслей и страниц своей жизни. «И собрал я эти полюбившиеся слова и расположил их по порядку и написал». Надо сказать, что тема богоизбранности власти и ответственности ее перед ликом Бога пронизывает весь текст Владимира Мономаха. Призыв постоянно иметь в сердце страх Божий («в средневековой семантике это означает неустанное стремление отлучаться от зла, помнить тяжесть греха и ужас преступления») проходит рефреном через все «Поучение». Владимир Мономах считает, милосердие несет в себе определенное знание о мире, о человеке, о том пути, которому должен следовать «верующий человек», значит, от него требуется «научение», чтобы стать «благочестию свершителем». 
     Истинная социальная позиция предполагает личностное участие в судьбе обиженных, а также деятельностную активность в деле христианского самовоспитания. Последнее достигается путем очищения. Причем путь очищения он видит не в монашестве, не в затворничестве, не в голодании, а в малых делах. Для человека, обличенного властью, такой путь невозможен, хотя он не отрицает его для других, «которые иные добродетельные, претерпевают». Путь христианского научения для человека власти: покаяние, слезы, милостыня. Это те малые дела, благодаря которым «можно получить милость Божию». 
     Владимир Мономах показывает, что князю приходится находиться как бы в двух ипостасях, т. е. иметь личные христианские нужды и обязанности и обязанности, связанные с ответственностью перед миром. Личные нормы поведения несут в себе христианские традиции. Среди них — «напоить и накормить нищего», «навестить больного», «покойника проводить». Ответственность перед миром несут в себе как языческие, так и христианские нормы поведения. К языческим традициям можно отнести культ почетного гостя, однако он переосмысливается в контексте власти. «Простолюдин», «знатный», «посол» имеют одинаковые уровни приоритетности, поскольку от каждого из них зависит «прославление» и доброе и злое. 
     Что же касается отношения с миром, то оно строится с учетом существующих реалий. Вот как Владимир Мономах интерпретирует толкования Григория Богослова: «Ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение; хотя Бог несравненно больше благодетельствует, а человек меньше, сообразно с своими силами». Он по-своему переосмысливает это положение применительно к убогим: «Всего же более убогих не забывайте, но, сколько можете, по силам кормите...». В этом отношении происходит не только следование заповедям, но и их конкретизация применительно к сложившимся обстоятельствам. Можно сказать, правда, с некоторой долей условности, что здесь впервые закладывается тот «остаточный принцип» в деле общественного обеспечения, который будет использоваться на протяжении нескольких сотен лет. К примеру, вдовы и сироты как субъекты, наименее защищенные в миру, ибо на них не всегда распространялась общественная вира, должны быть под постоянным контролем и попечением власти. Поэтому не случайно рефреном проходят фразы — «дайте суд сироте, оправдайте вдовицу», «подавайте сироте и вдовицу оправдайте», «убогую вдовицу не давал в обиду сильным». 
Суд и защита князя не должны нести в себе насилие: «Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души». Можно отметить, что ненасильственные меры наказания впервые применены Владимиром I (однако они вызвали определенное недовольство со стороны бояр и военной оппозиции). Возможно, Владимир Мономах учел печальные последствия применения христианских традиций в судебных разбирательствах на все население, весь мир. Здесь же, как мы видим, мера наказания распространена только на принявших христианскую веру, а потому за скобками остается мир языческий, «рядить» который можно по традициям отцов и дедов. Словом, также намечается отход от канонов отцов церкви, где милость распространяется независимо от конфессионального исповедания. 
     Милосердие как нравственный путь самосовершенствования — путь спасения не только одного субъекта, не индивидуальный акт. Оно является примером для потомков рода, когда личностное спасение указывает путь спасения «своему племени». Так, идеи соборности, единения находят отражение в догмате о милосердии. «Молод был и состарился, и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящим хлеб. Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает и племя его благословенно будет».Не менее интересно эта тема звучит в сочинении Даниила Заточника. По своему жанру «Моление» можно отнести к притче. Слово «притча» не имеет своего однозначного трактования. «Это слово изначально обозначало преткновение, прибавка к чему-либо, затем загадку, пословицу как прибавку к речи. Впоследствии слово «притча» стало обозначать образ, пример, аналогию, (подобие), нравоучительное и загадочное изречение, пророчество и, наконец, определенную литературную форму».

В отличие от «Поучения» Владимира Мономаха проблема ответственности  у Даниила Заточника рассматривается как бы от лица нуждающегося, обиженного. Обращение к князю как защитнику и милостивцу имеет строгую логику и последовательность, схему раскрытия проблемы. Таким образом, можно говорить об определенной философии помощи. 
     Проблема соотношения княжьей помощи и нуждающегося ставится Даниилом Заточником, исходя из трактовки ее в Священном Писании: «...просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного». Иными словами, он подтверждает необходимость милосердия к нуждающимся как необходимый атрибут власти. Однако принципы защиты, которые должны выступать по отношению к личности нуждающегося как «страх грозы», «оплот твердый», разбиваются о мирские утилитарные принципы пользы. Автор обращает внимание князя на мир природы, мир Господа, где существует иная логика совместного существования. «Посмотри на птиц небесных — не пашут они, не сеют, но уповают на милость Божию; так и мы, господине, ищем милости твоей». Милость князя — это определенное спасение человека от оков нищеты. В своем сочинении Даниил Заточник показывает сущность нищеты, нищенства как явления, негативным образом влияющего на человека вообще и на его отношение с миром. Тем самым он как бы делает князя ответственным за происходящие изменения с нуждающимся. Нищенство изменяет отношения субъекта с миром, «бедный и на родине ненавидим ходит», «бедный заговорит — все на него закричат». Нищета пагубно влияет на близких нуждающегося, она трансформирует отношения, заставляет проявляться низменным чувствам: «Многие ведь дружат со мной и за столом тянут руку со мной в одну солонку, а в несчастье становятся врагами и даже помогают поставить мне подножку; глазами плачут со мною, а сердцем смеются надо мной». Апеллируя к книжной мудрости, Даниил Заточник рассматривает сущность бедности не только в жизненной стратегии человека (бедному приходится существовать в постоянных мучениях на протяжении всей своей жизни), но и в отношении факторов общественной патологии, ибо бедность тесно связана с «воровством», «разбоем», «распутством». В этом отношении он переосмысливает теологические подходы к нищенству как к святости, как к необходимому условию, как к атрибуту мирской жизни. 
     Психологически точно даются характеристики состояния нуждающегося человека, в литературных метафорах и тропах: «Как олово пропадает, когда его часто плавят, так и человек, когда он много бедствует», «всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а в своей не может рассудить», «печаль человеку кости сушит», и т. д. Эти негативные последствия можно преодолеть, если человек будет огражден княжьей помощью. 
     И здесь с особой силой подчеркивается роль князя как помощника, который возвращает человеку смысл существования: «...весна украшает землю цветами, а ты оживляешь людей милостью своею, сирот и вдовиц, вельможами обижаемых». 
     Заканчиваются размышления над сущностью власти в деле помощи и защиты обращением к князю, где формулируются основные принципы поддержки, внутренний смысл поступка: «Да не будет сжата рука твоя, княже мой, господине, на подаяние бедным: ибо ни чашею моря не вычерпать, ни нашими просьбами твоего дому не истощить. Как невод не удерживает воды, а только рыб, так и ты, княже, не удерживай злата и серебра, а раздавай людям». По мнению Даниила Заточника, князь должен быть подобен «грозе». «Гроза» выступает здесь как принцип «самовластия», «дееспособности», «восстанавливать справедливость и пресекать беззаконие», она несет в себе защиту и поддержку нуждающегося. 
     Анализ основных тенденций концепции милосердия был бы неполным, если бы мы не рассмотрели подходы к милосердию с по зиций теории казней Божьих». Некоторые ученые (Л. Н. Смольникова, В. В. Мильков) считают, что идеи апокрифической литературы находят отражение в древнерусской философии, истории. Эти же идеи проявляются и в концепции милосердия. В сборнике «Мерило праведное» (см. статью «О вдовахъ и сиротахъ, да не обидите ихъ») возмездие за обиду сироты и вдовы принимаются как кара Божья за неправедный суд: кто обидит сироту и вдовицу, неправедно присвоит их имение, тот на себе испытает кары господ ни. «Горежевземшему...» «И погублю вы напрасно. И будуть жены ваша вдовы и ... ваша сиры». Кара Господня постигнет каждого, так как Бог является отцом сирот и мстителем за вдовиц. И лучше неправедному поджечь свой дом («огнь в свою хлев»), нежели обидеть сироту и вдовицу. Ибо тяжкое будет возмездие — «въ геену верженым быти». Социальная справедливость рассматривается в концепции христианского милосердия не только в дихотомии смысла правды и неправды, но и в противопоставлении справедливости Бога и несправедливости дьявола. Обижая вдов и сирот, субъект, по сути дела, восстает против Бога, принимая сторону дьявола («познайте сети дыавола»), а посему расплата неминуема. Причем *обида» не обязательно должна иметь материальное, вещественное наполнение, она может выражаться и в виде несправедливого обвинения, «клеветы», за которую также следует божественное возмездие.

http://www.kuchaknig.ru/show_book.php?book=189178&page=7

2.3. Благотворительность  и общественное призрение в  России до 1917 г.

Период государственного призрения – со 2 половины XVII в. по 2

                               половину XIX в.

  Первые годы своего  единоличного правления  Петр  I  посвятил  поиску путей реформирования России. После Полтавской битвы он сразу же приступил  к реформам внутренней жизни страны.

       Так  какие же модели социальной помощи  возникли  благодаря  реформам Петра I? Помощь имела различные стратегии и поддержку:  от  материальных  до изменения сценариев жизни самих нуждающихся. Условно общественное  призрение

I четверти XVIII в. можно  классифицировать на 3 направления:

• социально-философское;
• социально-административное или реформистское;
• социально-медицинское.

       Социально-философское    направление    подготовило    теоретическое обоснование и предоставило проекты общественного призрения.

       Социально-административное или  реформистское  направление  указами, инструкциями обязало государственные органы управления сформировать:

• призрение детей, вдов, служащих;
• попечение и опеку несовершеннолетних;
• богадельни для людей, потерявших трудоспособность;
• 4)   смирительные   дома,   работные   дома   (для   прядильщиц), странноприемницы;
• губернские органы защиты и помощи нуждающихся (комитеты);
• профилактика нищенства;
• школы для детей.

Социально-медицинское  направление:

• госпитали и «другие, где болезни лечат»;
• лазареты;
• дома для душевнобольных.

       Законодательная   ответственность,   организация   и   финансирование возлагались на святейший синод, магистраты, губернии,  монастыри,  городских помещиков в своих селениях.

       Таким  образом, мы с уверенностью можем сказать,  что  в  I  четверти XVIII в. реформами Петра I в области общественного призрения было  положено начало не только для развития последующих этапов благотворительности,  но  и формирование  социальных  технологий,  таких  как:   социальные   адаптация, реабилитация,  коррекция,   экспертиза,   прогнозирование,   посредничество, консультирование, обеспечение, опека и попечительство.