Возникновении социологии как науки

Как же определяет В. само социальное действие? По В., "действием" следует... называть человеческое поведение (безразлично, внешнее или внутреннее деяние, недеяние или претерпевание), если и поскольку действующий или действующие связывают с ним некоторый субъективный смысл. Но "социальным действием" следует называть такое, которое по своему смыслу, подразумеваемому действующим или действующими, отнесено к поведению других и этим ориентировано в своем протекании".

Таким образом, социальное действие, по В., предполагает два момента: субъективную мотивацию индивида или группы, без  которой вообще нельзя говорить о  действии, и ориентацию на другого (других), которую В. называет еще и "ожиданием" и без которой действие не может  рассматриваться как социальное.

Категория социального действия, требующая исходить из понимания  мотивов отдельного индивида, есть тот решающий пункт, в котором  социологический подход В. отличается от социологии Э. Дюркгейма. Вводя понятие  социального действия, В. по существу дает свою трактовку социального  факта, полемически направленную против той, которая была предложена Дюркгеймом. В противоположность Дюркгейму  В. считает, что ни общество в целом, ни те или иные формы коллективности не должны, если подходить к вопросу  строго научно, рассматриваться в  качестве субъектов действия: таковыми могут быть только отдельные индивиды. Коллективы, согласно В., социология может  рассматривать как производные  от составляющих их индивидов; они представляют собой не самостоятельные реальности, как у Дюркгейма, а, скорее, способы  организации действий отдельных  индивидов. Нельзя не отметить, что  в своем "методологическом индивидуализме" В. трудно быть последовательным; у  него возникает ряд затруднений, когда он пытается применить категорию  социального действия, особенно при  анализе традиционного общества.

Итак, понимание мотивации, "субъективно подразумеваемого смысла" - необходимый момент социологического исследования. Что же, однако, представляет собой "понимание", коль скоро  В. не отождествляет его с той  трактовкой понимания, какую предлагает психология?

Психологическое понимание  чужих душевных состояний является, по В., лишь подсобным, а не главным  средством для историка и социолога. К нему можно прибегать лишь в  том случае, если действие, подлежащее объяснению, не может быть понято по его смыслу. "При объяснении иррациональных моментов действия понимающая психология, действительно, может оказать несомненно важную услугу. Но это, - подчеркивает В., - ничего не меняет в методологических принципах".

Каковы же эти методологические принципы? "Непосредственно наиболее понятным по своей смысловой структуре  является действие, ориентированное  субъективно строго рационально  в соответствии со средствами, которые  считаются (субъективно) однозначно адекватными  для достижения (субъективно) однозначных  и ясно сознаваемых целей". Итак, по В., социология должна ориентироваться  на действие индивида или группы индивидов. При этом наиболее "понятным" является действие осмысленное, т.е. направленное к достижению ясно сознаваемой самим действующим индивидом целей и использующее для достижения этих целей средства, признаваемые за адекватные самим действующим индивидом. Сознание действующего индивида оказывается, таким образом, необходимым для того, чтобы изучаемое действие выступало в качестве социальной реальности. Описанный тип действия В. называет целерациональным. Для понимания целерационального действия, согласно В., нет надобности прибегать к психологии.

Осмысленное целерациональное действие не является предметом психологии именно потому, что цель, которую ставит перед собой индивид, не может быть понята, если исходить только из анализа его душевной жизни. Рассмотрение этой цели выводит нас за пределы психологизма. Правда, связь между целью и выбираемыми для ее реализации средствами опосредована психологией индивида; однако, согласно В., чем ближе действие к целерациональному, тем меньше коэффициент психологического преломления, "чище", рациональнее связь между целью и средствами.

Это, разумеется, не значит, что В. рассматривает целерациональное действие как некий всеобщий тип действия; напротив, он не только не считает его всеобщим, но не считает даже и преобладающим в эмпирической реальности. Целерациональное действие - это идеальный тип, а не эмпирически общее, тем более не всеобщее. Как идеальный тип оно в чистом виде редко встречается в реальности. Именно целерациональное действие есть наиболее важный тип социального действия, оно служит образцом социального действия, с которым соотносятся все остальные виды действия.

Итак, по В., понимание в  чистом виде имеет место там, где  перед нами - целерациональное действие. Сам В. считает, что в этом случае уже нельзя говорить о психологическом понимании, поскольку смысл действия, его цель лежат за пределами психологии. Но поставим вопрос по-другому: что именно мы понимаем в случае целерационального действия: смысл действия или самого действующего? Допустим, мы видим человека, который рубит в лесу дрова. Мы можем сделать вывод, что он делает это либо для заработка, либо для того, чтобы заготовить себе на зиму топливо, и т.д. и т.п. Рассуждая таким образом, мы пытаемся понять смысл действия, а не самого действующего. Однако та же операция может послужить для нас и средством анализа самого действующего индивида. Трудность, которая возникает здесь, весьма существенна. Ведь если социология стремится понять самого действующего индивида, то всякое действие выступает для нее как знак чего-то, в действительности совсем другого, того, о чем сам индивид или не догадывается, или, если догадывается, то пытается скрыть (от других или даже от себя). Таков подход к пониманию действия индивида, например в психоанализе Фрейда.

Возможность такого подхода  В. принципиально не исключал, но считал его проблематичным, а поэтому  и необходимо ограничивать этот подход, применяя его лишь спорадически как  подсобное средство. Проблематичность его В. усматривает в том, что  в таких случаях субъективно, хотя и незаметно целерациональное и объективно правильно-рациональное оказываются в неясном отношении друг к другу. В. имеет в виду следующее весьма серьезное затруднение, возникающее при "психологическом" подходе. Если индивид сам ясно осознает поставленную им цель и только стремится скрыть от других, то это нетрудно понять; такую ситуацию вполне можно подвести под схему целерационального поведения. Но если речь идет о таком действии, когда индивид не отдает себе отчета в собственных целях (а именно эти действия исследует психоанализ), то возникает вопрос: имеет ли исследователь достаточные основания утверждать, что он понимает действующего индивида лучше, чем тот понимает сам себя? В самом деле: ведь нельзя забывать о том, что метод психоанализа возник из практики лечения душевнобольных, по отношению к которым врач считает себя лучше понимающим их состояние, чем они сами его понимают. Ведь он - здоровый человек, а они - больные. Но на каком основании он может применять этот метод к другим здоровым людям? Для этого может быть только одно основание: убеждение о том, что они тоже "больны". Но тогда понятие болезни оказывается перенесенным из сферы медицины в общесоциальную сферу, а лечение в этом случае оказывается социальной терапией, в конечном счете - лечением общества в целом.