Из истории литературоведческой науки. Школы и направления

Пензенский  государственный педагогический университет  им. В. Г. Белинского.

 

 

 

 

 

Кафедра Литературы                                                  Факультет русского языка

и методики её преподавания                                                           и литературы

 

 

 

 

«Из истории литературоведческой  науки.

Школы и направления»

 

 

 

Выполнила: студентка факультета

русского языка  и литературы гр.Л-12

Арисова Дарья  Вячеславовна

адрес: г.Заречный, пр.Мира 64-92

телефон: 61-43-28

 

Проверил:  доктор филологических наук,

профессор, заведующий кафедрой

Литературы и методики её преподавания

Горланов Геннадий Елизарович

 

 

 

 

 

Пенза, январь 2011г.

 

Содержание:

1. Зачем нужны «-ИЗМЫ»?

а) Введение…………………………………………………………………………………………………..3

б) Происхождение. Два типа культур……………………………………………………………………..4

в) Отношение к «-ИЗМАМ». Нужны ли они вообще? Заключение данного раздела………………….5

2.  История художественного метода и направления в России……………………………………………….5

3. Литературные направления в России……………………………………………………………………….8

а) Классицизм………………………………………………………………………...……………………...8

б) Сентиментализм………………………………………………………………………………………….9

в) Романтизм…………………………………………………………………………………………….. ..10

г) Натурализм………………………………………………………………………………………………11

д) Натуральная школа……………………………………………………………………………………..11

е) Реализм…………………………………………………………………………………………………..11

ж) Символизм………………………………………………………………………………………………13

з) Акмеизм………………………………………………………………………………………………….14

и) Футуризм………………………………………………………………………………………………...14

к) Эгофутуризм…………………………………………………………………………………………….14

л) Кубофутуризм…………………………………………………………………………………………...14

м) Имажинизм……………………………………………………………………………………………...16

н) ОБЭРИУ…………………………………………………………………………………………………16

4. Вывод………………………………………………………………………………………………………….17 
Зачем нам нужны «-ИЗМЫ»?

Категория литературного  направления служит для систематизации истории литературы. Одно из самых распространенных мнений заключается в том, что именно смена литературных направлений составляет суть истории литературы; что переход от классицизма к сентиментализму, от сентиментализма к романтизму, от романтизма к реализму выражает основные закономерности развития литературы после эпохи Возрождения (на предшествовавшую Возрождению историю понятие литературного направления обычно не распространяется).

Советское литературоведение последних двадцати — тридцати лет оперировало преимущественно следующими литературными направлениями (в хронологической последовательности): реализм эпохи Возрождения, барокко, классицизм, просветительский реализм, сентиментализм, романтизм, критический реализм, натурализм, символизм, социалистический реализм. По поводу некоторых из этих понятий разгорались временами жаркие споры (например, по поводу просветительского реализма Радищева, или барокко Ломоносова, или романтизма — реализма Лермонтова). Иногда в качестве отдельных литературных направлений выделяют предклассицизм, неоклассицизм, маньеризм, неоромантизм и т. п. Особое положение занимает по сей день категория модернизма. Сюда обычно относят все то в литературах XX столетия, что не похоже на реализм.

Научного смысла в анализе литературы по направлениям почти нет. Нередко энергия литературоведов  тратится на доказательство того, что  творчество данного писателя может  быть охарактеризовано через признаки того или иного «-изма». Например, из творчества бытописателей разных эпох — Гоголя, Тургенева, Л. Толстого, Горького — выбираются сходные художественные приемы бытописания, затем на основании такой операции через сито этих приемов просеиваются, например, "Повесть временных лет", "Житие протопопа Аввакума", "Недоросль" Фонвизина, "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева и выясняется, что во всех этих произведениях тоже есть приемы бытописания. После этого просеянные произведения объявляются произведениями "с элементами реализма"; если же "элементов" оказывается слишком много, то произведение и вовсе называют реалистическим.

Еще забавнее обстоит  дело, когда в творчестве одного писателя обнаруживаются элементы разных "-измов". И тогда получается, что Ломоносов "наряду с художественными средствами классицизма использует художественные средства барокко", Лермонтов в "Герое нашего времени" пользуется как "романтическими, так и реалистическими способами отражения жизни", а Пушкин "переходит от романтизма к реализму".

В подобных литературоведческих подыскиваниях признаков какого-либо "-изма" для определения чьей-либо поэтики творчество писателя рассматривается фактически как творчество мастерового, овладевшего суммой навыков ручного труда и использующего, в зависимости от того, какую операцию надо выполнить, то рубанок, то молоток, то долото.

Никаких "объективных  закономерностей литературных процессов" при подгонке творчества писателя под тот или иной "-изм" не понять. К тому же признаки тех или иных литературных направлений устанавливались на материале не "массовой литературы", а только лучших писателей; эти признаки абстрагировались от конкретных исторических ситуаций, когда они появились, и затем механически проецировались на писателей других эпох. При таком подходе не составляет труда любого сочинителя любой эпохи разнести на полочки разных направлений: это, дескать, у него от романтизма, это — от классицизма, а это — от реализма.

Но при таком  подходе ни о каком историзме  и ни о каких закономерностях речи быть не может. При таком подходе до абсурда один шаг. Легко доказать, например, что в «Грозе» А. Островского — ярко выраженные элементы драматургии классицизма (конфликт между долгом и страстью, типаж нравственно преступной героини, к которой должно быть обращено сострадание зрителя, — сравните Катерину с Федрой Расина), а в «Войне и мире» — элементы ренессансного реализма (о чем свидетельствуют многочисленные физиологизмы типа голых плечей Элен или вшей, приятно согревавших голову Пьера).

 

***

 

Категория направления появилась в литературном обиходе образованных европейцев в начале XIX века. А прежде в европейском литературном обиходе существовало представление, выработавшееся со времени Ренессанса, — о двух типах культур (и, естественно, литератур тоже): древней и новой (античной и романо-германской XVI—XVHI веков).

Спор "древних" и "новых" (апологетов античности и современности), шедший со второй половины XVII до начала XIX века, — едва ли не самая долгая полемика в истории европейской эстетики. Главными действующими лицами спора были преимущественно французы, но благодаря высокому авторитету французской поэзии XVII — XVIII веков во всей Европе отголоски этой полемики можно обнаружить, видимо, в любой из европейских литератур.

Суть спора "древних" и "новых", если грубо и зримо его определять, сводилась к тому, кто лучше умел изображать человеческую природу — древнегреческие и древнеримские писатели или национальные писатели Нового времени? Спор был решен ходом литературных событий: Гомера, Вергилия и Горация читали все меньше, новых — все больше. Когда же в конце XVIII — первой половине XIX века общечитаемыми стали сочинения Гёте, Шиллера, В. Скотта, Байрона, В. Гюго и Бальзака — спор прекратился: началась новая эра в литературе.

В первую четверть XIX века, когда великий спор постепенно замирал, в европейский мыслительный оборот на место понятий "древние" и "новые" вошли новые категории: "классицизм" и "классическая литература" некоторое время были синонимами понятия "древняя литература", а слова "романтизм" и "романтическая литература" — синонимами литературы новой (начиная с Ренессанса — Данте, Шекспир и проч.). В таком виде проблема "классицизм" — "романтизм" вошла в обиход русского литературного человека в конце 10-х — начале 20-х годов XIX века.

С середины 30-х годов XIX в. понятия "классицизм", "романтизм", "лжеклассицизм" (его стали называть "ложно-" или "псевдоклассицизмом") стали обиходными категориями эстетики в России, окончательно заменив альтернативу "древние" — "новые" и став основой для последующего вычленения в истории литературы прошлых лет новых и новых направлений (сентиментализм, предромантизм, предклассицизм и проч.).

С 40-х годов  в России торжествует нравоописательная и бытоописательная словесность. Мимолетное словечко "натуральная школа" (пущенное Булгариным в укоризну и обработанное Белинским для апологии социальности в литературе) в 50—60-е годы уступает место словечку П. Анненкова "реализм". В 50—60-е годы XIX века самосознание русских писателей развивается под знаком "реализма". Вместе с тем именно с этого времени в России начинается широкое изучение истории литературы — как в академическом плане, так и в педагогическом. Понятия "классицизм", "псевдоклассицизм", "романтизм", "реализм" переходят из области творческих споров и литературной критики в область историко-литературную и педагогическую, и к концу XIX века в педагогической и академической сфере изучения русской литературы окончательно выстраивается та схема смены направлений, которая существует с некоторыми изменениями и по сей день: в XVIII веке господствовал "ложноклассицизм" (к 1920-м годам "ложно" было отброшено; опять вернулось слово "классицизм"), в конце XVIII — начале XIX века господствовал сентиментализм (так была названа "чувствительная" проза Карамзина и его последователей); в 10—30-е годы господствует романтизм и зарождается реализм; с 40-х годов господствует реализм.

Может быть, пестрая  литературная жизнь начала XX века, продлись она в России дольше начала 20-х годов, сумела бы помешать торжеству понятийного литературоведения, набиравшего силу в трудах дореволюционных схематизаторов. Может быть, поколение формалистов смогло бы утвердить принципы изучения истории литературы "по приемам", а не "по направлениям". Но когда с 1930-х годов шаг вправо, шаг влево от принципов "реалистического отражения жизни" стал считаться изменой, это отразилось даже на состоянии светлых умов в литературоведении.

В 50—60-е годы, в связи с некоторым общим  оживлением нашей общественной

мысли, стали  раздаваться отдельные голоса, выражавшие сомнения в целесообразности использования понятия "литературное направление" (Б. Реизов, П. Берков). Однако эти голоса почти не были слышны. Напротив, именно в 50—60-е годы разгорелись дискуссии о типологии романтизма и реализма, о просветительском реализме; именно тогда на страницах журналов и ученых монографий всерьез рассуждали о соотношении романтизма и реализма в творчестве Пушкина и Лермонтова или классицизма и романтизма в поэзии декабристов. Завершились дискуссии в 70-е годы изданием ряда коллективных трудов.

Последний всплеск "типологических" дебатов, после  которого обсуждение вопроса о направлениях фактически прекратилось.

Но по-прежнему выходят в свет монографии и статьи, посвященные сочетанию разных "-измов" у разных писателей, по-прежнему студенты и школьники читают учебники, написанные в 50—70-е годы, где вся история литературы упакована по направлениям: от классицизма к романтизму, от романтизма к реализму; где Кантемир и Сумароков — "представители классицизма", а Карамзин — "представитель сентиментализма" (словно они депутаты от разных политических партий); Пушкин на юге — романтик, Пушкин в Михайловском — реалист; "Герой нашего времени" "сочетает элементы романтизма и реализма"... И так далее.

 

* * *

С течением времени представления о том, что литература "воспроизводит действительность", "воссоздает жизненные типы", "отражает главные общественные тенденции", как и прочие представления Белинского — Чернышевского — Добролюбова, достаточно окаменели в повторениях и превратились в схоластические догмы. Можно было соглашаться или не соглашаться в 1859 году с той страницей из статьи Добролюбова "Что такое обломовщина?", где кратко очерчена история угасания общественной роли дворянства. Но невозможно соглашаться с тем, что в 1959, или в 1969, или в 1989 году авторы учебников, вузовские профессора и школьные учителя рассуждают о типе лишнего человека в русской литературе XIX века. Потому что применять метафору 1859 года актуальную для литературной полемики и общественной жизни рубежа 50—60-х годов XIX века — в качестве объективного ученого термина — абсурд.

Наши апологеты  литературных направлении и по сей  день опираются на объяснения сущности искусства образца 1840—1850-х годов, и в частности на объяснение, данное Чернышевским в его диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности" (1855). В результате данной диссертации у всех наших копиистов Чернышевского разные "-измы" отличаются в первую очередь не разными художественными приемами, не тем, как написано, а тем, что воспроизводится, объясняется и приговаривается. Не творчество оказывается предметом изучения, а материал для творчества, "воспроизводимая действительность".

Как бы сказать, не выразив негатива по отношению  к литературоведческим формулам? Скажем так, что это формулы, в которых литература "отражает жизнь" и "воспроизводит действительность",выглядят достаточно карикатурно.

Думаю, что если и есть смысл говорить о литературных направлениях, то лишь в тех случаях, когда мы имеем дело с самоназваниями или с литературно-критическими определениями, бытующими в определенный исторический период. Если, например, Достоевский называл себя реалистом ("Я не психолог, я только реалист в высшем смысле слова") или идеалистом ("Мой идеализм реальнее ихнего реализма"), Брюсов — символистом, а Маяковский — футуристом, если Вяземский называл поэму Пушкина "Кавказский пленник" романтической, Баратынский свою собственную поэму "Наложница" — ультраромантической, а Горький считал, что создает новое направление — "пролетарский романтизм", — тогда мы должны с этими определениями считаться и узнавать, какой смысл вложен в них.Самоназвания отдельных писателей или отдельных литературных школ, групп, приятельских компаний, понимание писателем своей принадлежности к тому или иному поколению по вкусам и литературным принципам и зачисление писателя современниками в ту или иную школу, тот или иной "стан" — вот теоретические реалии, с которыми можно иметь дело, не нарушая исторических масштабов. А все наши классификации, основанные на глобальных обобщениях, и особенно те, что основаны на убеждении в "воспроизводительной" специфике художественного творчества, не приводят ни к чему, кроме схоластики.