Младосимволизм

В 1907 году Религиозно-философские собрания были возрождены как Религиозно-философское общество, просуществовавшее до 1916 года. Мережковский, открывший его первое заседание, продолжил развивать здесь идеи, связанные с концепцией «царства Духа»^[23], но (в основном усилиями З. Гиппиус и Д. Философова) Общество, как отмечали многие, вскоре превратилось в литературно-публицистический кружок.^[22]

«Христос и Антихрист»[править | править исходный текст]

_{Основная  статья: Христос и Антихрист}

Трилогия «Христос и Антихрист», в которой писатель выразил свою философию истории и свой взгляд на будущее человечества^[9], была начата им в 1890-е годы. Первый её роман, «Смерть богов. Юлиан Отступник», история жизни византийского императора IV века Юлиана^[5], впоследствии назывался критиками в числе сильнейших произведений Д. С. Мережковского. За ним последовал роман «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901); критики отметили с одной стороны — историческую достоверность деталей, с другой — тенденциозность^[23]. В 1902 году «Юлиан Отступник» и «Леонардо да Винчи» были изданы отдельными книгами в издательстве М. В. Пирожкова — как первые две части трилогии. Одновременно в Париже роман «Леонардо да Винчи» вышел на французском языке в переводе С. М. Пермского.^{[~ 3]} Вышли отдельными книгами и все переводы греческих трагедий Мережковского и сборник новелл «Любовь сильнее смерти».

1902 год был отмечен  также примирением Мережковских  с «Миром искусства»: 14 октября  1902 года на сцене Александринского театра прошла премьера пьесы «Ипполит» Еврипида, переведённой Мережковским, в постановке Ю. Э. Озаровского. Переводчик произнёс вступительную речь «Новое значение старой трагедии», которая на следующий день была напечатана газетой «Новое время». Этой премьере во многом способствовал стремившийся к примирению с Мережковскими Дягилев (директор театра С. Волконский был его другом. В июле 1903 года Дягилев предложил объединить «Мир искусства» и «Новый путь». Мережковские выехали в Петербург, где встретились с Дягилевым, Философовым и А. П. Чеховым; именно нежелание последнего сотрудничать с проповедниками «неохристианства» положил конец этому проекту. Вскоре «Мир искусства» прекратил своё существование; и Философов окончательно вышел из дягилевского «кружка» и вернулся в лоно «троебратства»^[10]:408.

В начале 1904 года «Новый путь» (№ 1-5 и № 9- 12) начал печатать третий роман трилогии, «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904—1905), написанный уже после закрытия Собраний, — богословский и философский роман о Петре I, которого автор «рисует воплощенным антихристом»^[5], как отмечалось, во многом — под влиянием соответствующего представления, бытовавшего в раскольнической среде^[14]. К этому времени исторические романы Мережковского стали очень популярны в Европе: только «Юлиан Отступник» в течение 10 лет выдержал во Франции 23 переиздания^[12]. Между тем, когда литературный обозреватель английской газеты «Daily Telegraph» назвал Мережковского «достойным наследником Толстого и Достоевского», русская критика единодушно осудила такой отзыв как «святотатство», и писатель вынужден был публично откреститься от похвал такого рода^[7].

К началу 1904 года многочисленные стрессы негативно сказались  на состоянии нервной системы  Мережковского. По совету врача-психиатра И. П. Мержеевского он в составе «троебратства» отправился на Иматру. Именно в ходе этой поездки Мережковские по пути в Австрию заехали на два дня в Ясную Поляну; к осени они сблизились с Блоком и Андреем Белым — последний стал регулярно останавливаться у Мережковских в Петербурге. В январе 1905 года окончательно переехал в дом Мурузи к супругам и Д. Философов^[10]:409.

Революция 1905 года[править | править исходный текст]

Отношение писателя к Первой русской революции было во многом предопределено событиями 9 января; после расстрела шествия рабочих Мережковские, Философов и гостивший у них Андрей Белый организиовали студенческий «протест» в Александринском театре, после чего пришли на выступление Г. А. Гапона в Вольно-экономическом обществе. Ареста, которого Мережковский ожидал несколько дней, не последовало. Ещё более «полевели» его взгляды после поражения России в войне с Японией: в беседе с Гиппиус он заявил о том, что окончательно уверился в «антихристианской» сущности русского самодержавия. В октябре Мережковский приветствовал введение гражданских свобод в России, но это не помешало ему сблизиться с эсерами и «неонародниками». Писатель был убеждён в эти годы, что революция не только не противоречит христианскому учению, но, напротив, вытекает из него^[21].

Свою позицию Мережковский подробно изложил в работе «Грядущий хам», которая в течение 1905 года печаталась в журналах «Полярная звезда» и «Вопросы жизни». Предостерегая общество от «недооценки мощных сил, препятствующих религиозному и социальному освобождению», писатель считал, что интеллигенции, воплощающей «живой дух России», противостоят силы «духовного рабства и хамства, питаемые стихией мещанства, безличности, серединности и пошлости»^[7]. При этом «хамство» в его терминологии было не социальной характеристикой, но синонимом бездуховности (материализма, позитивизма, мещанства, атеизма и т. д.)^[21]. Если религиозного обновления не произойдет, весь мир, и Россию в том числе, ждет «Грядущий хам», — утверждал писатель.

_{…Одного бойтесь — рабства худшего из всех возможных рабств — мещанства и худшего из всех мещанств — хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть черт, — уже не старый, фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, — грядущий Князь мира сего, Грядущий Хам.^[24]}

По Мережковскому «хамство» в России имеет три «лица»: прошлое, настоящее и будущее. В прошлом лицо хамства — это лицо церкви, воздающей кесарю Божье, это «православная казенщина», служащая казёнщине самодержавной. Настоящее лицо хамства связывалось Мережковским с российским самодержавием, с огромной бюрократической машиной государства. Но самое страшное лицо хамства — будущее, это «лицо хамства, идущего снизу — хулиганства, босячества, чёрной сотни»^[21][25].

1906—1907. Парижская «миссия»[править | править исходный текст]

1906 год начался для  Мережковского серией неудач. 18 февраля  он прочел статью «Пророк русской  революции» в зале Тенишевского училища, после чего возмущеннаяА. Г. Достоевская аннулировала незадолго до этого оформленный заказ писателю на вводную статью для готовившегося к выпуску юбилейного собрания сочинений Ф. М. Достоевского, Статья, тем не менее, была опубликована в «Весах» (№ 2, 3) и издана отдельной брошюрой. Тогда же Мережковские, Философов, Бердяев и С. Н. Булгаков попытались создать группу «Меч» и одноименный журнал на базе брюсовских «Весов», но В. Я. Брюсов этот проект отклонил^[10]:410.

Весной 1906 года Мережковские вместе с Философовом отправились в первую парижскую эмиграцию^[7] — «добровольное изгнанье», призванное послужить «переоценке ценностей». Обустроившись в Париже, все трое приступили к осуществлению своей «миссии в Европе», основная цель которой состояла в активном утверждении «нового религиозного сознания»^[9].

В процессе организации журнала  «Анархия и Теократия» участники  «троебратства» издали коллективный сборник «Le Tsar et la Revolution» («Царь и революция»; он вышел в Париже в 1907 году), в котором Мережковскому принадлежал очерк «Революция и религия». Рассматривая русскую монархию и церковь на широком историческом фоне, автор приходил здесь к выводу, впоследствии оказавшемуся пророческим: «В настоящее время едва ли возможно представить себе, какую всесокрушающую силу приобретет в глубинах народной стихии революционный смерч. В последнем крушении русской церкви с русским царством не ждет ли гибель Россию, если не вечную душу народа, то смертное тело его — государство».^[26]Второй проект, сборник «Меч» («Der Schwert») в мюнхенском издательстве Пипера, остался неосуществленным.

_{Мережковский и масонство}

Ссылаясь на тесные отношения  с Савинковым, Карташевым и особенно (впоследствии) с Керенским, равно как и многими другими представителями русского «политического масонства», некоторые источники утверждают, что Мережковские сами состояли в масонской ложе.^[27][28] Более того, если верить А. Я. Гальперину (входившему в аппарат Временного правительства), Мережковские были даже приняты в «специально созданную для них ложу». В то время как некоторые исследователи (в частности, А.Эткинд) признавали косвенную связь идеологии символизма с масонством^[15], Ю. Зобнин считает подобные предположения маловероятными, поскольку… «масонский мистический рационализм, трактовка Библии с 'аллегорических' позиций и отрицание христианского догмата Троичности плохо вяжутся с убеждениями <Мережковского>». Скептически относится он и к распространённому мнению о том, что Мережковский был «тайным советником» Керенского: отсутствие Мережковских в Петрограде в самые важные для Временного правительства дни доказывает, по его мнению, что никакой роли в политических интригах 1916—1917 годов они не играли^[10].

Авторским трио — Мережковский, Гиппиус и Философов — была написана и драма из жизни революционеров «Маков цвет» (1908), напечатанная в в «Русской мысли» (№ 11), где незадолго до этого вышли его статья «Революция и религия» (№ 2, 3) и исследование о Серафиме Саровском «Последний святой» (№ 8, 9)^[14]. В том же году вышли две книги Д. С. Мережковского «Не мир, но меч. К будущей критике христианства» и «В тихом омуте». В этих работах Мережковский продолжил выстраивать собственную общественно-политическую концепцию «эволюционного мистицизма». Основным её лейтмотивом стала идея о том, что политической революции в России и мире (Россию автор рассматривал как провозвестницу мировых процессов) должна предшествовать «революция духа», приятие русской интеллигенцией истины «Третьего завета». В противном случае, по Мережковскому, политическая революция обёрнется тиранией и торжеством «грядущего хама»^[7].

В Париже Мережковские установили связи с журналом «Mercure de France», общались с А. Франсом и Р. Штайнером, лидером французских социалистов Ж. Жоресом (это знакомство устроил прибывший к тому времени в Париж А. Белый), философом Бергсоном, но остались крайне неудовлетворенными вежливой, но безразличной реакцией европейцев на их идеи. Супруги познакомились сП. А. Кропоткиным и Г. В. Плехановым, продолжая тесно общаться с представителями эсеровского террористического подполья, прежде всего, И. Фондаминским и Б. Савинковым, который искал у Мережковских «религиозного оправдания» политическому террору и получил «интенсивные литературные консультации» в работе над романом «Конь Бледный»^{[8][~ 4]} Прежде всего друзьям-эсерам была адресована имевшая широкий резонанс лекция «О насилии», которую Мережковский прочёл 21 февраля 1907 года в Salle d’Orient.

В эти дни сам Мережковский начал вплотную работать над пьесой «Павел I» — первой частью новой трилогии «Царство Зверя». К началу следующего 1908 года, несмотря на успех ещё одной своей публичной лекции, «О самодержавии», Мережковский пришёл к выводу о том, что его «европейская миссия» исчерпана. 11 июня 1908 года, поддавшись уговорам прибывшего в Париж Н. Бердяева, который рассказал им о новой ситуации, складывающейся в стране, Мережковские приняли решение вернуться в Россию^[9]. Впрочем, сначала Мережковский завершил работу над «Павлом I»; отъезд не был ускорен даже известием о смерти 17 марта в Петербурге отца писателя.^{[~ 5][10]:411}.

Осенью 1907 года в Петербурге начались дни, которые позже вошли  в историю семьи Мережковских как «сезон о Боге». Писатель активно участвовал в работе Религиозно-философского общества, где, в частности, встречался со своим бывшим оппонентом — архимандритом Михаилом.^{[~ 6]} На некоторое время «троебратство» получило контроль над журналом «Образование» и газетой «Утро»; статьи Мережковского при этом публиковались также в «Речи» и «Русской мысли».^{[~ 7]}

«Царство Зверя». Критика  «веховцев»[править | править исходный текст]

В 1908 году Д. С. Мережковский опубликовал завершённую ещё в Париже драму «Павел I», ставшую первой частью трилогии «Царство Зверя» (первоначально названной «Зверь из Бездны»)^[9]. Произведение, по мнению цензоров, «оскорблявшее самодержавие», было немедленно конфисковано; его публикация повлекла за собой продолжительное судебное преследование (лишь 18 сентября 1912 года суд оправдал автора и издателя «за отсутствием состава преступления»).^[14] Роман (второй в трилогии) «Александр I» печатался в «Русской мысли» в 1911—1912 годах, отдельным изданием вышел в 1913 году (и был переиздан в Берлине в 1925 году). Заключительная часть трилогии, роман «14 декабря», вышел в 1918 году.

Все три книги были свободны от метафизической догматики, красочной эротики и «смакования жестокостей», в чём некоторые критики упрекали автора за романы первой трилогии. Романы серии «Царство зверя», исследующие природу и суть русской монархии на широком историческом фоне, демонстрировали прочную связь «с гуманистической традицией русской литературы XIX века», которая, как считали многие критики, оказалась в других произведения Мережковского утраченной^[8].

В апреле 1909 года Мережковский, как один из лидеров Религиозно-философского общества, выступил с резкой критикой «веховцев» (и, как он полагал, в защиту русской интеллигенции), в числе  которых были его недавние единомышленники — «легальные марксисты» — Бердяев, Булгаков, Гершензон. Розанов, отметив «блистательность» речи писателя, пришел в ужас от того, как тот «при хохоте зала… их, своих друзей, пинал ногами, бил дубьем — безжалостно, горько, мучительно… Весь тон был невыносимо презрительный, невыносимо высокомерный…»^[29]

Отвечая Бердяеву, Мережковский писал:

_{Православие есть душа самодержавия, а самодержавие — есть тело православия… Христианская святость совместима с реакцией, с участием в «Союзе русского народа», с превращением Церкви в орудие мирской политики, с благословением смертных казней. <…> Нельзя… поручать себя молитвам тех, кого считаешь мучителями, распинателями правды Христовой, кого подозреваешь в безбожном, демоническом отношении к миру.^[30]}

А. Бердяев, С. Франк, С. Н. Булгаков с этого времени стали яростными критиками Мережковского; в свою очередь последний не простил В.Розанову критической статьи в свой адрес. Многие отметили, что позиция Мережковского была непоследовательной: «веховцы» во многом продолжали его собственные идеи (в частности, о «воцерковлении» интеллигенции), высказывавшиеся в начале 1900-х годов.

Статус Мережковского  изменился: для «левой» критики  он превратился из изгоя-декадента  в «маститого русского писателя, к  которому прислушивается Европа». Розанов  же адресовал ему слова (впоследствии вошедшие в сборник «Опавшие листья»), которые многими были расценены  как пророческие: «Вот то-то и оно-то, Димитрий Сергеевич, что вас никогда, никогда, никогда не поймут те, с кем вы… И никогда, никогда, никогда, никогда вы не обнимете свиное, тупое рыло революции…»^[10].