ІНТЕРТЕКСТУАЛЬНІСТЬ В РОМАНІ ДЖУЛІАНА БАРНСА “ІСТОРІЯ СВІТУ В 10 1/2 РОЗДІЛАХ”

“В последние годы западные  правительства  много шумели  о  терроризме,  о  необходимости  встретить угрозу с высоко поднятой головой и обуздать молодчиков; но  молодчики  что-то  не  замечали,  что  их обуздывают,   и   продолжали   свое   дело.  Тех,  кто  посередке,  убивали; правительства и террористы оставались невредимыми.”

“Она ирландка. Выходите за ирландца  --  становитесь  ирландкой.  Это закон.

--  Закон,  мистер  Хьюз.  Люди  вечно твердят нам о законе. Меня частоставило в тупик их  мнение  о  том,  что  законно,  а  что  незаконно.-- Он посмотрел  на  карту  Средиземноморья, висевшую на стене позади Франклина.--Законно  ли,  например,  бомбить  лагеря  беженцев?  Я  много  раз пытался обнаружить закон, который это разрешает. Но мы, похоже, затеяли долгий спор, а мне иногда кажется, что споры бессмысленны, так же как бессмыслен закон.”

“Уже  потом,  размышляя о тех событиях, мы стали различать некий план, и реализация этого плана началась с василисков. Вы  их,  конечно,  никогда  не видели.  Но  если  я  опишу  их как четвероногих петухов со змеиным хвостом, скажу, что они обладали очень неприятным взглядом  и  откладывали  уродливые яйца,  которые  потом высиживали жабы, вы согласитесь, что это были не самые привлекательные существа на Ковчеге. Но они имели те же  права,  что  и  все прочие,  разве  не  так?  После василисков наступила очередь грифонов; после грифонов --  сфинксов;  после  сфинксов  --  гиппогрифов.  Вы-то,  наверное, считали,  что  все это плоды чьей-то буйной фантазии? Ничуть. А заметили вы, что у них было общего? Они все были гибридами. Мы думаем,  что  это  Сим  -- хотя, вполне возможно, и сам Ной -- заботился таким образом о чистоте видов.

Полная  глупость,  конечно,--  как мы поговаривали между собой, стоит только посмотреть на Ноя и его жену или на трех его сыновей с тремя женами, и сразу поймешь, какая генетическая неразбериха будет  царить  среди  представителей человеческой расы. Так с чего же они вдруг невзлюбили гибридов?”

Автор представляє Ноя не як найдостойнішого за вибором Бога, а як кращого з гірших:

“Иногда Ной и его сыновья буквально впадали в истерику. Это не  очень-то согласуется  с  вашей  версией?  Вам  ведь всегда внушали, что Ной был мудр, праведен и богобоязнен, а  я  отрекомендовал  его  истеричным  мошенником  и пропойцей?   Что   ж,   две   эти  точки  зрения  нельзя  назвать  абсолютно несовместимыми. Вот вам подсказка: в Ное было мало хорошего, но поглядели бы вы  на  остальных.”

“То, что нам сказали насчет каждой твари  по  паре, было  правдой (да вы и сами понимаете, что какой-то резон тут есть), но ведь этим дело не ограничилось. В Лагере мы  стали  замечать,  что  от  некоторых видов оставлено не по двое, а по семеро (снова эта одержимость числом семь). Поначалу  мы  решили,  что  пятерых  лишних берут про запас, на случай, если заболеет основная пара. Но потом все стало постепенно  проясняться.  Ной  -- или  Ноев  Бог -- постановил, что есть два типа животных: чистые и нечистые. Чистых брали на Ковчег по семеро; нечистых по двое. Вполне понятно, что,  узнав  о  такой  разделительной  политике,  звери дружно  вознегодовали.  Действительно,  во-первых, сами чистые животные были весьма смущены; они отдавали себе отчет в том, что мало  чем  заслужили  это особое   покровительство.   Хотя   именоваться  "чистыми",  как  они  вскоре обнаружили, было сомнительным плюсом. Быть "чистым" значило  быть  годным  в пищу.  Семерку  встречали  на  корабле с распростертыми объятиями, но пятеро предназначались для камбуза. Им оказали оригинальную честь. Правда, условия, в которых они содержались до дня их ритуального убиения, были наилучшими  из возможных.”

“Врятована”, як і інші глави роману Барнса викликають неоднозначні думки. Християнські мотиви, такі як втрата людиною Раю, гріхопадіння, змушують замислитися над сучасним життям втратою та перелицюванням моральних та духовних цінностей, про світ навколо нас та людство. Джуліан Барнс піднімає тему віри, не лише в Господа Бога, але й в сили можливостей та розуму людини.

3.4. Гіпертекстуальність

Перша глава починається, як і повинна починатися історія світу, спочатку, а саме — з Потопу. Не дивлячись на те, що у розповіді присутні усі сюжетні лінії, і “кожної тварі по парі”:

“То, что нам сказали насчет каждой твари  по  паре, было  правдой (да вы и сами понимаете, что какой-то резон тут есть), но ведь этим дело не ограничилось,

і “відділення чистих від нечистих”:

“Ной  -- или  Ноев  Бог -- постановил, что есть два типа животных: чистые и нечистые. Чистых брали на Ковчег по семеро; нечистых по двое. Вполне понятно, что,  узнав  о  такой  разделительной  политике,  звери дружно  вознегодовали”,

з перших рядків бачимо, що перед нами зовсім інша версія цієї історії, і критика першоджерела між рядками.

Ковчег не є одним, їх декілька:

“Думаю, вы уже догадались, что «Ковчег» был больше чем одним кораблем? Это название мы дали целой флотилии (ведь нельзя же рассчитывать втиснуть весь животный мир на единственное судно длиною в каких-нибудь триста локтей).

Вначале Ковчег состоял из восьми судов: галеона Ноя, который тащил на буксире судно с припасами, четырех кораблей поменьше — их капитанами были Ноевы сыновья — и шедшего на безопасном расстоянии (поскольку члены этой семьи очень боялись заразы) санитарного корабля. Восьмое судно, сопровождавшее нас недолго, имело загадочное назначение; этот небольшой ходкий шлюп, вся корма которого была изукрашена филигранной резьбой по сандаловому дереву, угодливо держался поближе к ковчегу Хама. Очутившись с его подветренной стороны, вы могли уловить странные, дразнящие ароматы; по ночам, когда утихала буря, оттуда временами доносились разухабистая музыка и визгливый смех — звуки для нас неожиданные, поскольку мы полагали, что все жены всех сыновей Ноя сидят в тепле и уюте на своих собственных кораблях. Однако это надушенное, развеселое суденышко оказалось непрочным: его утопил внезапный шквал, и Хам несколько недель после этого ходил задумчивый.

Следующим потерялся корабль с припасами — в беззвездную ночь, когда ветер стих и вахтенные дремали на посту. Утром за флагманским галеоном Ноя болтался лишь обрывок толстого троса, перегрызенного каким-то существом, обладающим острыми резцами и умением лазить по мокрым веревкам...

Однако гораздо более серьезным несчастьем была потеря Варади. Вы знаете про Хама и Сима и про того, чье имя начинается на И; но о Варади вы даже не слыхали, правда? Это был самый младший и самый сильный из сыновей Ноя, что, разумеется, не прибавляло ему популярности в семье. ... и ходила молва, будто на его ковчеге царят гораздо менее суровые законы. И вот вам, пожалуйста: как-то поутру мы проснулись и обнаружили, что корабль Варади исчез за горизонтом вместе с одной пятой всего животного мира.”,

Ной представлений зовсім не гідним представником людства:

“Ной не был хорошим человеком. Разумеется, я понимаю, как неприятно вам это сообщение, ведь все вы его потомки; но факт есть факт. Он был чудовищем — самодовольный патриарх, который полдня раболепствовал перед своим Богом, а остальные полдня отыгрывался на нас. У него был посох из дерева гофер, и им он… в общем, полосы у некоторых зверей остались и по ею пору.”,

“Мог ли пьянчуга быть избранником Божьим? Я уже объяснял вам — его избрали, потому что прочие кандидаты были во сто крат хуже. Куда ни кинь — всюду клин”,

“А его запах… Одно дело влажная шерсть у животных, гордящихся своей чистоплотностью, и совсем иное — сырые, просоленные, нерасчесанные лохмотья, свисающие с шеи неопрятного существа, которое к тому же отняло их у других. Старый Ной не подсыхал даже в тихую погоду (я говорю со слов птиц, а птицам доверять можно). Он всюду носил с собой сырость и бурю, словно память о своих прошлых жестокостях или предвестие грядущих штормов.”

“Надо сказать, что Ной был плохим моряком и в дождь, и в ведро. Его избрали за набожность, а не за навигационные таланты. Во время шторма от него было мало проку, да и в ясную погоду немногим больше.”,

під час читання глави ми лише здогадуємося про того, хто веде оповідь:

“Мы еще не вошли в семейство жуков Cleridae, или паукообразных Pediculoides, или паразитных ос Braconidae и прекрасно себя чувствовали” ,

але в кінці глави дізнаємося, що оповідачем виявилася личинка шашіля:

“Да и вообще, разве преступление быть личинками древоточца?”

3.5. Архітекстуальність

Роман складається з десяти з половиною глав, які на перший погляд ніяк між собою не пов'язані. Кожну з глав можна читати як єдиний, повноцінний твір, але при цьому кожна з них має зачіпку,  щоб пов'язати усі історії.

Джуліан Барнс в іронічному міфологічному модусі розгортає мотив потоп, реанімує його за Старозавітною історією, вдаючись до деміфологізації, зокрема у першому розділі про “безбілетника”. Більше акцентуючи на образі ковчега як втіленні не рятівного корабля, а “плавучої в’язниці”, автор зазначає, що “головна біда в тому, що звірі проявили наївність, довіряючись Ною і його Богу” . У світлі постмодерністського розмивання меж між добром і злом, розгортається безглуздість “постпотопного договору з Богом” в романі, а також профануються образи Бога та Ноя за посередництвом іронії та гротеску. Відповідно деміфологізується і образ води як один із засобів, яким небесні сили маніпулюють земною історією [13].

Кожна  глава пов'язана з водою, в любих її проявах від матеріальних до символічно ефемерних.

Наприклад, перші дві глави перегукуються між собою у сюжеті. Перед нами постає картина подібного змісту, яка різниться лише поводженням людей та епохами. Ми знаходимося з персонажами “книг” на човні, в першій главі на Ковчезі Ноя, у другій главі — на круїзному лайнері “Санта-Юфімія”;

"Санта-Юфимия"  была  не  новым, но комфортабельным кораблем с вежливым капитаном-итальянцем и командой из ловких  греков.  Публика  в  этих "Турне Афродиты"  подбиралась  заранее известная, пестрая по национальному составу, но однородная по вкусам. Люди того сорта, что  спортивным  играм  на  палубе предпочитают  чтение,  а  музыке  диско в баре -- солнечные ванны. Они всюду ходили  за  лектором,  почти  не  пропускали  дополнительных   экскурсий   и игнорировали  соломенных  осликов  в  магазинах  сувениров.  Они не заводили романов, хотя струнное трио иногда вдохновляло их на старомодные танцы.  Они по  очереди  сиживали  за капитанским столиком, бывали изобретательны, когда затевался  маскарадный  вечер,  и  прилежно  прочитывали  судовую  газету  с маршрутом  сегодняшнего дня, поздравленьями именинникам и обычными новостями с Европейского континента.”

Після розповіді шашіля у першій главі, читач готовий далі здогадуватися, яку ж наступну главу всесвітньої історії можна буде подати з найменш неочікуваної сторони. Але у другій главі оповідач розповідає історію захоплення туристичного лайнера арабськими терористами. І починаєш розуміти, що туристичний лайнер — це той самий Ковчег, і перед нами ще одна репрезентація того ж сюжету. Всі ідейні мотиви повторюються практично дослівно: пасажири піднімаються на борт:

“пассажиры поднимаются по сходне; в основном это были среднего возраста и пожилые пары, несущие на себе явный отпечаток национальности, хотя кое-кто из них, более стандартного вида, ненадолго сохранял лукавую анонимность происхождения. Франклин, рука которого в легком, но несомненном полуобъятии покоилась на плече его спутницы, играл в свою ежегодную игру — угадывал, откуда набрана его аудитория. Американцев узнать было легче всего: мужчины в характерных для Нового Света прогулочных костюмах пастельных тонов, их жены, нимало не смущенные своими колышущимися животами. Англичан — тоже легко: мужчины в старосветских твидовых куртках, надетых поверх желто-коричневых или бежевых рубашек с коротким рукавом, женщины с крепкими коленями, готовые взобраться пешком на любую гору, едва учуяв греческий храм. Были две канадские пары — на их панамах красовался знаменитый кленовый лист; четверка поджарых белоголовых шведов; несколько робких французов и итальянцев, которых Франклин определил, коротко пробормотав «baguette» или «macaroni»; и шестеро японцев, опровергнувших свой стереотип полным отсутствием фотоснаряжения. За вычетом двух-трех семейных групп и случайного англичанина-одиночки эстетского вида все они поднимались на борт покорными парами.

—                Каждой твари по паре, — прокомментировал Франклин.”,

терористи сортують заручників, відділяючи “чистих від нечистих”:

—                “Есть один человек, который говорит, что не может найти свой паспорт. Его фамилия Толбот.

—                Мистер   Толбот,  да.--  Рассеянный  пожилой  англичанин,  который  неоднократно задавал вопросы о религии в древнем мире. Скромный дядька,  без доморощенных теорий, слава Богу.

—                Он сядет вместе с американцами.

—                Но он англичанин. Из Киддерминстера.

—                Если  он  вспомнит,  где  его  паспорт,  будет англичанин и сядет с англичанами.

—                Видно  же,  что  англичанин.--  Араб  остался   равнодушным.--   Но произношение-то у него не американское, правда?

—                Я  с  ним  не  беседовал.  К  тому  же  произношение ведь вообще не доказательство, верно? Вы вот, к примеру, говорите  как  англичанин,  но  по паспорту  вы  не  англичанин.-- Франклин медленно кивнул.-- Так что подождем паспорта.

—                Зачем вы нас разделили?

—                Мы думали, вам понравится сидеть с земляками.”

—                далі, протягом усієї книги, ця основна тема Подорожі так чи інакше з'являється у кожній главі.”

“В  столовой,  куда они наконец попали, их паспорта проверял пятый араб. Трицию отправили в дальний конец, где в одном углу  сидели  англичане,  а  в другом  --  американцы.  Посреди  комнаты  были  французы,  итальянцы,  двое испанцев и канадцы. Ближе всех к двери остались японцы,  шведы  и  Франклин, единственный   ирландец.   Одной   из  последних  привели  супружескую  пару Циммерманов, плотных, хорошо одетых  американцев.  Поначалу  Хьюз  определил мужа  как  торговца  одеждой,  какого-нибудь опытного закройщика, открывшего свое дело; однако после разговора на  Паросе  выяснилось,  что  это  недавно ушедший  на  покой  профессор  философии  со  Среднего  Запада. Минуя столик Франклина по дороге к прочим американцам, Циммерман пробормотал:  "Отделение чистых от нечистых".

“Порядок экзекуции установлен в соответствии со степенью вины западных  стран в  происходящем  на  Ближнем  Востоке.--  Франклин  уже  не смотрел на свою аудиторию. Он понизил  голос,  но  не  мог  позволить  себе перейти  предел слышимости.-- Сначала американцы-сионисты. Потом остальные американцы. Потом англичане. Потом французы, итальянцы и канадцы.”

“На ночь Франклина поместили в одной из офицерских кают, вместе с семьей шведов  и  тремя  японскими  парами.  Как он понял, среди всех пассажиров им угрожала  наименьшая  опасность.  Шведам  --  потому  что  их  нация  всегда соблюдала  нейтралитет;  Франклину и японцам, возможно, потому, что Япония и Ирландия в недавнее время порождали террористов. До  чего  нелепо.  Шестерых японцев,  приехавших  в  Европу  изучать  ее  культуру,  никто не спрашивал, поддерживают ли они различных политических убийц в своей собственной стране; Франклина тоже не пытали насчет ИРА.”,