ІНТЕРТЕКСТУАЛЬНІСТЬ В РОМАНІ ДЖУЛІАНА БАРНСА “ІСТОРІЯ СВІТУ В 10 1/2 РОЗДІЛАХ”

таке саме відділення “чистих” від “нечистих” відбулося у главі “ Корабельна аварія”:

“Теперь подошло время принять самое ужасное решение. Сочли уцелевших; их оказалось двадцать семь. Пятнадцать еще могли прожить несколько дней; остальные, страдающие от глубоких ран и большей частью лежащие в бреду, имели ничтожные шансы на выживание. Однако за тот срок, что отделял их от смерти, они наверняка заметно уменьшили бы ограниченный запас продовольствия. Было подсчитано, что они могут выпить добрых тридцать-сорок бутылок вина. Держать больных на половинном пайке значило лишь убивать их постепенно. И вот после дебатов, тон которым задавало самое беспросветное отчаяние, пятнадцать здоровых людей сошлись на том, что ради общего блага еще способных уцелеть их больные товарищи должны быть сброшены в море. Эту жуткую, но необходимую экзекуцию совершили трое матросов и солдат, чьи сердца были ожесточены постоянным соседством со смертью. Здоровые были отделены от больных, как чистые от нечистых.”

В центрі кожної глави знаходиться один головний герой, в першій главі — це Ной, у другій — Франклін, кожного з них автор яскраво описує, і у діях обох героїв простежуються подібні лінії поведінки:

“Он был крупный человек, этот Ной, — размером с гориллу, хотя тут сходство кончается. Капитан флотилии — посредине Путешествия он произвел себя в Адмиралы — был равно неуклюж и нечистоплотен. Он даже не умел отращивать собственные волосы, разве что вокруг лица, — все остальное ему приходилось укрывать шкурами других животных.”

“... Франклин. Это был высокий плотный человек лет сорока пяти со светло-золотыми  волосами  и  красноватым лицом,   что  завистливые  приписывали  склонности  к  крепким  напиткам,  а доброжелательные -- избытку солнца; такие люди кажутся вам знакомыми,  и  вы как-то  не  задаетесь  вопросом,  симпатичны  они или нет. Его спутница, или ассистентка -- против того, чтобы именоваться  секретаршей,  она  решительно возражала,--  стройная  смуглая  девушка, демонстрировала одежду, специально купленную  для  круиза.”

“Приготовления, скажу честно, шли из рук вон плохо. Ной запоздал с постройкой ковчегов (когда рабочие обнаружили, что для них самих каюты не предусмотрены, это им прыти не прибавило); в результате отбору животных было уделено недостаточное внимание.”

“Но он любил создавать иллюзию  подготовки своих  лекций  заранее,  и  он  спокойно  мог  отказаться  от удовольствия в очередной раз наблюдать отплытие из Венеции.  Она  и  через  год  никуда  не денется,  разве  что  еще  на  сантиметр-другой  уйдет в воду, да розовая ее физиономия еще чуток обшелушится, как у него.”

У романі простежуються ґендерні зв‘язки. Інтертекстуальність твору (Біблія, грецька та скандинавська міфологія, звіти про реальні події) допомагає з‘ясувати природу та значення чоловічих і жіночих образів у романі. Бачення жінки та чоловіка автором має глибоке філософське підґрунтя, у творі присутні бінарні архетипи „чисті” – „нечисті”, „цивілізація” – „природа”, „розум” – „почуття”, „раціональне” – „інтуїтивне”. У романі є архетипи води (символ очищення, переродження); ковчегу; Ноя, який виступає праобразом чоловіка в історії людства; жінки-воїна.

У творі простежуються дві моделі світу – „чоловіча” і „жіноча”. „Чоловіча” модель – раціональна, жорстока і владна; „жіноча” – передбачає повернення до природної мудрості, до збереження та відновлення життя на Землі. Свідомо чи підсвідомо у центрі світу автор ставить жінку. Про це свідчить застосування письменником архетипу сезонності втіленого в образі Кет. Про перевагу жіночого начала в романі каже і використаний Барнсом мотив „Вічного Повернення”, який показує циклічність історії та рух її по спіралі. Циклічність цих процесів напряму пов‘язує жінку в романі  з відродженням планети.

Ось, наприклад, в цьому фрагменті, простежується власне чоловіча модель мислення, коли Франкліну прийшлося вибирати між спасінням людства та своєї супутниці.

“Ему  надо  было выбрать  один  из  двух  равно  отталкивающих  вариантов:  или  бросить свою подругу, сохранив себя незапятнанным, или спасти подругу, объяснив  невинным людям,  что справедливость требует убить их. И спасет ли это Триш? Франклину не гарантировали даже его собственной  безопасности;  возможно,  в  качестве ирландцев  их  обоих лишь переместят в конец списка смертников, но все же не вычеркнут оттуда. С кого они начнут?  С  американцев,  с  англичан?  Если  с американцев,  долго  ли придется ждать англичанам? Четырнадцать, шестнадцать американцев -- он жестокосердно перевел это в семь-восемь  часов.  Если  они начнут  в  четыре,  а правительства будут стоять на своем, с полуночи начнут убивать англичан. А в каком порядке? Мужчин  первыми?  Кто  подвернется?  По алфавиту?  Фамилия  Триш -- Мейтленд. Как раз посередине алфавита. Увидит ли она рассвет?

     Он  представил  себя  стоящим  на  теле  Триции,  чтобы  уберечь свои обожженные  ноги,  и  содрогнулся.  Ему  придется прочесть лекцию. Вот в чем разница между обезьяной и человеком. В конце концов человек всетаки способен на альтруизм.”

І лінія жіноча, у відповідь на цей вчинок, після жорстокого вбивства людей на лайнері, Тріція ніколи більше не розмовляла з Франкліном:

“Очень скоро на палубе загремели выстрелы. С пяти до одиннадцати,  ровно через каждые шестьдесят минут, словно жуткая пародия на бой городских часов, снаружи   раздавался  треск  пулеметов.  Затем  слышались  всплески  --  это выбрасывали в море  очередную  пару.  В  начале  двенадцатого  американскому отряду  специального  назначения  из  двадцати двух человек, преследовавшему "Санта-Юфимию" в течение пятнадцати часов, удалось попасть на борт. В стычке погибли  еще  шесть   пассажиров,   включая   мистера   Толбота,   почетного американского  гражданина из Киддерминстера. Из восьмерых гостей, помогавших кораблю грузиться на Родосе, были убиты  пятеро,  двое  --  после  того  как сдались.

     Ни  главарь, ни его помощник не уцелели, поэтому не нашлось никого, кто подтвердил бы рассказ Франклина Хьюза о заключенной  им  с  арабами сделке. Триция  Мейтленд,  которая,  сама  о  том не ведая, на несколько часов стала ирландкой и которая во время лекции Франклина Хьюза вернула свое кольцо  на прежнее место, никогда больше с ним не разговаривала.

Ось в цьому уривку знову відчуваємо відлуння першої глави роману, коли чинилася розправа над тваринами:

“С пяти до одиннадцати,  ровно через каждые шестьдесят минут, словно жуткая пародия на бой городских часов, снаружи   раздавался  треск  пулеметов.  Затем  слышались  всплески  --  это выбрасывали в море  очередную  пару.  В  начале  двенадцатого  американскому отряду  специального  назначения  из  двадцати двух человек, преследовавшему "Санта-Юфимию" в течение пятнадцати часов, удалось попасть на борт. В стычке погибли  еще  шесть   пассажиров,   включая   мистера   Толбота,   почетного американского  гражданина из Киддерминстера. Из восьмерых гостей, помогавших кораблю грузиться на Родосе, были убиты  пятеро,  двое  --  после  того  как сдались.”

“С  больными  животными,  например,  всегда  поступали   крайне безжалостно.  Санитарного  корабля  нет,  постоянно  напоминали  нам власти; поэтому не должно быть ни болезней,  ни  симуляции.  Такой  подход  едва  ли назовешь  справедливым  или  реалистичным.  Но  мы  прекрасно знали: о своем недомогании надо помалкивать. Только заикнись  о  том,  что  у  тебя  легкая чесотка, и не успеешь высунуть для проверки язык, как очутишься за бортом. А что  потом  случится  с  вашей  лучшей  половиной, догадываетесь? Кому нужны пятьдесят   процентов   от   брачной   пары?   Ной   не   страдал   излишней сентиментальностью  и  не  собирался  уговаривать безутешную вдовицу влачить одинокое существование вплоть до естественного конца.”

“Я  хочу поделиться с вами одной идеей, довольно спорной; но я чувствую, что все-таки должен ее высказать.  Иногда  мы  подозревали  за  всеми  этими убийствами  какую-то  систему.  Очевидно,  уничтожалось больше животных, чем было необходимо для  пропитания,--  гораздо  больше.  И  в  то  же  время  с некоторых  из  них  в  смысле еды почти нечего было взять. Более того, чайки порой сообщали нам, что видели, как за корму летят чуть ли не  целые  тушки. Мы  начали  подозревать, что кое-кто из животных просто-напросто не нравится Ною и его родне.”

В главі “Корабельна аварія” знову маємо уривок, який перегукується з фрагментом з першої глави:

“Когда они обогнули мыс Финистерре и шли на юг, подгоняемые свежим ветром, к фрегату приблизилась стая морских свиней. Люди заполнили полуют и сгрудились у поручней, дивясь способности этих животных кружить около судна, уже набравшего хороший ход в девятьдесять узлов. В то время как они любовались играми морских свиней, поднялся крик. Корабельный юнга выпал в один из передних орудийных портов по левому борту. Был произведен сигнальный выстрел, сброшен спасательный плотик, и судно легло в дрейф. Однако с этими действиями замешкались, и к моменту спуска шестивесельного баркаса место происшествия осталось далеко позади. Не удалось найти даже плотик, тем более юнгу. Ему было только пятнадцать лет, и знавшие его утверждали, что он хороший пловец; они полагали, что он, скорее всего, достиг плотика. Если так, то он, без сомнения, погиб на нем, претерпев жесточайшие муки.”

Як і у першій главі, жертвою обставин став молодий юнак, “гарний зразок” людства:

“Однако гораздо более серьезным несчастьем была потеря Варади. Вы знаете про Хама и Сима и про того, чье имя начинается на И; но о Варади вы даже не слыхали, правда? Это был самый младший и самый сильный из сыновей Ноя, что, разумеется, не прибавляло ему популярности в семье. А еще у него было чувство юмора — по крайней мере, он часто смеялся, а ведь у представителей вашего вида это обычно соответствует умению понимать шутку. Да, Варади был всегда весел. Видели, как он прогуливался по шканцам с попугаями на обоих плечах; он похлопывал четвероногих по крестцу, на что они отвечали одобрительным ворчанием; и ходила молва, будто на его ковчеге царят гораздо менее суровые законы. И вот вам, пожалуйста: как-то поутру мы проснулись и обнаружили, что корабль Варади исчез за горизонтом вместе с одной пятой всего животного мира. Вам, думаю, понравился бы симург с серебристой головкой и павлиньим хвостом; но птица, которая гнездилась на Древе Познания, была так же беззащитна среди морских волн, как и обыкновенная пятнистая полевка. Старшие братья Варади говорили, что он не смог удержать курс; ругали его за панибратство с животными; намекали даже, что Бог покарал его за какую-то давнюю провинность — он якобы совершил нечто дурное, будучи еще восьмидесятипятилетним ребенком. Но чем бы ни объяснялось исчезновение Варади, это была серьезная потеря для вашего вида. Его гены очень вам пригодились бы.”

“Корабельна аварія” перегукується з “Безбілетником” за описом фрегати:

“Экспедиция в Сенегал состояла из четырех судов: фрегата, корвета, флута и брига. Она отправилась с острова Экс 17 июня 1816 года, имея на борту 365 человек.”;

“Думаю, вы уже догадались, что «Ковчег» был больше чем одним кораблем? Это название мы дали целой флотилии (ведь нельзя же рассчитывать втиснуть весь животный мир на единственное судно длиною в каких-нибудь триста локтей). Дождь шел сорок дней и сорок ночей? Да конечно же, нет — это было бы не дольше самого обыкновенного английского лета. По моей прикидке, дождь шел года полтора. А вода стояла на земле сто пятьдесят дней? Подымай выше — лет до четырех. И так далее. Представители вашего вида никогда не умели правильно оценивать сроки. Я приписываю это вашей непонятной одержимости числами, кратными семи.

Вначале Ковчег состоял из восьми судов: галеона Ноя, который тащил на буксире судно с припасами, четырех кораблей поменьше — их капитанами были Ноевы сыновья — и шедшего на безопасном расстоянии (поскольку члены этой семьи очень боялись заразы) санитарного корабля.”;

«Здесь они отметили развращенность местных жителей: женщины Санта-Круса стояли у своих дверей и заманивали французов внутрь, уверенные, что ревность их мужей будет излечена монахами Инквизиции, кои неодобрительно отзывались об одержимости брачными узами как об ослеплении, насылаемом Сатаной. Вдумчивые путешественники приписали сии нравы влиянию южного солнца, чья сила, как известно, сокрушает и физические, и моральные препоны.»

«Восьмое судно, сопровождавшее нас недолго, имело загадочное назначение; этот небольшой ходкий шлюп, вся корма которого была изукрашена филигранной резьбой по сандаловому дереву, угодливо держался поближе к ковчегу Хама. Очутившись с его подветренной стороны, вы могли уловить странные, дразнящие ароматы; по ночам, когда утихала буря, оттуда временами доносились разухабистая музыка и визгливый смех — звуки для нас неожиданные, поскольку мы полагали, что все жены всех сыновей Ноя сидят в тепле и уюте на своих собственных кораблях. Однако это надушенное, развеселое суденышко оказалось непрочным: его утопил внезапный шквал, и Хам несколько недель после этого ходил задумчивый.»

У главі “Безбілетник” говориться про некомпетентність Ноя у відборі тварин та підготовці човна, тоді, коли у главі “Корабельна аварія” - про некомпетентність командного складу, через який судно зазнало аварії:

“Итак, нам дали приказ; но правду, обратите внимание, от нас утаили. Вы что же, воображаете, что поблизости от Ноева дворца (о да, он был не из бедных, этот Ной!) обитали подходящие представители всей земной фауны? Ну-ну. Нет — им пришлось кинуть клич, а потом выбирать лучших. Поскольку они не хотели вызывать всеобщую панику, было объявлено соревнование парочек — нечто вроде конкурса красоты плюс проверки на сообразительность при наличии трогательного союза сердец,— а претенденты в назначенный месяц должны были собраться у Ноевых ворот. Представляете, сколько возникло проблем? Для начала, не все любили соревнования, так что удача, возможно, ожидала самых нахрапистых. Звери, у которых не хватало смекалки на то, чтобы читать между строк, решили, что им просто ни к чему выигрывать право на роскошный круиз для двоих, все расходы оплачены, благодарим за участие. Не учли Ной с семейкой и того, что животные некоторых видов тогда находились в спячке; не говоря уж об очевидном обстоятельстве, что одни звери передвигаются медленнее других. Существовали, к примеру, такие особенно неторопливые ленивцы — чудные создания, клянусь вам,— которые еще не успели спуститься к подножию дерева, как уже были сметены гигантской волной Божьего гнева. Как это, по-вашему, называется — естественный отбор? Я бы назвал это профессиональной некомпетентностью.”

“С Тенерифе отправились на юго-юго-запад. Вследствие свежих ветров и некомпетентности командного состава флотилия распалась.”

“Плот буксировали четыре лодки, развернутые в ряд; флотилию возглавлял полубаркас, который делал промеры. Когда лодки разошлись по местам, на плоту закричали: «Vive le roi!»— и подняли маленький белый флаг на конце мушкета. Но именно в этот момент величайших для всех людей на плоту надежд и ожиданий к обычным морским ветрам присоединилось дуновение эгоизма. Один за другим, в силу своекорыстия, некомпетентности, несчастного стечения обстоятельств или кажущейся необходимости, буксирные концы были отданы. Не отойдя от фрегата и на две мили, плот лишился помощи.”