Проблемы нравственности в обществе первой половины XIX века

Некоторые считали вальс настолько интимным танцем, что клялись, не позволять своей будущей жене танцевать его ни с кем, кроме себя. Вальс создавал для нежных объяснений особенно удобную обстановку: близость танцующих способствовала интимности, а соприкосновение рук позволяло передавать записки.

Во дни веселий и желаний

Я был от балов без ума:

Верней нет места для признаний

И для вручения письма.

(из « Евгения Онегина», глава 1, XXIX)

Однако не вальс знаменовал кульминацию бала. С замиранием сердца, девушки ждали мазурки.

Вошел. Полна народу зала;

Музыка уж греметь устала;

Толпа мазуркой занята;

Кругом и шум и теснота;

Бренчат кавалергарда шпоры;

Летают ножки милых дам;

По их пленительным следам

Летают пламенные взоры,

И ревом скрыпок заглушен

Ревнивый шепот модных жен.

(из «Евгения Онегина»  глава 1,XXVIII)

Мазурка танцевалась с многочисленными причудливыми фигурами и мужским соло, составляющим кульминацию танца. И солист, и распорядитель мазурки должны проявить изобретательность и способность импровизировать. По словам современников, «это был живой, молодежный  танец для кавалера и очаровательной грациозной дамы». Мазурку «танцуют в Санкт-Петербурге с невиданным совершенством и элегантностью», - писал Теофиль Готье. Во времена Пушкина именно в мазурке во всем блеске проявлялось мастерство бального танцора.

Император Николай Павлович особенно любил мазурку. Для исполнения этого танца в России он пригласил из Варшавы нескольких лучших танцоров, в том числе Ф.И. Кшесинского.

 «Мазурочная болтовня»  требовала поверхностных, неглубоких  тем, но также занимательности  и остроты разговора, способности  к быстрому, эпиграмматическому  ответу. Бальный разговор был  далек от той игры интеллектуальных  сил, «увлекательного разговора  высшей образованности», который  культивировался в литературных  салонах Парижа и на отсутствие  которого жаловался сам А.С. Пушкин. Тем не менее, он имел свою  прелесть - оживленность свободы  и непринужденность беседы между  мужчиной и женщиной, которые  оказывались  одновременно  и  в центре шумного празднества, и в невозможной в других обстоятельствах близости. «Цель влюбленных, телеграф толков и пересудов, мазурка - это два часа, высчитанные судьбою своим избранным в задаток счастья всей жизни». Однако существовало отличие между столицей и провинцией. Оно выражалось в противопоставлении «изысканного» и «бравурного» исполнения мазурки:

Мазурка раздалась. Бывало,

Когда гремел мазурки гром.

В огромной зале все дрожало,

Паркет трещал под каблуком,

Тряслися, дребезжали рамы;

Теперь не то: и мы, как дамы,

Скользим по лаковым доскам,

Но в городах, по деревням

Еще мазурка  сохранила

Первоначальные красы:

Припрыжки, каблуки, усы

Все те же: их не изменила

Лихая мода, наш тиран,

Недуг новейших россиян.

( из « Евгения Онегина»  гл.5, XLII)

В обязанности кавалера входило до начала танца заручиться визави, при этом в его роли если и был родственник дамы, то только с её на то согласия. Желая пригласить даму на танец, кавалер подходил к ней, кланялся и произносил учтивую фразу, наподобие: «Позвольте мне иметь честь пригласить вас на польку (мазурку, вальс и т.п.)» или «Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня танцевать с вами вальс (галоп, кадриль и т.п.)». Дама, принимая приглашение, отвечала реверансом. Кавалер подавал даме свою правую руку, дама подавала кавалеру левую руку, и пара отправлялась участвовать в танце.

Не принять приглашения танцевать было возможно по причине усталости или же если танец был обещан другому кавалеру. Отказаться, сославшись на усталость, и тут же соглашаться танцевать с другим, считалось крайней невоспитанностью. Если на балу присутствовал император, то его приглашение принималось всегда, независимо от того, давала ли дама согласие на танец кому-то другому. Получив отказ от одной дамы, обращаться с приглашением к её соседке в то время считалось оскорбительным для дамы.

Во время танца кавалер развлекал даму лёгким светским разговором, дама же отвечала скромно и не смела, смотреть в глаза танцору слишком часто. В обязанности кавалера также входило предотвращать столкновения с другими парами и не допускать падения своей дамы – если такое происходило, кавалер помогал даме подняться, провожал её до места, приносил свои извинения и спрашивал, не нуждается ли она в какой-либо помощи.

В 30-е годы XIX века дама могла танцевать с любым кавалером – считалось, что факт его присутствия на балу уже является гарантией благонадёжности и даме «нет надобности опасаться» за свою репутацию.

На протяжении XIX столетия изменялось количество танцев, которые кавалер мог танцевать с одной дамой на протяжении бала – для представителей 1830-х годов это число равнялось одному. Более трёх танцев могли танцевать только жених и невеста. Если кавалер настаивал на большем, чем положено, количестве танцев – дама отказывала, не желая себя компрометировать. На частном балу полагалось, чтобы хозяин дома и его сыновья протанцевали как минимум по одному разу со всеми приглашёнными дамами.

По окончании танца кавалер осведомлялся у дамы, куда отвести её: в буфет или же к месту, откуда он её взял. Обменявшись взаимными поклонами, кавалер либо удалялся, либо мог остаться рядом с дамой и некоторое время продолжать разговор.

В первой половине XIX века дама могла подходить к буфету только в сопровождении своей попечительницы и кавалера, либо кавалер приносил даме из буфета то, что она пожелает.

Завершает бал котильон. Это танец - игра, самый непринужденный и шаловливый. Он  сопровождался беготней по всем комнатам - даже в девичью и спальни. « И бесконечный котильон ее томил, как сладкий сон». В «Правилах светской жизни и этикета. Хороший тон. Сборник советов и наставлений» этот танец описывается так: «Там делают крест и круг и сажают даму, с торжеством подводя к ней кавалеров, дабы избрала, с кем хочет танцевать, а в других местах и на колена становятся перед нею; но чтобы отблагодарить себя взаимно, садятся мужчины, дабы избрать себе дам, какая понравится…Затем следуют фигуры с шутками, подавание карт, узелков, сделанных из платков, обманывание или отскакивание в танце одного от другого, перепрыгивание через  платок высоко…».

В XIX в. бальный этикет усложнился, а танцы, наоборот, сделались проще, так что танцевать мог даже почти не учившийся им человек. Танцевали мазурку, вальс, польку, а из старинных танцев - полонез и французскую кадриль (контрданс). Мода на танцы вообще возникала и проходила очень быстро: в разные годы входили в употребление лансье, краковяк, шакон, падекатр, миньон и другие танцы, быстро потом забывавшиеся. Большинство танцев XIX в. были быстрыми или очень быстрыми, что не в последнюю очередь объяснялось переменами, происшедшими в женском костюме: отказом от жесткого давящего корсета и тяжелого каркаса для юбок (фижм). В корсетах XIX в., снабженных эластичными прокладками, легче было дышать, а легкие ткани бальных платьев позволяли делать любые быстрые движения.

Гости могли уезжать когда им угодно, не акцентируя внимания на своём уходе – но в течение последующих нескольких дней приглашённый наносил хозяевам благодарственный визит.

Бальный этикет включает в себя не только бальные костюмы, культуру поведения на балу, правильное исполнение танцев, но также и оформление бальных помещений (залов, курительной, буфета, игровой комнаты). Наиболее модными в этом плане являлись великосветские балы.

Проведение балов было очень дорогим удовольствием:

Служив отлично - благородно,

Долгами жил его отец,

Давал три бала ежегодно

И промотался наконец.

(из «Евгения Онегина  глава 1,III)

  Хозяева домов, где эти балы устраивались, наперебой старались превзойти друг друга и удивить гостей разными затеями, изысканным ужином и роскошью бального убранства. В залах горели тысячи свечей, что тогда являлось главным признаком большого праздника: свечи были дороги, и в повседневной жизни комнаты освещались очень скупо. Лестницы были устланы дорогими коврами, всюду теснились тропические растения в кадках; душистая вода струилась из специально устроенных фонтанов; распространяли ароматный дымок курильницы. К ужину подавали редкие тогда в России ананасы, экзотические в зимнее время персики, виноград, свежую клубнику, огромных рыб, необыкновенные блюда, дорогие вина со всего света и т.п.

Усеян плошками кругом,

Блестит великолепный дом;

По цельным окнам тени ходят,

Мелькают профили голов

И дам и модных чудаков.

(из «Евгения Онегина  глава 1,XXVII)

 

 

 

2.3. Бальные наряды.

 

Дамы, как полагалось, были в платьях в стиле ампир, бидермайер и романтизм. К каждому балу шилось новое платье, либо обновлялось что-то из уже имеющегося в гардеробе. Платья дам всегда были открытыми, дополнялись бутоном живых или искусственных цветов. Для девиц рекомендовались платья светлых тонов, незамысловатая причёска, простые украшения. Замужние дамы имели более богатый выбор в расцветке, фасоне платьев и ношении ювелирных изделий. Бальная обувь представляла собой мягкие туфли, чаще без каблука.

Использование косметики сводилось к минимуму, не возбранялось пользоваться лишь пудрой. Русские дамы, увлеченные героинями  романтических произведений, любовными томлениями и переживаниями, стремились подражать им. Женщина бледная и печальная – «знак глубины сердечных чувств». Героиня драмы М. Ю. Лермонтова « Маскарад» Нина так и говорит:

Но в Петербурге кто не бледен право?

Одна лишь старая княжна,

И то – румяны!

А использование румян считалось делом провинциалок.

Белые дамские перчатки должны были быть обязательно выше локтя, так как соприкасаться с кавалером во время танца голыми руками считалось movetone.  Перчатки были шёлковыми или лайковыми. Помимо основного предназначения быть частью одежды, перчатки стали элементом этикета, средством флирта, способом вызова на дуэль. Перчаткой пользовались, как и веером, для общения с партнером.

Важной составляющей дамского бального костюма являлся веер, служивший не только для создания свежего дуновения, но и в качестве языка общения, на сегодняшний день почти утраченного. На веерах записывались не только имена кавалеров – партнеров по танцам, но  и любовные послания.

Дама, отправляясь на бал, брала с собой бальную книжечку – карнэ или агенд – куда, напротив списка танцев, вписывала имена кавалеров, желающих танцевать с ней тот или иной танец. Бальные книжечки прикреплялись к поясу платья и служили подспорьем для памяти.

Для кавалеров существовали свои каноны бального костюма: фрак, сюртук, белый жилет, белый галстук. Фраки были разных цветов, лишь к концу 30-х годов утвердилась мода на чёрный цвет.

Быть можно дельным человеком

И думать о красе ногтей:

К чему бесплодно спорить с веком?

Обычай деспот меж людей.

Второй Чадаев, мой Евгений,

Боясь ревнивых осуждений,

В своей одежде был педант

И то, что мы назвали франт.

Он три часа по крайней мере

Пред зеркалами проводил

И из уборной выходил

Подобный ветреной Венере,

Когда, надев мужской наряд,

Богиня едет в маскарад.

( из « Евгения Онегина», глава 1,XXV)

Военные являлись в соответствующем их полкам торжественном обмундировании, и все в бальных башмаках, лишь уланам дозволялось бывать в сапогах. Наличие шпор не одобрялось, но некоторые нарушали это правило ради щегольства.

В последнем вкусе туалетном

Заняв ваш любопытный взгляд,

Я мог бы пред ученым светом

Здесь описать его наряд;

Конечно б, это было смело,

Описывать мое же дело:

Но панталоны, фрак, жилет,

Всех этих слов на русском нет…

(из «Евгения Онегина  глава 1,XXVI)

Важнейшим атрибутом было наличие безукоризненно чистых и белоснежных перчаток. Кавалеры в штатском носили лайковые, а военные – замшевые перчатки. Перчатки никогда не снимались, даже если они лопнули – в этом случае рекомендовалось иметь с собой запасную пару.

 

 

 

3. Образ жизни столичного дворянина первой половины XIX века.

 

В жизни русского столичного дворянина начала XIX века время разделялось на две половины: пребывание дома было посвящено семейным и хозяйственным заботам - здесь дворянин выступал как частное  лицо; другую половину занимала служба – военная или штатская, в которой дворянин выступал как верноподданный, служа  государю и государству, как представитель дворянства перед лицом других сословий. Противопоставление этих двух форм поведения снималось в завершающем день « собрании» на балу или званом вечере. Как отмечал большой знаток русской истории Ю.М. Лотман: «Здесь реализовывалась  общественная жизнь дворянина: он не был ни частное лицо в частном быту, ни служивый человек  на государственной службе - он был дворянин в дворянском собрании, человек своего сословия среди своих».