Развитие русской литературы X-XVII веков. Эпохи и стили

Однако если об эпохе Возрождения  в полной мере на Руси говорить невозможно, то о Предвозрождении упомянуть  можно и – в контексте построения теоретической истории древнерусской литературы – даже нужно. Именно этому и посвящена вторая глава исследования Д.С. Лихачева.

Предвозрождение – предшествующее Возрождению явление культуры, характеризующееся  повышением интереса к человеку и  его эмоциональным переживаниям, но в рамках религии. Формирующая стиль особенность Предвозрожения – появление повышенной эмоциональности в культуре, иррационализм, экспрессивность, мистический индивидуализм, динамизм.

На Руси эпоха Предвозрождения  началась примерно в одно время с национальным подъемом после Куликовской битвы. Кроме того, ему способствовало восстановление связей с Византией и южнославянскими странами. Об этих связях и пойдет речь в следующем разделе.

 

Общение с Византией

 

Русская литература конца XIV - начала XV века была довольно восприимчива к явлениям предвозрожденческого характера. В первую очередь они пришли на Русь тем же путем, что и «монументальный историзм» в X-XIII веках: из Византии и Болгарии.

В четырнадцатом веке в Византии развивается движение Предвозрождения, связанное с повышением интереса к античности, воспринимавшейся как свое национальное прошлое. В это же время усиливаются культурные связи Византии и Новгорода. Новгородские путешественники в трех произведениях («Странник», «Сказание о Царьграде» и «Беседа о святынях Царьграда»). Имеет значение то, что эти произведения посвящены не сколько церковным сооружениям, сколько памятникам искусства вообще. Новгородцы интересовались и тем, что свидетельствовало о связях Византии с Русской землей в предшествующие века.

Д.С. Лихачев отмечает факт не только путешствий, но и переселений, причем в обе стороны: во второй половине XIV века на Афоне и в Константинополе существовали целые колонии русских, занимавшихся переводами, копированием книг и т.д. Вместе с этим греки, сербы и болгары переселялись в Новгород, Москву и другие русские города, отчасти по причине вторжения на Балканский полуостров турок.

Описанные выше явления, безусловно, способствовали проникновению  на Русь культуры Предвозрождения, которую, как мы уже отметили выше, она способна была воспринять. Усиление соприкосновения с Византией и южнославянскими странами создало большое умственное возбуждение: пропагандируются новые идеи, создаются новые стили, обновляется состав библиотек.

 

Новое литературное движение

 

Итак, второе южнославянское влияние имело место быть. Но в  чем конкретно оно выражалось, чем было наполнено, какие новые  идеи привнесло?

Для ответа на эти вопросы  исследователь предлагает нам обратится  к философскому смыслу проникавшей на Русь книжной реформы патриарха Евфтимия Тырновского. К сожалению, мы имеем всего один источник, по которому можем судить о реформе – сочинение ученика ученика патриарха Константина Костенческого.

В своем сочинении (Д.С. Лихачев никак не называет его) Константин исходит из убеждения, что каждая особенность графики, написания и произношения слова имеет свой смысл. Искажение написания, графики или произношения, по мнению философа, ведет к ересям. Константин требует от переписчиков точной передачи текста, правильной орфографии и призывает «казнь божию» на тех, кто делает описки в рукописях.

Такие требования философа Лихачев объясняет его недоверием к человеческому разуму. С точки  зрения Константина, лишь священное  писание способно раскрывать истину, потому оно должно передаваться с максимальной точностью. Стоит отметить, что философ требует точности только в отношении «церковных» языков, которые, по понятиям Средневековья, должны быть возвышенными и не смешиваться с обыденным языком. Константин называет письмена «божественными», предназначенными для написания божественных истин.

Истоки взглядов Константина  Костенческого Д.С. Лихачев видит в исихазме. Исихасты видели в слове сущность обозначаемого им явления, к примеру, в имени божьем – самого Бога и т.д. Отсюда требования Константина не кажутся удивительными.

Исследователь наконец  дает характеристику новому стилю –  через воззрения Костенческого: их «аристократизм» Лихачев сравнивает со всем новым стилем литературы XVI века: это письменность для избранных, литература для искушенных в чтении божественного писания. Это «высокий» стиль.

Именно он и проник в Россию в указанный период.

 

 

Отражение предвозрожденческих  черт в исихазме.

 

На первый взгляд связь  исихазма – аскетического движения в православии – и Предвозрождения кажется неочевидной. Однако, в исихазме проявляется интерес к психологии человека, к его переживаниям, возможностям индивидуального общения с Богом – те же по своему вектору явления присутствовали и в Предвозрождении.

Основатель исихазма Григорий Палама придавал большое значение человеку, ставя его в центр Вселенной и выше ангелов. Красноречиво говорит и гуманизме исихастов и другая мысль Паламы: мир есть литературное сочинение, где Бог создал человека последним. Значит, человек, будучи заключением, есть самое важное из созданного Богом.

Примером влияния исихазма на культуру может служить икона  Андрея Рублева «Троица», где главной  темой является безмолвная беседа Святой Троицы, причем безмолвие в исихазме выступает как обращение к  внутреннему миру человека.

Примером влияния исихазма на древнерусскую литературу служит явления «абстрактного психологизма». В частности, он проявлялся в сочинениях Епифания Премудрого. Однако свойственная Предвозрождению эмоциональность, которая, казалось бы, должна была вести к конкретизации описываемого, в «абстрактном психологизме» подменялась «знаками эмоций», их обозначением, но не развернутым описанием.

 

Единство предвозрожденческого движения у православного юго-востока  Европы

 

В этом коротком разделе  Д.С. Лихачев указывает на факт общности предвозрожденческого движения для православных стран юго-восточной Европы. В том числе это касается и обратного русского влияния на южнославянские страны. Туда в русских переводах и обработках перешли многие византийские произведения, кроме того, в южнославняской письменности отразились и некоторые русские – «Повесть о взятии Царьграда латинянами», «Русский хронограф» и другие. Однако в области искусства влияние отмечено не было.

Из обозначенного выше Д.С. Лихачев делает вывод о существовании общего культурного движения.

 

Обращение к  «своей античности».

 

Осознанное обращение  к какой-либо эпохе так или  иначе является индикатором появления  исторического сознания, понимания  динамичности и изменчивости мира в его историческом развитии. Это явление противоположно средневековым представлениям о мире как о статичной, неизменной структуре.  Именно такое историческое создание является существенной чертой сначала Предвозрождения, а позже – в гораздо большей степени – и Возрождения.

Зародыши нового исторического  сознания возникли и в русском  Предвозрождении. Однако, как справедливо  отмечает Д.С. Лихачев, они подкреплялись  и развитием борьбы против татаро-монгольского ига.

Соответственно с появлением исторического сознания усиливается и интерес к эпохе национальной независимости. Она фигурирует у Д.С. Лихачева под названием «своей античности». В контексте исследования это обозначение приемлемо и удобно.

Примером писателя, обращавшегося  к «своей античности», является тот  же Епифаний Премудрый – в его сочинениях исследователь видит систему использования христианских символов и искусство построения речи, схожее с теми же приемами в «Слове о законе и благодати» Иллариона. Другим не менее ярким примером является творчество Андрея Рублева, в своих работах обращавшегося к традициям владимиро-суздальской живописи XII века.

В этом же ряду стоит и  «Задонщина», созданная в подражание «Слову о полку Игореве».

Но «своя античность»  как домонгольский период развития культуры Руси не могла заменить собой настоящую античность – высокоразвитую культуру Греции и Рима с ее обращением к личности. Однако здесь автор вовсе не принижает русскую культуру – он обоснованно утверждает то, что идейное содержание домонгольской культуры Руси было в целом однородно русской культуре XIV-XV веков. В этом кроется еще одна причина того, что Возрождение не имело места в русской культуре: секуляризации духовной жизни могло способствовать обращение к культуре другой религии, а русские писатели Предвозрождения обращались к тому же христианству.

 

Общеевропейские аналоги восточнославянскому Предвозрождению

 

Действуя в рамках формационного подхода (слабую критику  применения к культуре которого автор  реферата предпринял в начале реферата), Д.С. Лихачев вполне обоснованно  останавливается на сравнении русского Предвозрождеия и различных протореннесансных явлений в европейской культуре, задавая вопрос: чему соответствует и с чем типологически может быть сопоставлено русское Предвозрождение?

В этом разделе исследователь полемизирует с В.Н. Лазаревым, однако не о соответствии русского Предвозрождения явлениям Протореннесанса, а о самой сути Предвозрождения. Оппонент Д.С. Лихачева связывает Предвозрождение с появлением раннекапиталистических отношений, стремлением к конкретному трехмерному пространству, реализмом в живописи и т.д. – словом, со явлениями уже Возрождения, но выраженных более слабо. Д.С. Лихачев же считает Предвозрождение не первой ступенью Возрождения, а особой эпохой, лишь подготавливавшей его приход.

Единственное культурное явление, с которым автор сравнивает (по его мнению, с остальными протореннесансными явлениями европейской культуры – Оттоновским, Каролингским, Итальянским протореннесаном XIII века этого делать нельзя) русское Предвозрождение – готика. И то Д.С. Лихачев называет готику лишь отдаленным аналогом, т.к. в истоках обоих культурных явлений лежат религиозные течения, связанные с мистическим самоуглублением, стремлением к уединенной молитве, вниманием к слову и др. У русского и византийского Предвозрождения это был исихазм, у готики – идеология нищенствующих монашеских орденов (сервиты, гумилиаты, доминиканцы, бенедектинцы и пр.)

Завершая раздел, автор  говорит о том, что полного  и единственного аналога (за исключением готики, и то отдаленно) русскому Предвозрождению не существовало.

 

Конец русского Предвозрождения

 

Отсутствие перехода Предвозрождения в Возрождение, по мнению Д.С. Лихачева, имело следующие  причины:

1. победа официальной церкви в борьбе с ересями
2. утрата независимости Новгородом и Псковом – основными центрами русского Предвозрождения
3. оттягивание всех духовных сил на построение централизованного государства
4. ослабление связей с Византией по причине принятия последней Флорентийской унии, а позже и исчезновения

Все перечисленные причины  не вызывают каких-либо сомнений. Итак, не находя прежних источников сил (Новгород, Псков, связь с Византией), Предвозрождение  стало формализовываться и породил  пышные официальные стили, которые  будут рассмотрены в следующей главе.

Постоянное возвращение  к опыту домонгольской Руси (вкупе  с построением централизованного  государства и возникновением необходимой  для этого идеологии) вскоре приобрело  черты особого консерватизма. Как  считает Д.С. Лихачев, его роль была отрицательной, причем в развитии не только русской литературы, но и всей русской культуры XVI-XVII веков.

 

Глава 3. Литература периода «второго монументализма»

 

Реннесансные  черты публицистической мысли

 

Одной из причин неудачи  Возрождения на Руси Д.С. Лихачев называет гибель еретических движений. Однако он подчеркивает не религиозное, а культурное значение ересей: по его мнению, это были скорее не ереси, а гуманистические движения вольнодумцев, распространявшиеся в основном в городах. Вольнодумцы больше тянулись к светским знаниям, занимаясь, к примеру, астрологией и логикой. Вводя в круг образованности новые сочинения, они создавали новый круг интересов.

Таким образом, победа официальной  церкви тяжело отозвалась на судьбе возрожденческих  движений вообще.

Элементы Возрождения прослеживаются и в публицистике, где проявляется вера в разум, силу слова, стремление к преобразованию общества на разумных началах и т.д. В качестве примера автор приводит сочинения Ивана Пересветова, выдвигавшего принцип равенства всех перед лицом государя и выступавшего против неравенства по рождению, Федора Карпова, писавшего об обетованной стране, где всё и все существуют на началах разума. Наконец, ярчайшим примером проявления возрожденческих черт в публицистике служат сочинения Ивана Курбского. В своей «Истории о великом князе московском» он не просто излагает исторические факты правления Ивана Грозного, но и пытается понять их причины.

Подводя итог, исследователь  говорит о самом важном явлении  в публицистике того времени –  теперь (конечно, не везде) аргументация авторов строится на отсылках к «законам природы», на логике и вере в разум.

Даже Иван Грозный  в полемике со своими идейными противниками заботится об идеологическом обосновании  своей политики.

 

Развитие вымысла

 

Вымысел не был характерен для древнерусской литературы,

предшествовавшей рассматриваемому в этой главе периоду. Даже если он и попадал в литературу через переводы, то воспринимался либо как факт, имевший место быть, либо как притча из Евангелия.

В XVI веке ситуация меняется: построение способствующей укреплению централизованного государства идеологии требовало исторических примеров для подражания. Соответственно, вымысел появляется прежде всего в исторической литературе – авторы «Степенной книги» допускали его вполне сознательно, однако с пониманием роли вымысла как «лжи во спасение».